Вацетис — Главком Республики - Николай Черушев

Анализируя сложившуюся обстановку, Троцкий пришел к выводу, что в состоявшемся конфликте есть вина и Реввоенсовета Республики (а значит, и Главкома Вацетиса). Еще находясь в пути в Козлов, он телеграфировал туда, требуя впредь все решения и постановления оформлять более грамотно с юридической точки зрения. Особенно нужно соблюдать это требование тогда, когда в деле участвует коварный Сталин. Троцкий в этом плане высказался предельно четко: «Конфликт на Южном фронте запутан в значительной мере тем, что результаты переговоров со Сталиным не были закреплены на бумаге в виде формального постановления».

В разрешении возникшего конфликта активное участие принимал председатель ВЦИК Я.М. Свердлов. Как бы продолжая ранее начатый между ними разговор, Троцкий телеграфирует Свердлову 4 октября:

1. Разумеется, необходимо осторожное отношение к царицынцам. Но вы упускаете из виду суть конфликта. Сталин и Минин установили коллективное командование, что нами категорически отвергается и что, независимо от личности командующего, ведет к раздроблению командования и анархии. Здесь центр вопроса.

2. Прошу не забывать Южного фронта и в дальнейшем направлять в мое распоряжение серьезных партийных работников».

Троцкий и Вацетис были поставлены перед фактом, что в начале октября 1918 г. на Южном фронте фактически существовало два РВС: в Царицыне (Сталин, Ворошилов, Минин) и в Козлове (Мехоношин, Сытин, П.Е. Лазимир (с 9 октября). Председатель РВСР, прибыв в штаб Южного фронта (в Козлов), стал более глубоко разбираться в сути конфликта. Беседуя с каждым из его участников, Троцкий пытался добиться компромисса и соглашения между конфликтующими. Но все было тщетно. О чем Троцкий 4 октября телеграфировал В.И. Ленину:

«Категорически настаиваю на отозвании Сталина. На царицынском фронте неблагополучно, несмотря на избыток сил. Ворошилов может командовать полком, но не армией в пятьдесят тысяч солдат. Тем не менее я оставлю его командующим десятой Царицынской армией на условии подчинения… Сытину До сего дня царицынцы не посылают в Козлов даже оперативных донесений. Я обязал их дважды в день представлять оперативные и разведывательные сводки. Если завтра это не будет выполнено, я отдам под суд Ворошилова и Минина и объявлю об этом в приказе по армии. Поскольку Сталин и Минин остаются в Царицыне, они, согласно конституции Реввоенсовета, пользуются правами только членов Реввоенсовета десятой. Для наступления остается очень короткий срок…Без координации действий с Царицыном серьезные действия невозможны. Для дипломатических переговоров времени нет. Царицын должен либо подчиниться, либо убраться. У нас колоссальное превосходство сил, но полная анархия на верхах. С этим можно совладать в 24 часа при условии вашей твердой и решительной поддержки. Во всяком случае, это единственный путь, который я вижу для себя»{140}.

Чтобы всей мощью обрушиться на царицынских «смутьянов» и сломить их сопротивление, Троцкий себе в помощь вызвал Главкома Вацетиса. Об этом говорится в телеграмме Льва Давидовича, направленной 5 октября Я.М. Свердлову

«Вчера по прямому проводу возложил ответственность на Ворошилова, как командующего, за царицынскую армию. Минин — член Реввоенсовета 10 царицынской армии. О Сталине вопроса не ставил. Предоставляю урегулировать дело партийной инстанции. Минин пытался упорствовать в том направлении, что царицынский Реввоенсовет есть Реввоенсовет Южного фронта. Я приказал ему подчиниться решению. Чем больше знакомлюсь с положением дел и взаимоотношений, тем яснее для меня недопустимая политика Царицына.

