Останется с тобою навсегда - Илья Вергасов

Задыхаясь, с трудом выбрался из мешанины тел.

- Вера!

- Я тут!

Она цепко держалась за лебедку, рядом с ней стоял Касим с рассеченной губой.

- Никуда с баржи! - приказал я им и крикнул: - Эй, на буксире!

Никто меня, конечно, не услышал. Но я видел, как с головного буксира спускали катер на воду. Выхватил у дежурного по полку ракетницу, в небо взлетели зеленая, а за ней красная ракеты - сигнал боевой тревоги.

К нашему трапу причалил катер, с него раздался голос Ашота:

- Здесь мы, товарищ подполковник!

Я сбежал по трапу, крикнул ему:

- Поднимайтесь на баржу, выстройте караван в кильватер - и курс на Видин, без задержки!

Татевосов и я обменялись местами. Положил руку на плечо румынского моториста:

- Пошел!

Он закивал головой, развернулся и дал полный газ. Мы мчались туда, где в пенящемся водовороте кричали люди, всхрапывали плывущие лошади. Спасательные суденышки подбирали тонущих. Мы подняли из воды полкового капельмейстера с кларнетом, медсестру.

Баржа с пушками, лошадьми, санчастью, музвзводом подорвалась на мине и торчала из воды, как гигантской толщины обрубленное дерево.

Теперь уже крики раздавались далеко от нас - Дунай был неумолим и спешил унести свою добычу... Ниже по течению, в темнеющей дали, у румынского и болгарского берегов копошились люди; артиллерийские лошади сами выходили из воды. Ни Клименко, ни Нарзана нигде не было, как я ни всматривался в каждого спасенного солдата, в каждую лошадь, понуро стоящую на том или другом берегу.

Безразлично и неутомимо нес свои воды Дунай. В излучине подобрали трех артиллеристов, ухватившихся за бревно, медленно кружившееся в водовороте. Прислушивались, не раздастся ли крик о помощи, но вокруг чернела безмолвная вода...

Караван под командой начштаба шел на Видин. Я с врачом полка и его помощниками остался на песчаной косе. Распалили большой костер. Сушняк горел с треском, выбрасывая высокое пламя, а вокруг была огромная слепая ночь, поглотившая берега. Шумела вода, вдали перекликались голоса.

К костру стягивались спасенные. Их высаживали из лодок румыны, болгары. Я снова всматривался в каждого солдата, Клименко среди них не было. Перевязывали раненых, сушили одежду. Насквозь промокшие солдаты жались к огню; вокруг костра становилось тесно: пришли даже те, кого вытащили из воды в далеком низовье.

Рассветало. Пламя сбилось, жарко пылали угли.

- Глядите! - сказал рядом со мной солдат, показывая на восток.

Шли кони. Они шли одни. Вел их Нарзан. Не спеша перебирая копытами, приближались к костру, застыли метрах в трех от него, подняв головы.

Я подошел к Нарзану, он ткнул голову мне под руку. Гладя коня, тихо спросил:

- Ты где же потерял нашего друга? Где, где?..

Он поднял голову, негромко заржал...

Утро теплое, на деревьях - яркие краски осени. А на душе тягостно... Может, не только от пережитого на реке, но и оттого, что на тротуарах Видина - битое стекло, а в воздухе пороховая гарь.

Шагаю вдоль стен, увитых плющом, мимо молчаливых домов с окнами, перечеркнутыми бумажными полосками. Добрыми взглядами встречают меня болгары, машинально отвечаю на их приветствия. Иду к командующему, не знаю, зачем он меня срочно вызвал. Как он распорядится мной, чего я недосмотрел, что упустил?

Сухие листья каштанов шелестят под ногами. Аллея впереди длинная, и мне не хочется торопиться.

Кабинет командующего огромен и роскошен: в мраморе, с мозаичным паркетом, с большими хрустальными люстрами и огромным столом. За ним худощавая фигура генерала.

- Пришел? - крикнул издалека. - Сколько в Дунае оставил?

- Точных сведений не имею. Но предварительно...

- А должен иметь! Садись, Аника-воин!

Я сел. Генерал расстегнул китель, посмотрел в упор:

- Как со здоровьем?

- Нормально, товарищ командующий.

- Ягдт-команда, прорвавшаяся из Лубниц, сегодня на рассвете истребила штаб полка в дивизии Епифанова. Пойдешь в его соединение и будешь командовать полком.

Я поднялся:

- Есть принять полк! Разрешите подобрать в запасном полку офицеров.

- Бери, кого найдешь нужным, пусть еще повоюют... Кроме того, даю три маршевые роты. - Он подошел ко мне и тоном, в котором были и горечь и доверительность, что не часто случается между подчиненными и генералом, сказал: - На фронте горячо, но нам нельзя топтаться на одном месте - нас ждет Белград!..

У меня трудно со временем.

И в штабе армии спешат: из резерва прислали пожилого полковника, видно соскучившегося по горячему делу: сейчас же сдавай ему полк, и никаких отсрочек!.. Он прилип ко мне, куда я - туда и он. И смотрит во все глаза, и принюхивается. Вгляделся в офицеров, с которыми я собираюсь уходить на передний край, ахнул:

- Да вы что, батенька? С кем же я-то останусь? Уж обижайтесь не обижайтесь, а я бегу и звоню генералу Валовичу!

- Как вам будет угодно...

Ашот Богданович безоговорочно заявил, что судьба нас связала одной веревочкой. Он собирал маршевые роты. Знаю - не прогадает, солдат возьмет обстрелянных, тех, с кем мы добивали окруженную группировку в лесах Молдавии.

Меня особенно волновало, как отнесется к моей просьбе майор Шалагинов. За ним послал Касима. Жду... Не встряхнув чубом, как он это делал всегда, доложил о своем прибытии.

- Александр Федорович, ты мне нужен, очень!

- Кому прикажете сдать батальон?

* * *

Вера, как говорится, готова и на марш и на песню. Вещи наши сложены; в обнимку стоят в уголочке походные мешки.

- Куда это ты?

- Спрашиваешь... Скорее раздевайся да в таз залезай - вода готова. Вымою тебя, а то придется ли... - Она энергично трет мне спину. - Не в коня корм. Одни кости у мужика!

- Зато бицепсы, вот пощупай.

- Прямо-таки Поддубный!..

Вымытый, вычищенный лежу в постели с белыми простынями, слежу за Вериными хлопотами. Она много умеет, руки у нее ловкие, сноровистые. Но сердце мое не бьется так, как билось в том румынском городке, когда я спешил к светлым госпитальным палаткам...

- Верочка, иди ко мне, сядь рядом.

Она вздрогнула, подняла голову.

- Со мной тебе трудно? - С неожиданно нахлынувшей нежностью я обнял ее. - У нас все будет хорошо, накрепко, навсегда!

- Уж помалкивал бы. - Глядя в сторону, заплакала. - Ты совсем меня за дурочку принимаешь. Думаешь, ничего не знаю...

- Ты о чем, Верочка?

- О краснодарской. Думаешь, забыла?

- Зачем про это сейчас, зачем, скажи, пожалуйста?

- Мне семью свою сберечь надо. Через всю страну прошла - тебя искала!

Я гладил Верины волосы в крутых завитках.

- Не надо, Вера... Мы завтра идем в бой...

Она насторожилась:

- Хочешь избавиться от меня?

- Избавиться... Словечко-то нашла. Ты нужна нам - мне и дочери. У меня, кроме тебя, никого нет. И смотри правде в глаза: Наташку можем оставить круглой сиротой.