Утешение для изгнанника - Кэролайн Роу

Он умолк, подыскивая нужное слово.

— Неприятной? — спросила Ракель.

— Опасной, — ответил Юсуф. — И мстительной, словно имела что-то против Раймона.

— Как она называла себя? — спросил Исаак.

— Беатриу, — ответил Юсуф. — Мне это запомнилось.

— Беатриу, — повторил врач. — Это самое интересное. Возможно, в тех местах это распространенное имя, но так звали мать сеньора Гильема. А дочь? Как ее звали?

— Простите, господин, — ответил Юсуф. — Я не спросил. Как глупо с моей стороны.

— Юсуф, ты не мог знать, что это окажется важным. Ты и так привез нам очень много интересных сведений.

2

Как только все в обоих домах позавтракали, Исаак с Юсуфом позвали Ракель и отправились к дому Понса.

— Мы надеялись, что вы скоро придете, — сказала Хуана. — Франсеска проснулась, но постоянно плачет и отчаянно держится за Хайме. Бедняга. Наконец-то он пошел позавтракать, сейчас с ней Роза.

— Пойду, обследую ее, — сказал Исаак.

— Папа, мне пойти с тобой? — спросила Ракель.

— Да, пожалуйста, хотя бы на первое время, — ответил ее отец и уверенно стал подниматься по лестнице.

Франсеска лежала в своей затемненной комнате, Роза, служанка Сибиллы, меняла на ее лбу холодный компресс. Исаак сел у кровати и взял Франсеску за руку. Рука дрожала, но была сравнительно холодной.

— Жара у нее нет? — спросил он Розу.

— Нет, сеньор Исаак. Сейчас у нее только болит голова. И рана на шее.

— Рану перевяжем снова. Сможешь найти чистые бинты?

— Конечно, сеньор, — ответила она. — Я вернусь через минуту.

— Будем надеяться, что нет, — сказал врач. — Потому что, сеньора Франсеска, я хочу сказать вам кое-что до того, как приняться за перевязку.

— Не браните меня, сеньор Исаак, — сказала Франсеска. — Если б вы знали, под какой тучей я живу…

— Кое-что об этом я знаю, — бодрым тоном сказал Исаак. — И сегодня узнаю гораздо больше. Достаточно, чтобы прогнать эту тучу полностью и навсегда, уверяю вас.

— Сомневаюсь, — сказала Франсеска. — Это невозможно.

— Еще как возможно, — сказал Исаак. — Вы сегодня ели?

— Я не могу есть. Меня тошнит.

— Именно потому, что не ели, — оживленно продолжал Исаак. — Сегодня вам нужно есть понемногу каждый час. Иначе, как сможет расти ваш ребенок?

— После того что сделала, у меня нет надежды сохранить ребенка, — сказала Франсеска и снова залилась слезами.

— Я не удивлюсь, если у вас родится совершенно здоровый ребенок, — заговорил Исаак. — Некоторые женщины, сеньора, живущие в самые счастливые времена, теряют детей, многие, живущие в голоде и хаосе войны, имеют их. Общего правила не существует. Но вам нужно делать все, чтобы помочь ребенку, и больше не слушать пустую болтовню. Если Ракель снимет старые бинты, будет ясно, что у вас с раной.

— Папа, мне понадобится свет. Сеньора, можно открыть ставни?

— Конечно, — вежливо ответила Франсеска. — Роза не открывала их из-за моей головной боли.

Ракель открыла ставни и достала свои ножницы, чтобы срезать старые бинты, жесткие от засохшей крови.

— Папа, нужно размочить их, чтобы снять с раны. Можно?

— Да. Размочи вином с водой и осторожно снимай. Нужно приложить к ране целебной мази, чтобы она заживала, как следует.

Едва Ракель сняла последний жесткий бинт с шеи пациентки, вернулась Роза с новыми бинтами. Ракель наклонилась, чтобы осмотреть рану.

— Ничего страшного, — сказала она. — Судя по тому, что говорили, сеньора, казалось чудом, что вы остались живы. Вы будете ощущать боль еще несколько дней, но могло быть и хуже.

— Нет, не могло, — сказала Франсеска, и слезы вновь заструились из ее глаз. — Я напрасно испортила себе внешность, потому что еще жива — во всяком случае, до тех пор, пока ношу ребенка.

— Чепуха, — сказала Ракель. — И не двигайтесь так. Ни к чему, чтобы рана открывалась вновь, когда я накладываю на нее мазь. Ну, вот. Теперь перевяжем вас снова, но бинтов на горле будет поменьше.

И она аккуратно наложила и завязала бинты.

— Ракель, посидишь с ней? — спросил Исаак. — Мне нужно поговорить с Розой. Возможно, она поможет нам развеять эти сомнения, и сеньора Франсеска вновь сможет спокойно спать.

— Конечно, папа.

