Боярич - Антон Демченко

Да уж, особенно хорошо сказано насчет самостоятельности. Живу в чужом доме, опекаю ненужных мне, по сути, людей, да еще и перспектива свадьбы над головой висит, как гильотина… Это, я еще не упоминаю явно имеющихся у Громовых и Бестужевых далеко идущих планов на мою персону. А без них тут, явно не обошлось… М-да уж… Ну, прямо вершина свободы и самостоятельности. Нет, нужно выпутываться из этого клубка, рубить, к чертям, все эти хитровымудренные узлы родственных связей и, наконец, устраивать собственную жизнь, по своему усмотрению.

Свернув экран, я выключил свет в комнате и, забравшись в постель, закрыл глаза. Надо выспаться. Завтра будет тяжелый день… нужно слишком многое успеть, перед возвращением в гимназию.

Утром следующего дня, я подскочил с самым рассветом. Очень не хотелось упустить Валентина Эдуардовича. А то сбежит в Приказ, и жди его до вечера. А мне просто необходимо переговорить с ним насчет кое-каких моментов из прочитанной вчера истории… Например, узнать, с чего началась вражда Громова-старшего и боярина Скуратова, и насколько она была серьезна. Поскольку, никаких упоминаний о войне с родом Людмилы Никитичны, в Паутинке я не нашел. А там, между прочим, есть целый «инфор», посвященный таким событиям. Конечно, реальной информации, там не больше одной десятой, да и та общего плана, но «кто, с кем и когда» узнать можно. И фамилия Скуратовых там не упоминается вовсе. Впрочем, о ней, вообще, на удивление мало сведений в Паутинке. Да, боярский род. Да, существует… точнее, существовал, но не более того. Впрочем, вру. Есть еще старый некролог в Военном вестнике, посвященный Никите Силычу. И на этом все. В общем, надо трясти Бестужева. А заодно, пусть осветит вопрос о передаче моей опеки в род Громовых, когда по закону, она должна была достаться сюзерену моих родителей…

— Должна была, — кивнул боярин Бестужев, когда, отловив его после завтрака, уже в конце нашей беседы о Скуратовых, я задал ему этот вопрос. Правда, перед тем как начать на него отвечать, Валентин Эдуардович утащил меня в свой кабинет и, только убедившись, что рядом никого нет, заговорил. — Да, опека должна была быть передана мне, но… есть такая вещь, как воля государя. Понимаешь, я не «опричник», и не комнатный боярин. В Боярском Совете, мой голос даже не десятый, и даже то, что я занимаю должность окольничего Посольского приказа[6], не дает мне права в любой момент просить аудиенции государя, в отличие от Георгия Дмитриевича, который занимал «комнатную» должность[7] не только при нынешнем государе, но и при его батюшке. Так что, вопросов о том, кто будет твоим опекуном…

— Но, зачем ему это? Из большой любви к внуку? Так, если она и была, то я ее не заметил, честно говоря, — непонимающе протянул я.

— Любовь, да. Там ею и не пахло. Уж больно люто ненавидел боярин Громов отца Люды. До скрежета зубовного. Почему, уж извини, не знаю… А ты ведь, очень на него похож, со скидкой на возраст, разумеется. Даже взгляд такой же, исподлобья. Голос, когда «петуха даешь», и то, точь-в-точь, как у Скуратова. Я его хорошо помню, знаешь ли. Есть с чем сравнивать. Да о чем говорить, если ты, как и он, гр… эфирник, да. Кхм, — Бестужев покрутил в руке дорогую ручку, бездумно подхваченную им со стола и, помолчав, вздохнул. — Подозреваю, что у боярина Громова был довольно прагматичный интерес, ничего общего с родственными чувствами не имеющий. Понимаешь, как твоя мать была гением евгеники, так отец был гением Эфира. Гранд в двадцать восемь лет, это знаешь ли, не шутки! Сведения в твоей голове, вот чего хотел Георгий Дмитриевич. Возможность получить преимущество над другими одаренными, сделать эфир доступным с самого начала обучения стихийников…

— И с чего он взял, что я могу в этом помочь? — пожал я плечами, одновременно вспоминая не такую уж и давнюю беседу «о наделении памятью». Черт, кажется, аукнется мне еще эта… выдумка.

— Это говорит человек, в четырнадцать лет получивший звание мастера Эфира? — хитро, эдак с намеком, усмехнулся Бестужев. — Твой отец не раз уверял, что ты непременно перещеголяешь его, если не в умениях, то в скорости обучения, точно. А Людмила с моей Ариной ему поддакивали… И непременно добавлял: «ежели гонять и спуску не давать»… Думаю, боярин Громов тоже был наслышан об этом.

— То есть, моим постоянным визитам в медблок я обязан желанию деда пробудить во мне заложенные отцом умения, так что ли?! — фыркнул я.

