История Крестовых походов - Жан Жуанвиль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так уж случилось, что, когда все наши люди были захвачены, Филиппу де Монфору, который был послом, удалось избежать такой судьбы. Хотя у сарацин существовал мрачный обычай, что когда король отправлял послов к султану или султан к королю и если кто-то из этих монархов умирал до возвращения посла, то их, независимо оттого, откуда они прибыли, были ли сарацинами или христианами, арестовывали и обращали в рабство.
В то же время, когда наши люди переживали бедствия, постигшие их на суше, где они попали в плен, то же несчастье, как я коротко расскажу вам, настигло нас и на воде. Ветер, дувший со стороны Дамиетты, не позволил нам воспользоваться преимуществами течения. Более того, рыцари, которых король поместил на легкие суда для защиты больных, сбежали. Анаши моряки, не в силах идти по течению, вошли в бухточку, и нам пришлось вернуться к рядам сарацин.
Когда мы двинулись вниз по течению, то к сумеркам вышли к тому притоку реки, где на берег были вытащены галеры султана, которые препятствовали подвозу продовольствия из Дамиетты. Возникло смятение и большой переполох, потому что сарацины устремились на нас и на наших всадников на берегу, в воздух взмыло столько стрел с «греческим огнем» вместо наконечников, что казалось, будто с неба падают звезды.
Когда моряки вывели нас из бухты, где мы их стараниями оказались, то увидели небольшие корабли (которые король дал нам для спасения больных), плывущие к Дамиетте. Но тут северный ветер стал дуть с такой силой, что, несмотря на течение, мы не смогли продвинуться вперед. У обоих берегов реки стояло множество лодок, принадлежавших тем из наших людей, которые не смогли спуститься по течению. Их остановили и захватили в плен сарацины. Эти выродки убивали наших людей и кидали их трупы в воду, тащили из лодок сундуки. Конные сарацины на берегу пускали в нас стрелы, потому что мы отказывались приближаться к ним. Мои люди дали мне натянуть кольчугу, чтобы избежать ран от стрел, которые продолжали долетать до нашего судна.
Внезапно мои спутники, которые стояли на корме, закричали: «Мессир, мессир, ваша команда, испугавшись угроз сарацин, собирается доставить вас на берег!» Кто-то, взяв меня под руки, помог подняться, и, при всей своей слабости, я обнажил меч перед командой и сказал, что перебью их всех, если они попробуют доставить меня на берег. Они ответили, что я должен сделать выбор: то ли меня доставят на берег, то ли мы встанем на середине реки и будем ждать, пока спадет ветер. Я сказал, что пусть они бросят якорь, а не доставляют меня к берегу, где нас ждет смерть. Они встали на якорь.
Почти сразу же мы увидели, как к нам приближаются четыре галеры султана, на которых была добрая тысяча человек. Я созвал своих рыцарей и остальных своих людей и спросил, что они предпочитают — сдаться галерам султана либо сарацинам на берегу. Все мы сошлись во мнении, что скорее имеет смысл сдаться галерам султана, потому что таким образом мы останемся вместе, а если окажемся во власти врагов на берегу, то они нас разделят и продадут бедуинам.
Один из моих келарей, который родился в Дулеване, сказал: «Мессир, я не могу согласиться с этим решением».
Я спросил его, на что он был бы согласен, и он ответил: «Я бы посоветовал всем принять смерть, потому что таким образом все мы окажемся в раю». Но никто из нас не последовал его совету.
Теперь, поняв, что нас должны захватить, я взял свою шкатулку и со всеми драгоценностями бросил ее в воду. И тут один из моих спутников сказал: «Мессир, если вы не позволите нам сказать, что вы кузен короля, они убьют и вас, и всех нас вместе с вами». Я сказал ему, что ничего не имею против — пусть он говорит все, что хочет.
Едва только передняя галера ткнулась в борт нашего судна, я услышал, как человек на ее палубе приказал бросить якорь рядом с нами. В этот момент Бог послал мне сарацина из земель императора Германии. В одних лишь штанах грубой ткани он вплавьдобрался до нас и вскарабкался на борт. Обхватив меня за талию, он сказал мне: «Господин мой, если вы не будете действовать быстро и решительно, вы погибнете. Вот что вы должны сделать — перепрыгнуть на нос того судна, что нависает над вашей галерой. Вас никто не заметит, потому что все думают только о добыче, которая им достанется на вашем корабле». Он подтянул мне канат, свисающий с галеры, и с Божьей помощью я перепрыгнул на нависающую палубу. Тем не менее я почти не держался на ногах, и, если бы сарацин не прыгнул вслед за мной и не подхватил меня, я бы свалился в воду.
