Пуля нашла героя (География одиночного выстрела - 3) - Андрей Курков

Было уже около полуночи, когда Добрынин решил сходить в туалет. Вышел он на площадку и очутился, неожиданно для себя, в непривычной, забытой уже темноте. Видно, прожектор, укрепленный высоко на скале, перегорел, или что-то с кабелем случилось. Но зато в этой темноте, едва подсвеченной светом в окошке Медведева и хорошо освещенной сотнями высоко забравшихся звезд и желтым сырным кругом луны, почувствовал себя Добрынин так уютно, как чувствовал себя когда-то только в селе Крошкино, в своем дворе ночью, тоже выходя в туалет и задерживаясь иногда на полчаса возле будки пса Дмитрия. Выплыл из мутных глубин звуковой памяти родной до слез в глазах, до комка в горле вой пса Дмитрия, черного лопоухого Митьки, любившего и без толку полаять, и с толком повыть на луну, особенно когда была она полной и такой же сладко-желтой, как эта, зависшая над Уральскими горами. Выплыл и зазвучал, словно вырвался этот вой из памяти в глубокую ночь, чтобы прокатиться эхом по ущельям и вершинам, спугнув спящих птиц, подтолкнув каменную крошку, зависшую на выступах гор по пути вниз.

Стоял Павел посередине площадки, смотрел в небо и чувствовал в своем все еще бодром теле приятную дрожь, не ту, что приходит вместе с холодом, а другую, никак не связанную с явлениями природы, а связанную только с чувствами и мыслями человека, и иногда с его воображением.

А звезды светили, прокалывали темно-синее небо своими тоненькими огоньками, и поодиночке срывались вдруг с места и неслись дугой вниз, затухая или же теряясь по пути.

Словно завороженный стоял Павел Добрынин. А над ним висело это огромное живое небо, небо его Родины. И чем дольше стоял под ним народный контролер, тем сильнее оно давило, опуская свои невидимые руки на его плечи. И вот уже усталость подкатывалась незаметно, и был Добрынин рад этой усталости, был он рад и счастлив как бы почувствовать себя один на один с миром, с небом, со звездами и гордыми горами. И казалось ему, что именно из-за этого противостояния, и реального - ведь был он на площадке один, и воображаемого, наливаются его руки и ноги тяжестью, и даже мысли замедляют свой бесконечный бег.

Заскрипели под ногами доски мостка, ведущие к туалету, и дверь скрипнула. Закрыл ее за собой Добрынин на крючок. Взгляд его сам собой упал в "лунку", и увидел он там, внизу, на дне ущелья, маленький живой огонечек - словно костер кто-то жег. Присел на корточки над лункой и снова ощутил приятную физическую усталость, а вместе с ней и некую мечтательную задумчивость.

И смотрел он вниз еще с полчаса, слушая тишину и едва ощущая, как колышется зависшая над пропастью будка, колышется то ли под весом народного контролера, то ли из-за кружащегося, не знающего куда себя деть ветра.

Прошло несколько дней. Отгремел горным эхом запущенных с Высоты Ж. метеоритов очередной четверг. Началась новая трудовая неделя.

Поздно вечером в пятницу, дождавшись темноты - прожектор все еще не работал - и полностью насладившись ею, насмотревшись на звезды и на тонкий ломоть луны, Добрынин вернулся в дом и в коридоре столкнулся с капитаном Медведевым, отчего-то радостным и не скрывающим этого.

- Пал Алексаныч, зайдите на минутку! - попросил он.

Добрынин зашел.

Присели за стол.

- Можеу, выпьете немножко? Как у вас со здоровьем? - заботливым голосом проговорил капитан.

- А что? - спросил Добрынин, подозревая наличие причины для такого дела, как пусть даже маленькое застолье.

- Новости есть, - загадочно проговорил капитан. - Хорошие новости.

- Ну ладно, - махнул рукой Добрынин. - Не откажусь, наливайте.

Медведев достал бутылочку водки, поставил на стол две кружки, не такие, как раньше были в военных частях, не жестянки, а красивые, покрытые голубой эмалью. Налил по чуть-чуть.

- Я сам-то очень мало пью, да и думал, что вы в вашем возрасте тоже, говорил Медведев. - Эта бутылка, Она уже лет восемь тут у меня... Ну, значит, так, - капитан поднял кружку для тоста. - Есть маленький успех. Американцы передали, что два необычной формы метеорита упали на Польшу!

Выговорив это на одном дыхании, он замер, следя за реакцией Добрынина.

Павел Александрович тоже поднял кружку.

- Ну хорошо, - сказал он, понимая значение новости. - Значит, мы на правильном пути.

Выпили без закуски, словно вода это была, а не водка. Медведев только дыхание на минуту задержал, а потом громко хапанул ртом воздух, так что аж шипение из его горла вырвалось.

- Еще немного поднажать осталось и... - сказал он, покачивая головой.

- А точно это наши долетели? - спросил вдруг Добрынин.

- Наши, Ефимов подтвердил. Но не поздравил собака! Надо бы Вершинину сообщить, это и его заслуга... Только мне его чего-то лишний раз видеть не хочется, - Медведев почесал за ухом, задумчиво щелкнул языком и посмотрел на Добрынина ищущим понимания взглядом.

Добрынин кивнул.

- Безрадостный человек, - сказал он, думая об инженере. - Все ему плохо...

- Да... - выдохнул капитан. - Но надо сообщить. Посидим немного, а потом я, может, схожу к нему. Он же по ночам часто не спит, то в карты сам с собой играет, то какие-то научные формулы чертит... Он, помню, мне как-то сказал, что железо он всей душой любит, а людей - нет.

Слушал Добрынин капитана и о Севе думал, о своем обещании ему. И уже готов был народный контролер сказать Медведеву о том, что хочет Сева на Светлане жениться, но никак не наступал удобный момент. А когда, казалось, он наступил это после второго тоста, тогда капитан из-за стола поднялся и, захватив с собой начатую бутылку, к Вершинину пошел.

Остался Добрынин один в домике. Посидел еще немного, опечаленный, в комнате капитана, а потом к себе перешел. В окно выглянул - там было темно и тепло, прожектор все еще не работал.

Захотелось ему на площадку выйти, окунуться в эту уютную темноту, но опьяняющая усталость замедляла движение крови, и он зевнул, присел на кровать, сетка которой приятно колыбельчато прогнулась под матрацом, а потом и прилег, чтобы уже не встать до утра, чтобы провалиться в глубокую пуховую перину сна.

Утро следующего дня началось с вопросов и вопросительных взглядов. Обитатели Высоты Н. пришли на завтрак в заводскую столовую и увидели закрытое изнутри окошко раздачи. Привычный запах горячей пищи отсутствовал. Отсутствовал и повар Сагаллаев. В недоумении рабочие, Добрынин, Канюкович и Вершинин сели за столы и ждали если не завтрака, то хотя бы объяснений.

Народный контролер смотрел на висевшие на стене часы и нервничал.

Приближалось время работы.

К одиноко сидевшему за столиком народному контролеру подошел вдруг Сева, опустил перед ним записку на обрывке бумаги.

"Поговорил?" - спрашивал дрожащий детский почерк.