Первая русская национальная армия против СССР - Борис Хольмстон-Смысловский

Коммунистическая революция бросила в мир свою идеологию. Новое «евангелие» материалистической религии. Учение Карла Маркса потрясло Вселенную. Коммунизируя душу, психику и мышление человечества, оно провело глубокую переоценку всех ценностей. Изменило в корне всю форму жизни и, конечно, должно было отразиться на догмах военного дела.

Советская военная наука, выходя из недр революционно-политического движения, должна была, конечно, революционизировать свое военное мышление, свои доктрины и методы своего боя. Политика начала полностью доминировать над стратегией.

Дисциплина германского военного философа генерала фон Клаузевица, что «война является продолжением политики», приняла форму нового, расширенного и измененного догмата: что в государстве военная стратегия определяется, прежде всего, внутренней, а потом уже внешней политикой. Таким образом, стратегия стала окончательно слугою политики.

Здесь, в самом начале моего скромного труда, я считаю необходимым хотя бы в кратких словах разъяснить здоровые взаимоотношения, которые должны быть между государственной стратегией и государственной политикой.

Политика, конечно, является функцией жизненной воли и динамики нации. На протяжении всей истории нации политика указывает цели и задачи своей стратегии. Но, указывая вышеуказанные исторические цели и ставя задачи своей стратегии, политика не должна вмешиваться и непосредственно влиять на ход военных операций.

Оперативное искусство — эта «святая святых» военного дела — должно быть свободно в выборе средств, возможностей и плана при осуществлении поставленных ему военных задач.

Политика должна понимать принципиальную разницу между целью войны и задачами операций. В первом случае государственная политика не только имеет право, но и обязана указывать стратегии государственные цели войны и этим диктовать ей свою государственно-национальную волю. Во втором случае стратегия должна быть совершенно свободна. Трезвый профессиональный учет оперативных возможностей каждой кампании должен быть совершенно свободным в своих чисто военных решениях. Стратегия в своей оперативной части не может быть предметом политических спекуляций.

Государственная политика не должна переходить естественных границ, предназначенных ей законом истории, и размениваться на партийное политиканство.

История Второй мировой войны дает нам горький опыт, когда политика, переходя вышеуказанные границы, вмешивалась в непосредственное управление стратегии. Генерал-фельдмаршал фон Мольтке Старший учил, что ошибки, допущенные в первоначальном стратегическом плане развертывания, не могут быть потом исправлены в течение всей дальнейшей кампании.

Надо помнить, что научный методизм и профессиональное искусство — это два брата в оператике. Это тяжелая работа профессионалов. Конечно, научным методизмом нельзя заменить искусства, но ведь и искусство без методизма подобно рычагу без точки приложения силы.

Государственная политика должна понимать историческую правду, что, хотя политика и определяет возможности своей стратегии, но и обратно, как часто стратегическая обстановка на полях сражений отражается на ведении государственной политики.

Подчеркиваем еще раз, что организация вооружения и воспитания армии, подготовка мобилизации, концентрация и оперативные планы; марш, операция и сама цепь тактических сражений — вот те основные элементы военного дела, которые не могут находиться под влиянием штатской политики. Это исключительное поле действия профессионального солдата.

За нарушение вышеуказанных принципов войны обыкновенно жестоко мстят законы истории.

Выдающийся германский стратег генерал фон Шлиффен говорит, что оперативные и психологические условия сражений веками разворачиваются согласно одним им присущим законам, и что за нарушение этих законов войны армии обыкновенно расплачиваются кровью своих солдат. Он упорно твердит о чистых и неизменных принципах военной науки и не допускает вторжения политики в оперативную работу большого Генерального штаба.

Современная война, конечно, находится под сильным влиянием международной политики и военно-технологической машины. Политика и технология пробуют оседлать стратегию. Оседлать идею войны. Однако война продолжает оставаться, как и в былые века, прямой функцией идеи, которая еще перед войной или во время войны динамизирует воюющие нации.

Идея, которая динамизирует в данное историческое время движение всего человечества.

