Моя Теодосия - Ани Сетон

Тео и Аарон после некоторого ожидания под дождем были впущены черным дворецким, чье приветствие показалось Тео удивительно нецеремонным.

– Здравствуйте, мистер вице-президент. Здравствуйте, мэм. Прекрасная погода для лягушек, – сказал он дружески. – Вы немного рано. Масса Джефферсон еще одевается. Вы хотите пройти туда или подождете?

– Мы подождем, Генри, – сказал Аарон. – Будь добр, объяви нас. Миссис Элстон и я.

– Обязательно, сэр, обязательно. – Он зашаркал обратно, оставив их стоять у дверей.

Аарон засмеялся, увидев удивленное лицо Тео:

– Просто вкус демократии Джефферсона, моя дорогая. Ты увидишь еще больше, прежде чем вечер закончится.

Она закуталась, дрожа, в свою шаль и поморщилась:

– Что за вонючий сарай! Я бы никогда не подумала, что это место достойно президента.

– А, – сказал Аарон мягко, кладя свою шляпу на протертое красное кресло, поскольку другого места не было. – Если бы я был президентом, это был бы не вонючий сарай. И уверяю тебя, никогда бы я не стал делать культа из грубости и невоспитанности в попытке произвести впечатление на людей.

– Это действительно очень грубо заставлять нас стоять здесь, – воскликнула Тео с неожиданным возмущением, так как ей пришло в голову, что это бесцеремонное отношение может быть намеренным пренебрежением, направленным против ее отца.

Аарон пожал плечами, взяв маленькую щепотку нюхательного табака из своей табакерки.

– Ты выглядишь очаровательно, моя дорогая, – он посмотрел на нее с удовлетворением. – Элеонора совершила чудеса с этим платьем.

Умелые руки Элеоноры преобразили платье с прошлогоднего бала, украсив его лоскутами зеленого шелка от старой ночной рубашки. Она вплела ленту зеленого шелка в волосы Тео, которые были уложены на ее голове на восточный манер. На ее груди сверкало бриллиантовое ожерелье. Она не носила его со дня осквернения Венерой и, прежде чем одеть сегодня, очень тщательно чистила его мыльной водой. Поэтому теперь оно сияло всем блеском.

Они все еще ждали, и нервозность Теодосии росла. Где Мерни? Она хотела и боялась увидеть его.

Крики, громыхание и топот копыт на улице возвестили о прибытии других гостей. Дверь отворилась, и, смеясь, вплыла Долли Мэдисон. Ее тощий маленький муж вошел следом, как воробей, преследующий райскую птицу. На ее темных волосах был желтый сатиновый тюрбан со страусовыми перьями и топазовой брошью. Ее полная приятная фигура была облечена в белый сатин, отделанный лебяжьим пухом, и от нее исходил сильный запах мускуса. Ее добрые голубые глаза расширились, когда она увидела Бэрров.

– Как, полковник! – закричала она, бросаясь вперед. – И Теодосия, здравствуй, дитя мое! Как прекрасно ты выглядишь! Что вы здесь делаете?

Аарон поцеловал украшенную драгоценностями руку, которая была ему протянута.

– Нас еще не пригласили пройти, мэм, – сказал он сухо.

– Ну не ужасен ли Джефферсон! – Она одарила всех своей очаровательной улыбкой, не исключая своего мужа. – Клянусь, он совсем не воспитан. Но это моя вина. Как официальная хозяйка, я должна была прийти раньше. Джемми, ты знаком с миссис Элстон?

Мэдисон поклонился с холодной улыбкой на лице, в то время как Тео делала реверанс. Его сморщенное лицо редко меняло выражение, за исключением тех случаев, когда он смотрел на свою жену, – тогда на нем появлялось выражение нежного восхищения, которое озаряло его.

– Давайте все пойдем в гостиную, – закричала Долли, – президент сможет найти нас там.

Она повела их наверх, ловко обходя лужи на лестнице и таща за собой Тео к мрачному маленькому камину, который дымил в конце огромной, плохо обставленной комнаты.

– Прошло четыре года или больше с тех пор, как я видела тебя, дитя. Расскажи мне все о себе. Я знаю, что у тебя муж и маленький ребенок. Мне нет нужды спрашивать, какой он. Кто не будет умным и прекрасным, имея такую мать, – трещала она, улыбаясь и смеясь с такой непосредственностью и добротой, что оживление, которое могло показаться неуместным применительно к полной матроне среднего возраста, становилось очень привлекательным. – Как прекрасно выглядит твой отец! Уверяю, что он становится все моложе и красивее каждый раз, как я его вижу. Он замечательный человек.

– Я рада, что вы по крайней мере его друг, – сказала Тео с горечью в голосе. – Похоже, что у него много незаслуженных врагов.

– О, неужто врагов! У какого государственного деятеля их нет! Конечно, я друг полковника Бэрра. Разве не ему я обязана самой большой благодарностью. Он представил меня моему Джемми, ты знаешь. – Она бросила влюбленный взгляд на государственного секретаря, который был погружен в унылый разговор с Аароном, и тут воскликнула: – А вот и Галлатины пришли!

В гостиную вошли секретарь казначейства и его жена. Долли тепло приветствовала их, протянув обе руки, и представила Тео, которая рассматривала блестящего швейцарца с любопытством, думая, что он чрезвычайно некрасив, со своей плешивой головой и длинным крючковатым носом. Так же неприятны были его манеры. Он пробормотал: «Очаровательно, мадам», – сонным французским голосом и, повернувшись, отошел, чтобы присоединиться к Аарону и Мэдисону в их углу.

Миссис Галлатин не произвела на Тео никакого впечатления. Она была типичной американской матроной, немного бесцветная, немного фанатичная, прекрасная жена и мать.

Педер Педерсен, датский постоянный поверенный, прибыл один в великолепной генеральской униформе и компенсировал холодность Галлатина, поцеловав руку Тео с томительным удовольствием, прилаживаясь основательно с ее стороны, шепча любовные банальности ей в ухо. Он представлял себя большим знатоком женщин.

Генри, блуждающий дворецкий, вновь стремительно появился, как раз вовремя, чтобы объявить две последние приглашенные пары. Но, должно быть, он был совсем плох, так как имена французского и испанского министров прозвучали вроде африканской тарабарщины, что вызвало в Тео истеричное желание засмеяться.

Тюро де Гаранбонвиль, новый аккредитованный представитель Бонапарта, изящный, похожий на ящерицу человек с ужасными блестящими глазами, утопающий в кружевах и золотой вышивке. Его леди торопливо семенила за ним. У нее было бледное мышиное лицо, съеженное выражением вечного страха.

– Говорят, что он бьет ее, – прошептал радостно Педерсен на ухо Тео, – и заставляет своих помощников играть на флейте, доводя ее до истерики. Она дочь тюремщика, вы знаете, и помогла ему бежать из тюрьмы. Он женился на ней. Она должна быть благодарна ему за это.

– Конечно, – сказала Тео, механически смеясь и желая, чтобы ее обожатель оставил ее в покое.