Уходя, они слышали, как Ракель твердо говорила:

— Начнем с этого обжаренного кусочка хлеба и с маленькой чашки бульона. Если съедите это, дам вам час отдыха, потом снова потревожу, чтобы поели.

Выйдя с Розой во двор, Исаак услышал негромкие звуки, издаваемые сидящими вместе людьми, которым было нечего сказать друг другу.

— Кто здесь? — спросил он.

— Все мы, — ответил Понс. — То есть я, Хуана, Хайме и Сибилла. Мы так потрясены, что не можем разговаривать. И все не способны заниматься обычными делами.

— Юсуфа с вами нет? — спросил Исаак.

— Нет, — ответила Хуана. — Не знаю, куда он делся.

— Он в кухне, болтает с Фаустой и с кухаркой, — сказала Сибилла.

— Где его, наверняка, кормят еще одним завтраком, — сказал Исаак. — Но это придется прекратить, он нужен нам здесь.

— Фауста, — крикнула Хуана. — Пришли сюда Юсуфа.

Через мину ту Юсуф вышел во двор и сел рядом с Исааком.

— Рана Франсески заживает, — сказал Исаак, — и вскоре она избавится от физических страданий. Но она только сказала то, что очень рассердило меня.

— Франсеска рассердила вас? Чем же? — спросил Понс.

— Она сказала мне, что напрасно испортила свою внешность, потому что еще жива — во всяком случае, до тех пор, пока носит ребенка.

— Она не может думать, что из-за шрама от раны я перестану ее любить, — сказал Хайме. — Пойду, скажу ей…

— Пока что не ходите. Время для этого еще будет. Сейчас Ракель уговаривает ее поесть. Да и все равно, она не поверит вам полностью, пока вы не увидите шрама. Вот другое, что она сказала, вызвало у меня гнев и дало мне понять, чего она страшится.

— Она определенно страшится казни, — сказала Сибилла. В голосе ее слышался холод, который ощутили все во дворе. — Это единственное, что не может быть приведено в исполнение, пока она носит ребенка.

— Но почему? — спросил Хайме с отчаянием. — Что такого сделала Франсеска, за что ее казнить? Я не могу в это поверить. Когда мы познакомились, она была почти ребенком. Не была ни распущенной, ни строптивой, однако за ней наблюдали с большой, любовной заботой. Будучи на Мальорке, я не слышал о ней никаких слухов. В конце концов я влюбился в нее и поэтому расспрашивал разных людей, что они знают о ее характере и происхождении.

— И что они говорили?

— Они сказали мне — это были серьезные люди, нотариус, с которым мы имели дело, крупные торговцы шелком и редкими тканями, не деревенские сплетники — что она милая, добрая, скромная девушка. Мать ее была вдовой, они приехала из Эмпорды с мужем, дворянином из хорошей семьи, но бедным, который надеялся улучшить свое положение на островах. Он умер, и она вышла за богатого, уважаемого торговца, который воспитывал Франсеску как родную дочь. Когда мы получили вести от ее тети, то с удивлением узнали, что ее семейство жило неподалеку от Фуа, но поняли, что ее родные уехали оттуда в Эмпорду, а оттуда на Мальорку.

— И где родилась Франсеска?

— На Мальорке, — сказал Хайме.

— В Бельвианесе, — сказала Сибилла одновременно с ним.

— Так где же? — спросила Хуана.

— Франсеска родилась в Бельвианесе, — впервые заговорила Роза. — Я хорошо помню ту ночь, когда она появилась на свет. Мне тогда было около тринадцати лет, и я впервые в жизни помогала при родах. Моей бедной сеньоре Сесилии приходилось тяжко — роды, казалось, продолжались целую вечность — правда, у сеньоры Сесилии не было сил сеньоры Мателине. Но наконец девочка родилась. И каким хорошеньким младенцем была маленькая Франсеска. Сеньора Мателине, несмотря на свое положение в обществе, оставалась со своей сестрой всю ночь, помогала ей, ободряла ее так же, как повитуха. Она ведь ее вырастила. Сеньора Сесилия была ее младшей сестрой. Их мать умерла вскоре после ее рождения.

— От чего умерла их мать? — спросил Исаак.

— Мы не говорим об этом, — сказала Роза, сверкнув глазами на врача. — Это приносит несчастье, а сеньоре Франсеске сейчас нужна удача.

Роза снова села на скамью и вызывающе скрестила руки на груди.

— Лучшая удача, какую мы можем принести сеньоре Франсеске, — это выяснить, откуда берутся ее страхи. Только тогда сможем уничтожить их или противостоять им. Однако о некоторых вещах приходится говорить, как бы ни были они неприятны. Когда сеньора Сесилия уехала из Бельвианеса? — спросил Исаак.

Наступила пауза.

— Когда маленькой Франсеске был год, — заговорила Роза, взвесив возможные опасности ответа. — Она хотела взять меня с собой, но мне не хотелось отправляться в путь, тем более не зная, где он окончится.