Без пути-следа - Денис Гуцко.

— И все-таки скажите, когда-нибудь хочется понять, почему наше общение складывается именно так? То есть если закон — это голос государства, то, судя по всему, оно общается с нами каким-то весьма нетрадиционным местом.

Он привлек ее внимание, она даже повернула к нему голову.

— Ну? вы меня понимаете? Только что же вы смотрите на меня как на пятно сомнительного происхождения? У меня, кстати, высшее образование. А у вас еще нет. Я говорю на правильном русском языке, а вы вон «не имеет» слитно написали.

Он рассмешил их. Они похихикали, переглядываясь и заодно поглядывая на бетонную женщину. Но та, отвернувшись к окну, безразлично обмахивалась папкой. Такой ерундой ее не пронять.

Само собой, Митя тут же пожалел о своей говорливости: «Накинулся на ребенка!» Правда, «ребенок» не поленился отомстить: делая вид, что занята неотложным делом, барышня дотянула до перерыва, заставив его прождать во дворе, поскольку из вестибюля на время перерыва выгоняли, а после перерыва собралась и ушла куда-то со стопкой папок. Но во всем этом уже не было того болезненного смысла, который совсем недавно вгонял его в депрессию.

Митя спокойно ждал, удобно расположившись в кресле под китайской розой. Если бы все это состоялось раньше, тогда, когда он еще надеялся успеть? тогда бы он нервничал, возможно, даже поскандалил бы, бессмысленно и беспощадно, — и долговязый пристав, по совместительству охранник, выставил бы его вон. Теперь же он поглядывал меж листьев розы, чьи это каблучки стучат возле двери канцелярии: «Не она», — и ему даже нравилось сидеть здесь, гонять лодыря. Теперь он никуда не спешил.?Ваня вспомнил про его день рождения только недавно.

— Алло, папа? Я должен? знаешь, я должен сказать что-то? Ты? я должен сказать? извини, что день рожденья, — видимо, от волнения Ваня запутался в русских словах и решил перейти к сути. — У меня в компьютере сбой был. Понимаешь, в компьютере установка стояла, программа мне напоминала про все день рожденья? дни рожденья, — поправился он, — и? в программе сбой был, она отключилась почему-то.

— Понятно.

— Не обижайся, ладно? Ты приезжаешь?

— Нет, сынок, не приезжаю.

— Почему? Из-за дня рожденья?

— Нет. Я не успеваю паспорт сделать. Я тебе напишу.

— А я тебе подарок купил. Я сам заработал.

— Как ваши берлинские планы?

— У Кристофа там работа будет. На полгода, может, больше.

«Да, — подумал Митя. — После такой его работы в Ростове-на-Дону у меня не стало семьи».

От разговора с Ваней он почувствовал себя так, будто ему только что сбили сильный жар. Он впервые позволил себе обидеться — на то, что о его днях рожденья, оказывается, сыну напоминал компьютер, волшебная железяка, которую сам он так и не приручил. Обида оказалась вполне человеческим чувством, скорее даже приятным, и уж совершенно точно — облегчающим. Произнеся вслух: «Я не приеду», Митя вдруг осознал это сам: он не едет. Вернее, не летит. Не будет стоять посреди огромного, гудящего вавилонским хаосом аэропорта и, задыхаясь, искать в потоках чужих голов родное лицо, не пожмет непривычно крупную, совершенно мужскую Ванину руку. Этот их неблагозвучный город Осло так и останется недоступным зазеркальем, откуда приходят долгожданные письма, откуда по паутине проводов долетает до его съемных квартир Ванин голос.

И все закончилось. Дальше было то, что договаривают вдогонку главному, необязательное и сумбурное. После слов «не приезжаю» все стало проще, и ничто больше не распаляло в Мите ни малейшего волнения. И паспорт — а соответственно, и гражданство, — которые он теперь мог получить согласно решению суда, превратились в какую-то само собой разумеющуюся рутину. Хлопотную, но необходимую.

Могло бы закончиться как-нибудь иначе, и не скучать бы Мите под китайской розой, дожидаясь нужной барышни из канцелярии, выдающей на руки гражданам решения суда. Но в день, когда они так неудачно наведались в гости к Олегу, как только их с Толиком выпустили из ментовки, они отправились пить. Митя чувствовал себя виноватым, поэтому предложил выставить бутылку «в лечебных целях».

— Идем, подлечим нервы?

И Толик, проникновенно вздохнув, сказал:

— Мне, кэ цэ, нужен глубокий общий наркоз.

Они вернулись на Крепостной, отогнали Толикову «восьмерку» на ближайшую стоянку и отправились искать заведение. Им попалась как раз та тошниловка, в которой Митя когда-то повстречал Гайавату с волосатыми ушами и получил от незнакомого юноши в челюсть. Трезвому глазу она показалась еще грязней и отвратней, но ни Митя, ни Толик не собирались терять время на поиски. Нужно было поскорее забыть неприятные часы в ментовке, и они сошли по коротенькой лестнице в подвальчик, будто в рот пьющего вторую неделю хроника, — таким устойчивым был здесь запах перегара.

Молчала перемотанная изолентой магнитола. Гайавата сидел одиноко за столиком и смотрел в пустой стакан. Он был в тех же пиджаке и майке с надписью «The True American», аккуратно побритый и подстриженный везде, кроме ушей. Заметив Митю, Гайавата радостно взмахнул рукой.

— Твой корешок? — удивился Толик.

— Здешний вождь, — шикнул на него Митя, направляясь к столику Гайаваты.

Вождь вместо знакомства сказал:

— Момент, — и замахал в сторону бара, привлекая внимание официантки.

Добившись ее взгляда, величественно показал ей указательный палец, добавил:

— И бутерброды. С сыром.

Толик переглянулся с Митей, хмуро шепнул, наклонившись поближе:

— Племя Быстрых Халявов? Я, мля, не люблю.

— Да какая тебе разница, — шепнул Митя в ответ. — Я угощаю. Ты посмотри, какие роскошные уши!

Они напились со скоростью летящей в цель стрелы. «Шлеп!» — и от мироздания остались лишь самые простые элементы: квадрат стола да цилиндры стопарей. Бутылку, видимо, как форму гораздо более сложную, приходилось каждый раз заново отыскивать посреди пустого стола. Лица Толика и Гайаваты смешались для Мити в одно обобщенное лицо, оно летело в сигаретном дыму куда-то вверх и в сторону, потом резко падало и раскалывалось на исходные два лица: спящее лицо Толика и оживленное, настойчиво приближающееся лицо Гайаваты. В одну из таких фаз Митя и почувствовал, как Гайавата грубо трясет его за плечо. Он попытался, как в первую их встречу, заговорить верлибром, но вождь оборвал его:

— Погоди моросить. Я тебе про паспорт толкую.

Когда он успел рассказать ему свою историю, Митя уже не помнил: в прошлый раз, только что? Но тяжкий хмель, обрушенный на него паленой водкой, немного отхлынул, и он посмотрел на вождя с интересом.

— Слышь ты, что тебе говорят? Слышишь меня? Внимательно! В общем, у меня знакомец есть на работе, узбек. Он — как ты. В смысле, хрен знает с каких времен здесь живет. Так он пошел в суд, там постановили, что он проживает здесь? ну, хрен знает с каких времен — ну, что он нормальный гражданин. Так и присудили, стало быть, чтоб ему паспорт выдали. Понял, нет? Вот те крест, говорю как есть! На той неделе только обмыли. Так он ваще узбек! О! — Гайавата растянул пальцами глаза, изображая знакомого узбека. — Хочешь, я тебя с ним сведу?

Пьянка пьянкой, закончилась похмельем — но про узбека Митя запомнил крепко. Утром постоял у зеркала, растянул пальцами глаза, посмотрел-посмотрел, поморгал, настраивая резкость, и прямо с больной головой — благо был выходной день — отправился в районный суд. Оказалось, что таких, как он, в приемной даже не дослушивают — в ушах навязли. Работник суда, жгучий брюнет с пробором, остановил его взмахом ладони и велел идти к адвокату, составлять иск, затем искать свидетелей, способных подтвердить, что он действительно проживает в России с девяносто второго года?

— Так я еще раньше? — попытался встрять Митя, но был остановлен тем же выразительным жестом.

Нужно было найти двух свидетелей, составить при содействии адвоката иск и подать заявление.

— Следующего пригласи. И скажи, что больше пятерых до обеда не приму!

Растерянный и смущенный, Митя вышел в коридор. У лестницы, ведущей в глубь здания, стоял человек с комплекцией телеграфного столба, в форме, с наручниками на поясе.

— Не подскажете, где адвоката найти? — спросил у него Митя, и он молча указал на стоящего в дверях неопрятного толстячка.

Уловив этот жест, толстячок приподнялся на носочках и внимательно смотрел на Митю. Митя пошел к нему, стараясь осторожней нести полную осколков и все еще рвущихся снарядов голову. На крыльце в глаза ударили колючие солнечные зайчики, рассыпанные повсюду: по тающему снегу, по корочкам льда, по стеклам автомобилей.

— Мне иск нужно составить. По поводу гражданства? в связи с новым законом? У меня вкладыша нет, а?

— Понятно. Идем ко мне в контору, тут за углом. Пять минут делов.

Он спустился на одну ступеньку, дожидаясь, когда Митя последует за ним.