Обхватив меня за плечи, сарацин провел меня по галере, где толпилось почти три сотни вражеских воинов. Меня швырнули на палубу, и все столпились вокруг, готовые перерезать мне горло, потому что тот, кому удалось бы это сделать, обрел бы славу. Но сарацин, по-прежнему держа меня в руках, закричал: «Он брат короля!» Но меня все равно еще дважды протащили по палубе и заставили встать на колени. Я почувствовал лезвие ножа у горла. Но и в минуту этого страшного испытания Бог спас меня с помощью того самого сарацина, который провел меня в одну из надстроек на палубе, где собрались все предводители сарацин.
Как только я предстал перед ними, с меня стянули кольчугу. Затем, скорее всего сжалившись надо мной, они кинули мне мою же пурпурную накидку с подкладкой из горностая, которую мне вручила дорогая матушка. Один из сарацин дал мне белый кожаный пояс. Я затянул его на талии, чтобы накидка служила мне одеждой. Другой дал капюшон, который я накинул на голову. Из-за страха, который я испытывал, и из-за болезни меня стало неудержимо сотрясать дрожью. Я попросил пить, и мне дали кувшин с водой. Но стоило мне поднести его ко рту, как вода полилась из ноздрей.
Когда я понял, что случилось, то обратился к моим людям и сказал, что умираю, потому что у меня опухоль в горле. Они спросили, откуда я это знаю, и мне пришлось показать им. Как только они увидели, что у меня из горла и из носа льется вода, они заплакали. Сарацины, увидев моих людей в слезах, спросили у человека, который выручил нас, почему эти люди плачут. Он ответил, что, насколько он понимает, у меня в горле опухоль, которая не оставляет надежды на выздоровление. Затем один из сарацин приказал нашему спасителю поудобнее устроить нас и дать мне какое-то питье, которое через два дня вылечит меня. Должен сказать, все это он сделал.
Рауль де Вану, один из моих спутников, получил резаную рану ноги в великой битве в Прощеную среду и не мог стоять. Должен рассказать вам, что старый сарацин на той галере носил его на спине в туалет.
Адмирал сарацинского флота послал за мной и спросил, в самом ли деле я брат короля. Я ответил, что нет, и рассказал, как и почему меня приняли за него. Адмирал сказал, что я действовал мудро, потому что в противном случае всех нас обрекли бы на смерть. Он спросил, не нахожусь ли я, случайно, в родственных отношениях с императором Фридрихом Германским. Я ответил, у меня есть основания считать, что моя матушка была его первой кузиной, на что адмирал заметил, что из-за этого я ему нравлюсь еще больше.
Пока мы обедали, он позвал какого-то парижанина, который оказался тут раньше нас. Когда тот явился, он сказал мне: «Мессир, что вы делаете?» — «Господи, а что я могу делать?» — удивился я. «Ради Бога, вы же в пятницу едите мясо». Едва только услышав это, я отставил свое блюдо. Адмирал спросил моего сарацина, почему я это сделал, и тот объяснил ему, в чем дело. Адмирал ответил, что Бог не сочтет это нарушением Его законов, видя, что я не осознавал неправильность своих действий.
Могу сказать, что такой же ответ дал мне легат, когда мы освободились из плена. Как бы то ни было, отныне каждую пятницу во время поста я питался только хлебом и водой. Легат очень сердился на меня, потому что я был единственным человеком высокого положения, который остался с королем.
В следующее воскресенье по приказу эмира я и все прочие, которые попали в плен, были высажены на берег реки. Когда Жана, моего доброго священника, выносили из трюма галеры, он потерял сознание. Сарацины убили его и кинули тело в воду. Его прислужник тоже был без сознания от слабости из-за лихорадки и потому, что получил удар камнем по голове. Сарацины убили и его, а тело тоже бросили в воду.
Пока всех остальных больных начали сносить с галер, где они содержались в плену, их на берегу уже ждали сарацины с обнаженными саблями, готовые поступить с ними так же, как со священником. Я послал моего сарацина сказать им, что они совершают очень неправедные деяния, поскольку они противоречат учению Саладина (Салах-ад-дин, 1138–1193, египетский султан с 1175 года), сказавшего, что ты не должен убивать человека, с которым хоть раз разделил хлеб и соль. Адмирал сказал, что к людям, о которых идет речь, это не относится.
Далее он приказал привести мою команду и сказал, что все они отказались от своей веры. Я предупредил, что не стоит доверять им, потому что если они так легко предали нашу сторону, то с той же легкостью предадут и его, как только им представится время и возможность. Адмирал ответил, что согласен со мной, потому что Саладин не раз говорил, что никогда не видел, чтобы плохой христианин становился хорошим сарацином, а плохой сарацин — хорошим христианином.