Выясним глубже вышеуказанное положение. Война может быть религиозной, прежде — династической, расовой, национальной, политической, экономической или колониальной. Она может быть чисто идеологической, социальным брожением или открыто революционной. Война может начаться под тем или иным предлогом. Но, смею утверждать, что, если ее техническая форма будет зависеть от вышедшей в поле военной технологии, то ее боевая сущность, вернее, ее военная мораль, с которой будут вестись боевые операции, полностью зависит от той идеи, которая динамизирует данную эпоху истории человечества.

Эта доминирующая историческая идея и будет влиять, не трогая профессиональных принципов войны, не только на политику, но и на психику воюющих сторон. Как показывает жизнь, она будет диктовать кодекс моральной чести, взаимоотношения противников, дисциплину боя, политику оккупации и, если хотите, то до известной степени и количество пролитой крови, как и меру жестокости сражений. Психологию политики, командования и солдатских масс. Вышеуказанные психологические предпосылки будут требовать от тыла для своего фронта соответствующих форм борьбы и соответствующего оружия.

Так создаются исторически новые методы войны.

Повторяем: идеи рождают психику, а психика создает бойца и новую форму боя.

Коммунистическая революция, взрывая в планетарном масштабе все старые устои жизни и потрясая всеми моральными, политическими, экономическими и социальными формами, как старого демократического, так и нового света, — эта коммунистическая революция вывела нас в новую историческую эпоху жизни. Сегодня, желаем мы этого или не желаем, но идея коммунизма динамизирует движение истории. И совершенно понятно поэтому, что эта динамическая революция своей революционной политикой заставила свою стратегию разработать и развернуть до небывалых размеров новые, чисто революционные методы борьбы.

Главные из них получили название «холодной» или психологической войны и военно-революционной тактики партизанских движений.

Самым интересным для нас, с военной точки зрения, и потрясающим по своим боевым возможностям оказались военно-политические акции партизанских движений. Поэтому военному анализу этих новых революционных доктрин я и посвящаю страницы этой скромной работы.

Посвящаю еще потому, что партизанское движение, расширяя и углубляя по фронту свои действия, централизируя свое военное руководство, организуя политическое управление занятых им областей в тылу противника, механизируя свои боевые акции и вводя в действие одновременно — и бой, и политику, — партизанское движение достигло таких размеров и такого влияния, что из чисто тактического оружия прошлого времени оно сделалось теперь могущественным оперативно-политическим воздействием на неприятеля. Воздействием на его стратегию в течение всего времени военной кампании.

Война перешла из трех измерений в четыре.

Войну на суше, на воде, в воздухе и за душу солдата. Вернее, за душу воюющих наций. Революция открыла тайну четвертого измерения. Четвертого военного измерения.

Советский Генеральный штаб, который является автором современной военно-политической доктрины партизанского дела, назвал эту доктрину — «малой войной».

Поэтому и я во всем моем последующем разборе буду придерживаться военной терминологии советского Генерального штаба. Научной терминологии этих мастеров военно-политических и военно-психологических акций.

Глава II. Революционная обстановка, родившая «малую войну»

Прежде чем приступить к дальнейшему изучению доктрины «малой войны», будет чрезвычайно важно ознакомиться, хотя бы кратко, с той идеологической и психолого-революционной обстановкой, в атмосфере которой начала рождаться эта новая военно-революционная доктрина.

Посмотрим, что говорили о принципах революционной войны вожди коммунистической революции. И почему революция заставила советский Генеральный штаб приступить к разработке этого нового метода борьбы и этой новой формы политико-огневого боя.

Первый «апостол» марксизма Ленин писал: «Марксизм признает самые различные формы борьбы, причем он их не выдумывает, а лишь обобщает, организует, придает сознательность тем формам борьбы революционных классов, которые возникают сами собой в ходе истории движения. Безусловно, враждебный всяким отвлеченным формулам, всяким доктринерским рецептам, марксизм требует внимательного отношения к грядущей борьбе, которая с развитием движения, с ростом сознательности масс, с обострением экономических и политических кризисов продолжает все новые и все более разнообразные способы обороны и нападения. Марксизм ни в коем случае не ограничивается возможными и существующими только в данный момент формами борьбы с изменением данной социальной конъюнктуры. Марксизм в этом отношении учится, если можно так выразиться, у массовой практики, далекий от претензий учить массы, выдумываемыми кабинетными систематиками, формам борьбы…» (См.: Ленин В.И. Соч. Т. II. С. 186).