— Постоянным? — непонимающе нахмурился Бестужев, но я только отмахнулся.

— Бред какой-то. Сильно сомневаюсь, что условием активации, если таковые и были, отец установил бы экстремальные условия…

— Экс… — брови боярина уверенно поползли вверх.

— Кхм. Не обращайте внимания, Валентин Эдуардович, — спохватился я. — Это… мысли вслух.

— М-м… ну ладно. Пусть будет так, — медленно проговорил Бестужев и, смерив меня подозрительным взглядом, бросил взгляд на часы, висящие на стене.

— Извините, я вас задержал, — посмотрев туда же, проговорил я.

— Пустое, Кирилл. Я ничуть не опаздываю, — отмахнулся боярин. Это хорошо! Значит, есть возможность уговорить его на кое-что… в рамках помощи в защите близняшек, так сказать… И ведь уговорил!

От Бестужева, я вышел хоть и призадумавшимся, но довольным и, отправив подготовленный для Гдовицкого список вопросов, потопал на тренировку. Благо, день субботний, и занятий в гимназии нет.

А придя на площадку, удивленно почесал пятерней затылок. Да-да, это некрасиво и вообще, не по этикету… Но вот, чего-чего, а изображать из себя лощеного аристократа, у меня желания нет. Может, когда-то оно и было у Кирилла, но занятия под началом Агнессы Поляковой напрочь его отбили…

Причиной же моего столь плебейского поведения, оказался набор учеников, ожидающих меня на площадке. Вот что значит, один раз проколоться.

Помимо, так сказать, «военнообязанных», здесь почему-то оказался Леонид, с горящими глазами переминающийся с ноги на ногу, и Ольга, умудряющаяся соблазнительно выглядеть даже в обычном спортивном костюме. Кхм… Дверью прищемлю паршивца! Арргх.

— Нет уж. Так дело не пойдет, — покачал я головой, глядя на куцый строй. — Это что за новости?

— А мы вот, тоже… — протянула Ольга, рассматривая облака. Стоящий рядом, Леонид кивнул, а Лина с Милой сделали вид, что их происходящее никак не касается, и вообще, эти двое не с ними. Ну-ну…

— Мила, уверен, что ты, в отличие от сестры, внимательно читала договор, — обратился я к кузине, игнорируя обжигающий взгляд второй близняшки. — Скажи, какова стоимость вашего обучения?

— Тридцать тысяч в год, — тихо проговорила та. Глаза Ольги «округлились».

— Это же в три раза больше стоимости учебы в родовой школе… — протянула она.

— Мила, — я выжидающе уставился на сестру.

— За каждую, — вздохнув, договорила она.

— Не может быть, — покачала головой Ольга.

— Это контракт ученика и учителя, — пояснила моей нареченной, Мила. — Они бывают и дороже.

— О-о… — тут Ольга смерила моих кузин таким подозрительным взглядом, что я удивился. Не понял. Это… что это было?!

— И контракт, наверное, с проживанием, да? — прищурившись, осведомилась Оля… почему-то, у меня. Не понял… Глаза Лины подозрительно блеснули.

— С возможностью такового, — пропела она… — Но, пока обстоятельства складываются так, что мы не имели возможности пожить с учителем…

Пожи… Че-его-о?! Да я лучше в змеином логу заночую, чем с этими двумя под одной крышей!!! Ну, Лина, ну, с-стерва!

Леонид, кажется, первым сообразил, что к чему и слинял с площадки раньше, чем началось… это! Слово за слово, улыбочка на улыбочку, и через минуту, песок площадки пропахал первый огненный шар. Ответ Ольги не заставил себя ждать, и сестры были вынуждены прикрыться мощными щитами от рванувшего меж ними шрапнельного валуна-снаряда, оставившего на месте взрыва глубокую воронку…

Подумав и прикинув мощь столкнувшихся стихий, я плюнул на всё и, переместившись на край площадки, уселся под кленом, за которым вчера скрывалась Ольга.

— Кирилл, бутерброд будешь? — голос, раздавшийся сверху, заставил меня задрать голову. Надо мной, прямо на нижней ветке клена, с удобством устроился Леонид, умудрившись забраться туда с пакетом и термосом.

— Не откажусь, — кивнул я и, взяв у приятеля предложенный сэндвич, тут же реквизировал одну из кружек-крышек термоса, парящую крепко заваренным, черным, словно деготь, чаем. Но, не успел я снова устроиться под деревом, как рядом раздался голос Хромова.

— Что дают?

— Бутерброды с колбасой и чай, — отозвался Лёня и, тут же прижав к груди объемистый пакет с провизией, насупился. — Но ты, дядька Аристарх, уже опоздал. Раздача слонов окончена.

— Да, я только что из-за стола… — хмыкнул ярый. — И, вообще-то, спрашивал о представлении.