В Козловский совет (Реввоенсовет фронта. — Н.Ч.) включены Шляпников, Мехоношин и Лазимир, что придает совету достаточную авторитетность. Здесь вся беда в командной анархии. Надеюсь устранить ее. Царицынцам предоставляется полная возможность в нынешнем составе ликвидировать допущенный ими прорыв. Выеду туда после прибытия сюда Вацетиса, то есть через 2–3 дня и только на месте предприму необходимые изменения, считаясь с обстоятельствами»{141}.

Поездка Л.Д. Троцкого в Царицын состоялась. Состоялась и его личная встреча со Сталиным и Ворошиловым. О своих впечатлениях от этой встречи Сталин, Минин и Ворошилов 5 октября сообщали Я.М. Свердлову: «Разговор с Троцким был очень краток, намеренно оскорбителен, по логическому содержанию непонятен, разговор оборван Троцким, После чего Сытин и Мехоношин начали передавать без шифра секретный приказ и только после протеста передали шифром остальное. Безусловно признавая необходимым централизацию и соподчиненность, мы теперь, после сказанного Троцким и после всей путаницы в приказах, окончательно недоумеваем, ибо даже при желании с нашей стороны становится невозможным и неосуществимым какое бы то ни было подчинение, а потому все вопросы приходится отложить до приезда Сталина в Москву, между тем задержка снабжения гибельно отражается на фронте…»{142}.

А вот что обо всем этом пишет Л.Д. Троцкий в книге «Моя жизнь»: «Сталин несколько месяцев провел в Царицыне. Свою закулисную борьбу против меня, уже тогда составлявшую существеннейшую часть его деятельности, он сочетал с доморощенной оппозицией Ворошилова и его ближайших сподвижников. Сталин держал себя, однако, так, чтобы в любой момент можно было отскочить назад.

…Ленин с тревогой следил за развитием этого конфликта. Он лучше меня знал Сталина и подозревал, очевидно, что упорство царицынцев объясняется закулисным режиссерством Сталина. Положение стало невозможным. Я решил в Царицыне навести порядок. После нового столкновения командования (фронта) с Царицыном я настоял на отозвании Сталина. Это было сделано через посредство Свердлова, который сам отправился за Сталиным в экстренном поезде. Ленин хотел свести конфликт к минимуму и был, конечно, прав. Я же вообще не думал о Сталине… Я думал о царицынской армии. Мне нужен был надежный левый фланг Южного фронта. Я ехал в Царицын, чтобы добиться этого какой угодно ценою. Со Свердловым мы встретились в пути. Он осторожно спрашивал меня о моих намерениях, потом предложил мне поговорить со Сталиным, который, как оказалось, возвращался в его вагоне. «Неужели вы хотите всех их выгнать? — подчеркнуто смиренным голосом спрашивал меня Сталин. — Они хорошие ребята». «Эти хорошие ребята погубят революцию, которая не может ждать, доколе они выйдут из ребяческого возраста. Я хочу одного: включить Царицын в Советскую Россию».

Через несколько часов я увидел Ворошилова. В штабе царила тревога. Пущен был слух, что Троцкий едет с большой метлой, а с ним два десятка царских генералов для замещения партизанских начальников, в которые, к слову сказать, к моему приезду все спешно переименовались в полковых, бригадных и дивизионных командиров. Я поставил Ворошилову вопрос: как он относится к приказам фронта и главного командования? Он открыл мне свою душу: Царицын считает нужным выполнять только те приказы, которые он признает правильными. Это было слишком. Я заявил, что, если он не обяжется точно и безусловно выполнять приказы и оперативные задания, я его немедленно отправлю под конвоем в Москву для предания трибуналу. Я никого не сместил, добившись формального обязательства подчинения. Большинство коммунистов царицынской армии поддержало меня за совесть, а не за страх. Я посетил все части и обласкал партизан, среди которых было немало превосходных солдат, нуждающихся только в правильном руководстве. С этим я вернулся в Москву. С моей стороны во всем этом деле не было и тени личного пристрастия или недоброжелательства…»{143}