Пропавший Чемпион. Том 1 - Дмитрий Янтарный

испугаться, как перед ним возник Хим. И — Сареф не мог в это поверить — его хилереми, невероятно точно выбрав время, лапой сбил выпад копьём, прижимая его к земле, а затем резко сближаясь с Чемпионом и толкая его, сбивая с ног, после чего так же резко исчез.

Сарефу после этого только и оставалось, что перевести Гилеан в режим потоков и направить его на Чемпиона, который едва успел закрыться от тёмных молний своим копьём. Однако в это же время со стороны на Чемпиона набросился Эргенаш, задействовав умение на серию ударов кулаками. Сареф же, набрав дистанцию, отметил, что со стороны Хима это была довольно мудрая тактика. Хилереми не стал вступать в бой сразу, потому что их и без того на Чемпиона была пятеро на одного. При этом Кладбищенский Чемпион — это не Сапфировая Длань и не Змеиный Царь, он был вполне обычного роста и размера. Поэтому, если хилереми полезет в бой шестым, то они так будут только мешать друг другу. А вот так, находиться в состоянии боевой готовности, чтобы всегда иметь возможность отразить опасную атаку — было наиболее эффективно. Ну а если кто-то из его товарищей потеряет сознание — вот тогда Хим встанет на его место. Да и не стоило забывать, что на вызов Хима всё ещё действуют некоторые ограничения. Если его выведут из строя и убьют, способность уйдёт на перезарядку, и вызвать его повторно можно будет только через 180 секунд.

Кладбищенский Чемпион, тем временем, отражал яростные выпады Эргенаша. И, дождавшись заключительного удара, попытался провести контратаку копьём, но стревлог, разумно подстраховавшись своими ножами, мгновенно разорвал дистанцию. И в тот же момент Махиас, завершив серию взмахов веерами, сотворил сиреневую молнию, которая ударила Чемпиона в грудь и отбросила на несколько шагов назад. Чемпион, поняв, что его слишком сильно теснят, разорвал дистанцию ещё сильнее, после чего в его руках появилась старая медная труба с обрывком знамени на ручке. И мгновение спустя он протрубил странную мелодию.

Сразу после этого раздался страшный грохот, несколько могильных плит надломились, и из них вылетела груда костей. И эти кости собрались в трёх огромных, под 3 метра ростом костяных воина. Первый держал в руках двуручный меч, второй — алебарду, третий — цеп с шипастым шаром.

Костяной гигант с мечом бросился на Вильгельма, но путь ему преградил Махиас, которого совершенно не смущал размер воина, и который невозмутимо продолжал крутить в руках веера. На второго накинулся Эргенаш, которому по мере сил помогал Бреннер, крутившийся под ногами монстра и, вероятно, используя своё умение на взлом. Во всяком случае, в те моменты, когда кулаки Эргенаша били по черепу монстра, они делали это с особо громким и сочным хрустом.

Монстр же с цепом напал на Сарефа, и тот с сожалением отметил, что ему достался самый опасный противник. Потому что он мог стрелять своим цепом на 3–4 метра, и было практически невозможно безопасно с ним сблизиться. Поняв это, Сареф вызвал Системное окно и использовал пятую способность:

Элементная Ярость!

Подняв руку с Гилеаном, он выдал в монстра поток сгустков стихий, которые тут же начали в него врезаться. И мгновение спустя в него снова прилетел цеп, от которого Сареф едва отскочил, всё так же продолжая поливать монстра потоком элементного урона. И только несколько секунд спустя до него дошло, что здесь было не так. У Элементной Ярости было два обязательных условия: для её сотворения необходимо было задействовать обе руки, и при этом стоять на одном месте. Гилеан же, судя по всему, нивелировал не только первое, но и второе ограничение. В очередной раз доказывая, что он стоил того, чтобы терпеть его притирку к Сарефу в новом качестве и все его всплески характера.

Мгновение спустя Хим, дождавшись, пока костяной гигант в очередной раз промахнётся по нему своим цепом, появился и, схватившись за цепь оружия, на обратной тяге подлетел к монстру, после чего извернулся в воздухе и, оттолкнувшись лапами от его черепа, задействовал сразу три своих огненных умения. С учётом же того, что сопротивляемости монстра уже были значительно расшатаны Элементной Яростью, его кости слишком охотно поглотили весь огонь хилереми, и он рассыпался чёрным прахом.

