Новые забавы и веселые разговоры - Маргарита Наваррская

— Добрый день, господин прокурор!

Прокурор ответил ему еще громче:

— Храни вас бог, любезный! Что скажете?

Затем они начали говорить о деле и принялись кричать словно в лесу. Когда они вдоволь накричались, добряк простился с прокурором и ушел. Но вот, несколько дней спустя, этот добряк пришел опять, и случайно в то время, когда Фуке ушел по поручению хозяина в город. Добряк вошел и, обменявшись с прокурором приветствием, спросил его, как он себя чувствует. Тот ответил, что хорошо.

— Слава богу, господин прокурор! — сказал добряк. — По крайней мере вы теперь слышите? В последний раз, когда я к вам приходил, мне пришлось говорить с вами довольно громко. Но теперь вы, слава богу, хорошо слышите.

Прокурор изумился:

— А вы, любезный, вылечили свои уши? Ведь это вы плохо слышали?

Добряк ответил, что уши у него никогда не болели и что он, слава богу, всегда прекрасно слышал. Прокурор тотчас же догадался, что это проделка Фуке, и скоро нашел случай его проучить.

Однажды Фуке, отправившись в город с поручением от прокурора, не мог устоять против соблазна поиграть недалеко от дома в мяч, что он делал почти всякий раз, когда хозяин куда-нибудь его посылал. Хозяин это прекрасно знал, ибо несколько раз сам заставал его за этим занятием. На этот раз, зная, что Фуке уже за своим обычным занятием, он сообщил одному цирюльнику, своему куму, о своих намерениях и попросил его приготовить новый веник и сидеть дома. Подождав, пока Фуке не разгорячился игрой, прокурор пришел на место игры в то время, когда тот уже выиграл свои две дюжины и играл для того, чтобы сквитаться. Увидев, как он раскраснелся, прокурор сказал:

— Ах, дружок мой, это вам очень вредно. Вы заболеете, а ваш отец будет винить в этом меня.

И сойдя с ним с площадки, привел его к цирюльнику.

— Будь любезен, куманек, — сказал он, — одолжи мне для этого мальчугана какую-нибудь рубашку и вытри его. Он весь вымок.

— Господи! Да он схватит простуду! — сказал цирюльник. — Уж я постараюсь.

Они ввели Фуке в заднюю половину лавочки и раздели его возле огня, который они нарочно развели, чтобы не внушить подозрений. А тем временем для бедного Фуке, доверчиво позволившего раздеть себя донага, уже готовились розги. Когда он был раздет, эти розги начали чистить его пониже живота и по всему телу. Стегая его, хозяин приговаривал:

— Ну, Фуке, я был когда-то глухим, а у тебя нет ли теперь насморка? Чувствуешь, как пахнет веник?

Один только бог знает, сколько розог высыпалось ему на спину. Таким-то образом милый Фуке узнал, что ему не следовало шутить с хозяином.

Новелла XI

Об одном докторе канонического права, которого тек сильно ушиб бык, что он не мог вспомнить, в какую ногу

Один доктор факультета канонического права, едучи на лекцию, встретил стадо быков, которое гнал работник мясника. Один бык слегка задел господина доктора через его мантию за ногу, когда тот проезжал мимо него на своем муле. Доктор принялся вопить:

— Помогите! Ах, какой злой бык! Умираю!

Думая, что бык сильно его ушиб, на крик сбежалась большая толпа, ибо за тридцать — сорок лет безвыездной жизни доктора в Париже все знали. Один подхватил его с одного боку, другой — с другого, боясь, что он упадет, а он продолжал кричать и звать своего фамулуса[145] Корнеля:

— Подойди сюда! О боже мой! Беги скорее в классы и скажи там, что я умер, что меня убил бык и на этот раз я не мог читать лекцию!

Эта весть произвела в классах большой переполох. Доктора факультета встревожились и немедленно отрядили несколько человек узнать о состоянии его здоровья. Они нашли его в постели. Около него возился цирюльник с промасленными повязками, с мазями и яичными белками и всякими снадобьями, употребляющимися в подобных случаях.

Господин доктор сильно жаловался на боль в правой ноге, но не позволял ее разувать. Пришлось немедленно распороть сапог, но цирюльник, осмотрев обнаженную ногу, не нашел ни ушиба, ни поранения и ни малейших знаков повреждения, хотя доктор без умолку кричал:

— Я умираю, друг мой, я умираю!

Когда же цирюльник попытался притронуться к его ноге рукой, он закричал еще громче:

— Ох, вы меня убили! Я умираю!

— В каком же месте, сударь, вам больнее всего? — спрашивал цирюльник.

— Неужели вы не видите? Бык убил меня, а он еще спрашивает, в какое место он меня ушиб! Ох, умираю!

— Может быть, вот сюда? — спрашивал цирюльник.

— Нет.

— Сюда?

— Нет.

Словом, рана не отыскивалась.

— Ах, боже мой! Что это такое? Эти люди не могут узнать, где мне больно! Не опухла ли она? — спросил он цирюльника.

— Нет.

— В таком случае, — сказал господин доктор, — он ушиб меня, наверное, в другую ногу: я не могу вспомнить, в какую.

Пришлось разуть и другую ногу, но и эта нога оказалась поврежденной не больше, чем первая.

— Вот тебе на! Да этот цирюльник ничего не смыслит! Найти другого!

Побежали. Пришел другой и тоже ничего не нашел.

— Ах, боже мой! — воскликнул господин доктор. — Вот так оказия! Возможно ли, чтобы бык так шарахнул меня и совсем не ушиб? Ну-ка, Корнель, с какой стороны он шел, когда он меня толкнул? Ведь возле стены?

— Да, Domine, — ответил фамулус. — Он толкнул вас, несомненно, в эту ногу.

— Это я и говорил им с самого начала, а они думали, что я шучу.

Цирюльник, убедившись, что почтенный муж был ушиблен лишь страхом, чтобы успокоить его, сделал ему легкую перевязку. Он перевязал ему ногу и сказал, что для начала этого достаточно.

— А потом, — добавил он, — когда вы, господин доктор, вспомните, какая нога у вас болит, мы сделаем вам что-нибудь другое.

Новелла XII

Сравнение алхимиков с женщиной, которая несла на рынок горшок с молоком

Всем известно, о чем обычно болтают алхимики. Они хвалятся, что могут приобрести неисчислимые богатства и что они постигли тайны природы, скрытые от всех остальных людей. Но в конечном счете все их труды превращаются в дым, а поэтому их алхимия заслуживает лишь названия искусства, которое изнуряет, или несуществующего искусства. Их можно, пожалуй, сравнить с той доброй женщиной, которая несла на рынок горшок молока и делала такой расчет: она продаст его за два лиарда; на эти два лиарда она купит дюжину яиц и положит их под наседку; из них выведется дюжина цыплят; когда цыплята вырастут, она сделает их каплунами; каждый каплун