Танец с бубном. Часть 1 - Максим Васильев

гармонизирует и усиливает жизненную энергию, так называемую ци.

— А это? — Юля, показывает на чашу рядом с жезлом.

— Это бронзовая чаша желаний. В фен шуй — символ процветания. В следующий раз буду трезвым и покажу тебе как загадать желание и сделать так, что бы оно исполнилось.

— Ты знаешь фен-шуй?

— Нет. Практикую цигун и тайцзицюань. Фен шуй станет перебором. Так… — я махнул рукой, — привожу сувениры из поездок.

Когда Даша вернулась я рассказывал Юле о поющей чаше, о том, как она создает положительные вибрации, избавляет от плохой энергетики и приводит организм в состояние равновесия.

— Как интересно, — восхитилась Юля.

— Обращайся.

Я вдруг понял, что Даша уходила разговаривать по телефону. Интересно, с кем? И тут же словил себя на мысли, что становлюсь чрезмерно подозрительным. Кажется, и Юля обратила внимание на ее длительное отсутствие.

Снова пошли разговоры, на которые у меня уже не осталось сил. Две бессонные ночи и алкоголь сломали меня. Хочется спать и я стал подумывать, свалить бы по-тихому, минут на пятнадцать в спальню, покемарить. Снова пить «Ксенадрин» я опасался — это однозначно бессонная ночь, чего позволить себе я не мог.

Поэтому снова раскуриваю погасший кальян и пару минут глубокомысленно пускаю дым. Потом злой, как собака, залпом хлопнул виски и отвалил к окну чтобы изучить двор, сканируя припаркованные у дома машины. Ничего подозрительного я снова не увидел.

— Даша, не сделаешь кофе? — прошу я. — И, поройся, плиз, в холодильнике, достань что-нибудь на десерт.

Даша присела перед холодильником, долго копошилась и вернулась в гостиную с полными руками. Эклеры, печенье и даже шоколадка.

Я молча тяну из бокала виски, впрочем, подливаю его и девчонкам. Даша наконец-то заметила, что я замкнулся, тормошит меня, задает разные вопросы, я вынужден быть вежливым и периодически говорить «не может быть» или что-то типа «пиздец». При этом вижу, как Даша спаивает Юлю. Раза три ей удавалось налить в ее бокал гораздо больше виски, чем требовалось для коктейля, и у Юли стали розоветь щеки и блестеть глаза.

— «Цвай, драй, фир», — орут с экрана телевизора немцы. Мне нравится «Рамштайн» и хард-рок в целом, но сейчас даже Тилль Линдеман, не в силах оживить меня. Усталость вместе с раздражением только усилились. Похоже «шарик сдох», а сексом пока и не пахнет.

Понимаю, что я уже не высплюсь (ха, а разве могло быть иначе?) и отправляю СМС водителю.

Саша! Жду завтра на 30 минут позже.

Ему тоже не мешает поспать, почем зря гоняю несколько суток.

Я, пошел отлить, а когда вышел из ванной, девчонки стояли в гостиной и страстно целовались, впившись друг в друга губами.

— Дэн, можно тебя…, — Даша жеманно улыбается, обнимает меня за плечо, и уводит в спальню, где возбужденно шепчет:

— Мы с Юлькой пойдем в душ, майки давай… И будь потактичнее, она к тебе не привыкла.

Я молча целую ее.

Пока я роюсь в шкафу, Даша раздевается, и схватив майки и мягкое, пушистое полотенце, вся коричневая от загара, пошла голышом в ванную, подрагивая крутыми половинками зада.

Юля удивленно таращит глаза, но идет за ней.

— Девчонки, возьмите меня с собой — жалостливо, прошу я.

— Жди здесь, шалунишка, — отвечает Даша.

— Всем хватило бы места, — бормочу я, глядя на закрывающуюся дверь.

31

Пошел на кухню, включил кофемашину, потом вернулся на диван. Пил кофе, смотрел телевизор, и прислушивался к доносящимся из ванной звукам падающей воды. Сон пропал. Вскоре душ затих, я затаился в ожидании.

Но когда девушки, встали передо мной, совершенно голые и слегка влажные после душа я растерялся и от неожиданности разлил кофе на журнальный столик. Столь быстрого развития событий я не предполагал. По салфеткам расползалось темно-бурое пятно, а я, смотрел на девушек, глаза бегали, переходя с одной на другую.

Юля оказалась лучше, чем я мог подумать. Груди, конечно, маленькие, острые и торчащие в разные стороны, со сморщившимся от стеснения сосками. Бледная кожа с многочисленными веснушками, на груди мелкая сеточка кровеносных сосудов. Живот, с едва заметным золотистым пушком, ниже треугольник огненно-рыжих волос. Юное совершенное создание, рядом с Дашей, она выглядела как подросток. Останавливал холодный взгляд, сейчас он был устремлен на подругу, и будто спрашивал: «Ну и что дальше?»

Даша выглядела не хуже. Ее лицо было в легком ровном загаре, море и солнце позолотило кожу, а волосы и брови выгорели так, словно их присыпало серебряным порошком. Для ее худощавого тела груди были тяжеловаты и расходились к подмышкам. Она смотрела на меня бесстыжими смеющимися глазами.

— Але, Дэн! Ты же нудист, хватит пялиться, не в музее, — возмутилась Даша.

— На пляже такой красоты не встретишь.

Я волна, новая волна

Подо мной будет вся страна

— Это Смэш, танцуем! — услышав музыку закричала Даша, выскочила на середину комнаты, весомо колыхнув грудью с алыми торчащими сосками, и изогнулась в танце, подпевая: «Я волна…»

Подожди, скоро навсегда,

Затоплю ваши города

Мы с Юлей присоединяемся.

— Слишком светло, — капризничает Даша, — зажги свечи.

— Окей.

Открываю верхний ящик комода и достаю свечи. Расставляю их по комнате, зажигаю потом тушу свет.

Юля качает головой в такт музыке, танцует рядом с подругой … Я втискиваюсь между ними, стараясь двигаться в такт музыке, и не опускать взгляд шеи.

Потом мы скакали под Глюкозу:

Танцуй Россия и плачь Европа

А у меня самая, самая, самая красивая попа.

— Снимай майку, — командует Даша, и стаскивает ее с меня, бросая на диван.

Я иду к столику, залитому кофе, и наполняю бокалы виски.

— Предлагаю выпить на брудершафт.

— На брудершафт! На брудершафт! — кричит Даша, и обнимает нас с Наташей. Мы выпили и долго целовались втроем. Потом я решил налить еще, девчонки продолжали целоваться и при этом терлись лобками.

Тебе не нравится дым — черт с ним

— Ой, это же «Бумбокс», — визжит Юля.

По телевизору показывают клип «Вахтерам», а я тону в зеленых глазах, и осторожно тяну Юлю к себе, приглашая на танец. На лице у нее мелькнула тень нерешительной, беспокоящей улыбки, она мельком оглянулась на Дашу но сразу прижалась ко мне всем телом, подпевая: «а эти ночи в Крыму — теперь кому?»

Я помню белые обои, черная посуда.

Нас в хрущевке двое, кто мы и откуда?

Задвигаем шторы, кофеек, плюшки стынут.

Объясните теперь нам, вахтеры, почему я на ней так сдвинут?

Я чувствовал, как твердеют соски небольших грудей. Мы танцевали медляк, мои руки лежали у нее на ягодицах, она обнимала меня за шею. Шорты были как