На гуме - Глеб Берг

затащил перекусить после занятий и обсудить вписку на грядущую вечеринку в закрытом клубе кокаинистов. Парни уже успели поесть и, выкурив по последней сигарете, с треском высасывали из полосатых трубочек остатки газировки, когда рядом с их столиком возник Хуссейн с двумя небритыми спутниками в бархатных спортивных костюмах и ярких замшевых мокасинах.

– Какие люди! Мурзик, куда пропал, старик? – нарочито добродушно начал он, – ты с меня трубку поклялся не брать, что ли?

– Здарова, – спокойно ответил Мурзик, вытирая салфеткой руки.

– Че, как дела даже не спросишь?

– Как дела, Хус?

– Да вот, разговор к тебе есть.

– Что за разговор? – Мурзик насторожился.

– Дело на сто касарей.

– Я этим больше не промышляю, братан, – покачал головой Мурзик, неторопливо поднимаясь со стула и сортируя по карманам разбросанные по столу пожитки.

– Да я тебя умаляю, ну!..

Мурзик ничего не ответил.

– Уходишь уже, что ли?

– Да, пора.

– Ну, так я тебя провожу и обсудим как раз, – безапелляционным тоном произнес Хусик, приобняв старого знакомого за плечо.

Солнце уже близилось к горизонту, но об этом можно было только догадываться – осеннее небо стлалось бесконечным светло-серым баннером, слегка подсвеченным с той стороны. Через люк в крыше наглухо затонированного сто сорокового Мерседеса я видел лишь небольшой его кусок прямоугольной формы – и лишь когда задирал голову, чтобы выпустить в прохладный вечерний воздух новую порцию отработанного дыма. Тачка принадлежала отцу Акбара, улетевшему накануне на регион, а за рулем сидел сам Акбар, не упустивший случая подрезать плохо лежавшие ключи из запертого ящика комода. Флагманский крейсер почивших 90-х давно лишился былого лоска: кожа на сиденьях потерлась, лобовое стекло надвое разделяла трещина, а тяговые кони под усталым капотом хрипели, словно загнанные. Но все же это были колеса, и мы с комфортом прокатились на них до Профсоюзной, где замутили кусок неплохого гашиша, и теперь, припарковавшись у кафе Макс МГУ, курили его с булавки, которую Акбар цеплял к одежде – от сглаза или типа того.

– Короче, прикинь, – многообещающе начал он, – одному типу в Нальчике ценканули, что в ауле недалеко от города какой-то дед выращивает убийственную шмаль.

– Это тебе Муслим, что ли приколол? – глупо захихикал я.

– Не-не, – заулыбался Акбар, а глаза его сощурились, как у китайца, – слушай, слушай! И, короче, тип этот один кон, на голяках, вспомнил про того деда и решил поехать замутить у него. Ну, приехал, значит, в селуху, где тот жил, идет по улице – видит на крыльце сидит старик и курит трубочку.

– А это он, да? – попробовал угадать я.

– Чо? – сбился Акбар, – А, не-не, слушай, слушай! И, короче, тип этого старика спрашивает – отец, где тут шмали можно замутить. А тот ему, такой, повремени, сынок, присядь пока со мной, покури трубочку.

– Бляяя, – затянул я, и схватился за голову, почуяв какой-то подвох.

– Не-не! – замотал головой Акбар, – все нормально будет, слушай! Тип припал со стариком, взял трубочку, напаснулся и вдруг видит – солнце с самого верха кааак рухнет за горизонт – и вдруг резко темно стало!

– Да ну на хуй!

– Да! И по сторонам смотрит – а старика нет уже и на улице темно, прикинь.

– Забавно, – одобрительно кивнул я, и указал в сторону Макса, откуда вышли Хуссейн, Мурзик и три тела сопровождения, – вон, смотри, не пацаны идут?

На улице смеркалось и через затемненные окна вообще ни черта не было видно. Последние пешеходы уже давно ушли в сторону метро, а густо заставленные автомобилями обочины и тротуары лежали теперь нагие и холодные – в ожидании следующего утра и нового наплыва студентов. Разглядев что-то, Акбар резко закрыл окно, заглушил мотор и заблокировал двери, а когда я, оглянувшись, вопросительно посмотрел на него, сдавил смех и приставил палец к губам. Будучи накуренным в хлам, я и сам не очень-то хотел с кем-то общаться – лень было парировать подъебки и балансировать на кортах. Тем временем парни остановились в нескольких метрах от нас, продолжая начатый еще в Максе разговор.

– …а теперь ты мне сто касарей торчишь, – через открытый люк донесся голос Хусика.

– С какой стати? – предсказуемо возмутился Мурзик.

– Ну, как с какой? Ты грузился, что с барыги сотку можно поиметь? Грузился.

– Я че, его казначей что ли? – отмахнулся Мурзик, – кто знал, что он бичом окажется?

– Это не ебет. Твои слова – сто тысяч, тебя за язык не тянул никто. С твоей наколки люди подписались на движение. В итоге мы зря рисковали. Поэтому за ту копейку, я с тебя по полной спрошу.

– Братан, я тебе ничего не должен, я также обломался, как и все остальные. Или ты думаешь, я сейчас обосрусь и из своего кармана тебе эти бабки разверну?

– Я не думаю, я уверен.

– А я уверен, что не вывезешь.

– А ты че, свою уверенность на мою перевести хочешь? – взбесился Хуссейн.

Услышав такое, Мурзик, заранее готовый бросить что-то в ответ, лишь бесшумно проглотил воздух, словно выброшенный на берег карась. Не найдя, что ответить он сложил на груди руки и, отведя взгляд, попытался осмыслить услышанное.

– Э, чо!? – одернул его Хусик, – Э, БЛЯ!

Сделав резкий шаг навстречу, Хусик головой ударил зазевавшегося соперника в нос.

Из глаз Мурзика будто посыпались искры, а из носа хлынула кровь. Он не успел даже поднять руки и в тот момент легко мог лечь, но Хуссейн почему-то отпустил его. Вместо этого он принял стойку и издевательски подмигнул:

– Еще хочешь?!

– Ну все – пизда тебе, – по-мужицки высморкавшись кровавыми соплями, разъяренный Мурзик бросился на агрессора, кулаками рассекая воздух, но так толком и не смог нанести ни единого удара.

Виртуозно уворачиваясь, Хусик вывел противника из себя, а, улучив момент, пробил ему лоукик. Это остановило и без того запыхавшегося Мурзика, а в следующую секунду колено Хусейна вошло бедолаге в грудь. Казалось, поединок был окончен – дальше возможно было только избиение.

– Ну, чо, падла, будешь бабки отдавать? – нагнувшись над Мурзиком и взяв его за волосы спросил Хусейн.

– Тормози, все, окончен бой, – вмешался Армен.

– Будет окончен, когда бабки отдаст, – отмахнулся Хусик, и снова обратился к Мурзаняну, – ну, что, когда?

– Когда мне хуй отсосешь, – прохрипел тот.

После этих слов лицо Мурзика с размаху влетело в асфальт. Сопровождавшие Хусика костюмы, добродушно посмеиваясь, снимали происходящее на видео, и, казалось, не собирались останавливать своего приятеля.

– Ну че, надумал? – снова спросил Хусейн.

– Тебе в рот кончал, – разбитыми губами произнес Мурзик.

Теперь жизнь этого