В это время Махиас, страховавший Вильгельма, всё-таки был вынужден задействовать вторую драконью форму. Они обсуждали этот момент с Сарефом перед походом, и Махиас предупреждал, что во второй драконьей форме, как и полной, он может пребывать только 2–3 часа в сутки, и потому держал её до последнего. Ярко мелькнула синяя чешуя на лице, вернее, уже морде дракона, и на руках, которыми он держал свои веера. Если до этого сиреневые вспышки на веерах появлялись лишь в момент использования способностей, то теперь они светились сиреневым светом постоянно.

Вот только в ответ на это костяной гигант неожиданно ускорился, обрушивая на Махиаса удар за ударом своим колоссальным мечом. Тот отступал, отражая атаки, но в один момент занёс веера назад и со свистом выдал сиреневую ударную волну, которая заставила монстра застыть и пошатнуться. В этот же момент Вильгельм, прикрывавший Махиаса своими благословлениями, выстрелил хлыстом, который обвил ноги монстра, и изо всех сил дёрнул его. Монстру, которому Махиас своей сиреневой атакой сбил концентрацию до предела, этого оказалось достаточно, чтобы потерять равновесие и со страшным грохотом упасть на землю. Свой меч он при падении выпустил из рук, и тот по инерции взлетел в воздух. И он должен был упасть в стороне… но Вильгельм и здесь успел среагировать, выстрелив хлыстом, который зацепил меч в полёте и немного изменил траекторию его падения… в результате чего клинок лезвием вошёл точно в грудь упавшему монстру, уничтожая его и заставляя рассыпаться серым прахом.

Сареф тем временем повернулся к Бреннеру и Эргенашу, справедливо полагая, что им потребуется помощь, ведь у них не было ни драконьих, ни демонических сил. Но нет, эти двое за множество поединков успели идеально сработаться, и теперь прекрасно справлялись с врагом перед ними. Бреннер обеспечивал монстру уязвимость, а Эргенаш проводил сокрушительные атаки кулаками. Мало того, в момент уклонения Бреннер неожиданно запрыгнул на плечи монстру и… засунул ему свои кинжалы в глазницы. И неожиданно это возымело эффект! Вероятно, чары, которые давали этому монстру жизнь, концентрировались в голове, ну а поскольку кинжалы Бреннера всё-таки тоже были легендарными, то даже они смогли немного их повредить. В итоге монстр так же рухнул на землю… и мгновение спустя на его череп с силой опустился сапог стревлога, стирая его в мелкую костную пыль.

Кладбищенский Чемпион, всё это время пребывавший в оцепенении, очнулся. Он снова поднёс трубу к челюсти, чтобы протрубить в неё и вызвать подмогу, но Сареф, которому совершенно не улыбалось драться с костяными гигантами по второму кругу, при помощи телекинеза вырвал трубу из рук Чемпиона. После чего, не удержавшись, этой же трубой сбил с Чемпиона его шляпу с пером, а потом воткнул её монстру в глазницу. И это действие вызвало неожиданный эффект:

Критический урон — 508!

Чемпион же, со злостью отшвырнувший трубу, прошипел:

— Этого тебе точно не стоило делать, мальчишка…

После этого он вызвал своё копьё и с силой ударил им по земле, вызвав огромную костяную волну, которая разошлась от него во все стороны и с силой отбросила Сарефа и его спутников в разные стороны и заставила потерять сознание

* * *

Очнулся Сареф почти сразу, даже пыль не успела улечься. Однако он ждал десять секунд, двадцать, тридцать… когда же ситуация не изменилась и минуту спустя, Сареф понял, что придётся искать остальных именно в этой пыли. Или, скорее, тумане.

Проблема заключалась в том, что этот туман был очень сильным. Даже сквозь Глаз Снайпера видно было, максимум, на 3 шага вокруг. Без него же и вовсе не было видно ничего дальше вытянутой руки. И Сареф осторожно двинулся дальше. И каково же было его удивление, когда минуту спустя он увидел Кладбищенского Чемпиона, который сидел на земле и оглядывался. Он направил было на него Гилеан, чтобы выдать поток молний, но неожиданно перчатка отклонилась, и поток молний ушёл в пустоту. Не помог даже Глаз Снайпера. Чемпион же, увидев поток молний, отскочил в сторону. При этом у Сарефа было чёткое ощущение, что