Ненависть - Иван Шухов

— Кто? — спросил полушепотом Бобров оробевшую Кармацкую.

Но она только недоуменно повела плечами. Потом одним лишь взглядом да кивком головы в сторону окошка спросила:

— Открывать?

— Надо узнать, кто…— почти одновременно шепотом ответили Бобров и Гермоген.

— А ну, пошли,— позвал Лука Лукич Татарникова, и вслед за хозяйкой они вышли на цыпочках через столовую в коридор.

Прислонившись к двери, Кармацкая певуче-тонко воскликнула:

— Кто та-а-ам?

Прошло с полминуты щемяще напряженного ожидания, пока послышались за дверью торопливые шаги, учащенно-порывистое дыхание и густой, перехваченный ветром голос:

— Извините за беспокойство. Не укроете ли вы нас на часок от непогоды? Проезжие люди… Случайно попали в переплет. Завязла машина. Промокли, понимаете ли, как черти. А тут вот еще, как на грех, юная спутница. Гости непрошеные, но явите уже этакую милость… А вообще-то мы соседи. Я директор зерносовхоза. Заочно рекомендуюсь — Азаров!

Рука Кармацкой дрогнула от ожога упавшей со свечи стеариновой капли.Произошло минутное замешательство.Татарников взглянул на Луку Лукича, отступил на шаг в глубь коридора и, направив браунинг в притвор двери, приготовился к выстрелу. Но Бобров схватил его за руку и, пятясь, осторожно ступая по предательски скрипящим половицам, потянул за собой в дом.

Кармацкая метнулась было за ними.

— Впусти. О нас ни слова…— только и успел шепнуть ей Бобров, мгновенно исчезнув с Татарниковым за дверью.

— Ну так как же, хозяйка?! Или раздумала? — глуше прозвучал голос с улицы.

— Ах, что вы, что вы… ради бога! Я очень рада… Да вот ведь экий дурацкий запор у нас — никак сразу-то и не откроешь…— умышленно долго возясь с крюком, говорила впопыхах Кармацкая. Наконец распахнув дверь и прикрыв от ветра ладонью мерцающее пламя свечки, она предупредительно отступила в сторону и, жеманно улыбаясь, преувеличенно низко поклонилась возникнувшей на пороге маленькой, с головой накрывшейся прорезиненным плащом фигурке подростка, а затем и Азарову.

— Куда прикажете следовать? — спросил он, сухо поклонившись хозяйке.

— Пожалуйте, пожалуйте…— забормотала Кармацкая, неловко опережая непрошеных гостей и плохо соображая, куда же их проводить: в спальню — неудобно, в столовую — рискованно. Но деться некуда, людей надо

было принимать, а главное — не выдать бы собственного волнения, переходящего в страх.

— За мной… сюда… за мной, дорогие товарищи…— точно задыхаясь, глотала она невнятные слова, нерешительно продвигаясь по узкой прихожей в столовую. И при виде наглухо приспущенных портьер над дверями в гостиную, где хоронились ее картежники-гости, у Кармацкой сразу полегчало на сердце. На мгновение она окинула зорким оком комнату: ничего, кажется, предосудительного в ней, слава богу, не оказалось. С наигранной искренностью хозяйки, обрадованной приходом нежданных гостей, Кармацкая, заискивающе улыбаясь, частила:

— Ах, как вы промокли! Ужасен путь в этакое ненастье! Как из ведра полощет… А какая гроза, вы только подумайте!.. Вот вам диван, оттоманка, располагайтесь. Прошу чувствовать себя как дома… Кошмар! — всплеснув руками, сказала она, глядя на Азарова.— Да ведь у вас и рубашку хоть выжми. Позвольте вам предложить халат моего покойного мужа.

— Нет, нет, нет! Освободите. Не извольте беспокоиться. Я уж как-нибудь без халата…— с холодной учтивостью наотрез отказался Азаров. Потом, заметив на оттоманке пачку забытых Татарниковым английских сигарет, насторожился и сказал, оживляясь: — А вот выкурю я с премногим удовольствием. Разрешите?— испытующе глянул он в побагровевшее лицо Кармацкой и, не дожидаясь ответа, решительно протянул руку за золотисто-дымчатой заморской сигаретой.

— Ах, ну да, ну да. Пожалуйста! — еще больше краснея и панически озираясь вокруг: не предадут ли ее разбросанные неряхой вещи? — подавленно пробормотала Кармацкая.

Но и тут мгновенно нашла выход из рискованного положения.

— А я, знаете ли, все эти дни с гостями,— сказала она притворно возбужденно и радостно.— Вчера побывал проездом на Балхашстрой давнишний приятель инженер Скоробогатов. Это друг покойного моего мужа. Очень крупный специалист. Возвращается сейчас из-за границы на стройку Балхашского комбината. Провел двухгодичную командировку в Европе. Посетил Америку… Коммунист… Обаятельный человек, честное слово… Хорошие сигареты? — изумляясь своей находчи-

вости, спросила она тоном беспокойно молодящейся женщины.

Слово за слово, и Кармацкая, входя в роль гостеприимной хозяйки, держалась все непринужденнее и увереннее. Но волновало ее теперь только одно — наглухо занавешенная портьерами гостиная. Хватит ли у них мужества и выдержки? Не погубят ли ее Бобров и Татарников? А вдруг им придет в голову осуществить давние свои замыслы именно сейчас, именно в этой комнате?

Однако, как ни напрягала Кармацкая и без того обостренный в эту минуту слух, как ни старалась она уловить хоть слабейшие признаки подозрительного движения, шепотка или шума за дверью,— ни вздоха не донеслось до нее из этой, ревниво хранившей столько опасно-стей комнаты.

А за тревогой, за страхом Кармацкая сначала как-то даже и не обратила внимания на закутанного в мужской прорезиненный плащ подростка. И только по-девичьи застенчивый голос, неясно прозвучавший в ответ на какие-то слова Азарова, заставил хозяйку прислушаться. И, впервые взглянув на присмиревшего у косяка директорского спутника, дрогнув, закусила Кармацкая полупоблекшие губы и, с трудом отводя в сторону округлившиеся от страха глаза, сказала:

— Ах, да вы, оказывается, с женщиной! Простите за невнимательность…— виновато улыбнулась она Азарову. И, нагловато, в упор разглядывая Катюшу, заувивалась вокруг нее, защебетала: — Ну, проходите же, милая незнакомка! Да что же это вы стесняетесь-то, голубушка. Будьте как дома… Ну, прошу, прошу… Ах! — всплеснув руками, отпрянула от нее Кармацкая.— Какой ужас! Да вы, кажется, босая?! И это в такую ночь?! Господи! Я не могу!.. Туфли! Где мои туфли? — заметалась она по столовой и, схватив пару лакированных лодочек, умоляюще принялась просить девушку обуться.

Но Катюша, пунцовая от смущения, протестующе крутила мокрой головой и, настойчиво отстраняя хозяйские туфли, смотрела на Азарова серыми, широко раскрытыми глазами.

— Ну послушайте! Золотая моя! Ну нельзя… Неприлично же быть, в конце концов, такой упрямой. Я могу обидеться. Умоляю вас…— не отступала Кармацкая.

«Вот уж черт тебя ко мне привязал! Да мне твои копытца и не влезут»,— хмурясь, подумала Катюша. Нопотом, неожиданно осмелев, сказала, стараясь быть вежливой: