Кинжал и яд - Жюльетта Бенцони

— Что это вы замышляете с семейством д'Антраг, Фуке? — ворчливо осведомился он, и камергер с трудом сдержал гримасу отвращения.

Этот господин де Рони следил за королем столь же ревниво, как и за финансами государства. Фуке не выносил его, поскольку Рони повсюду совал свой нос.

— Ничего я не замышляю, монсеньор! — ответил камергер с самым невинным видом. — Усталый король получит удобный ночлег и проведет славный вечер в замке. Что в этом плохого? Заодно можно будет уладить старые недоразумения…

Но господина де Рони было нелегко провести.

— Запомните хорошенько, дорогой Фуке, вам не удастся нарушить мои планы. Два месяца назад скончалась герцогиня де Бофор, упокой господи ее душу, и эта смерть избавила нас от опасности увенчать фаворитку короной Франции. Теперь король свободен и вполне готов к тому, чтобы жениться на иностранной принцессе. У меня есть виды на наследницу рода Медичи, поэтому не пытайтесь воспрепятствовать мне, подсунув королю другую женщину… пусть даже самую очаровательную!

— У меня и в мыслях этого не было, господин министр! Но согласитесь, что король повеселел, стряхнул свою мрачность, а это ведь тоже важно!

Господин де Рони только пожал широкими плечами.

— Вот уже два месяца он изнывает от горя, оплакивает Габриэль де Бофор и лелеет память о ней. Это означает, что он готов ринуться за первой попавшейся юбкой.

День клонился к вечеру, и король заторопился. Кортеж также прибавил шагу, и вскоре тенистое великолепие леса Фонтенбло осталось позади. Когда вдали показались башни и черепичные крыши большого замка, Фуке вновь подъехал к королю.

— Это Мальзерб, сир! Мы почти у цели.

Владения д'Антрага окружала небольшая стена. От ворот начиналась красивая аллея, которая вела к прекрасному замку в ренессансном стиле. Высокий сеньор и двое молодых людей на великолепных лошадях выехали навстречу королю, спешились в нескольких шагах от него и поочередно приблизились, чтобы поцеловать ему руку. Франсуа де Бальзак д'Антраг обладал внушительной внешностью, но его тонкое лицо портило выражение хитрости, а взгляд был высокомерным и одновременно нерешительным. Один из двух юношей чрезвычайно походил на него — это был его сын. Зато второй не имел с ним ничего общего. Очень высокий и очень смуглый, надменный, с огненным взором, молодой граф Оверн-ский обладал изяществом и статью Валуа, ибо являлся плодом любви Мари Туше, ставшей сеньорой д'Антраг, и короля Карла IX. Этот незаконнорожденный принц крови никому не позволял забыть о своем королевском происхождении. Он поклонился с довольно пренебрежительным видом, и Генрих IV недовольно сдвинул брови, а Рони чуть слышно выругался себе в бороду. Однако Франсуа д'Антраг приветствовал короля с искренним волнением и в необыкновенно изящных выражениях.

— Полно, сударь! — промолвил Генрих IV с обворожительной улыбкой, при помощи которой сумел завоевать множество сердец. — Я счастлив посидеть вечерком у дружеского очага.

Кортеж двинулся вперед, и Антраг принялся расхваливать королю свой замок. У главного входа ожидали три дамы в роскошных платьях. Завидев монарха, они присели в глубоком реверансе, утонув в своих широких юбках, и сразу стали похожи на громадные цветы. Но из этих трех женщин король заметил только одну.

Белокурая, тонкая и гибкая, с синими смеющимися глазами, прекрасная и свежая, как розовый бутон, эта двадцатилетняя девушка смело и вместе с тем почтительно встретила королевский взгляд. Генриху IV показалось, что перед ним предстала сама богиня весны! Вот уже два месяца, как его глаза, покрасневшие от слез, не видели ничего подобного — на всех окружавших его лицах читалось уныние, во всех взглядах отражалась скорбь. А этой девушке, казалось, не было никакого дела до его траура, и на ее прелестных губах сияла беззаботная улыбка. Генрих IV внезапно почувствовал, как кровь прихлынула к его щекам.

Когда король под руку с сеньорой д'Антраг вошел в замок, каждый мог убедиться в его прекрасном расположении духа. Ему только что представили юную красавицу — она оказалась дочерью хозяина замка, и ее звали Генриетта. Уже покоренный, Генрих увидел в сходстве их имен хорошее предзнаменование.

На следующий день в тот же час король по-прежнему безмолвно правил своим конем, но в его задумчивости уже не было никакой печали. При выезде из Мальзерба крайне встревоженный Рони отметил, что на шляпе его господина вновь появился белый плюмаж и что он без конца подкручивет усы. Кроме того, Генрих слишком уж вздыхал, прощаясь с дамами. И по мере того как светлело лицо короля, физиономия министра заметно мрачнела, хотя Рони не желал признаться даже самому себе, что предпочел бы королевскую грусть этим молодцеватым ухваткам.

Досада министра достигла предела, когда Генрих, не в силах больше скрывать свои чувства, приказал господам де Кастельно и дю Люду вернуться в Мальзерб, дабы просить все семейство д'Антраг присоединиться к нему. Рони предвидел, что это вызовет массу неудобств и неприятностей, и мысленно поклялся не уступать королю ни в чем, всеми силами добиваясь флорентийского брака. Либо Генрих женится на Марии Медичи, либо он перестанет зваться Рони! Министр отличался необыкновенным упрямством и всегда достигал своих целей.

Кастельно и дю Люду удалось без всякого труда убедить семейство д'Антраг последовать за ними в полном составе. Ни от кого не ускользнуло, какое впечатления произвела Генриетта на короля, а все Антраги питали страсть к интригам и изнывали вдали от двора, откуда они были изгнаны за постоянное участие во всевозможных заговорах. Сейчас им представлялся великолепный случай возвыситься и разбогатеть.

— Сестрица, вы можете стать королевой Франции! — сказал граф Овернский Генриетте. — Не упустите свой шанс!

Девушка пожала плечами и одарила сводного брата ослепительной улыбкой.

— Вы принимаете меня за дурочку, Шарль? Король очень скоро поймет, что в сорок шесть лет мужчине приходится дорого платить за любовь двадцатилетней женщины…

В тот же вечер семья устремилась вослед королевскому кортежу.

Антраги играли наверняка, и вскоре Генрих уже был у ног Генриетты.

— Сердце мое, неужели вас совсем не трогает моя любовь? Я делаю все, чтобы понравиться вам, но вы словно избегаете меня.

Генриетта потупилась с великолепно разыгранным смущением. В глубине души она наслаждалась: ее безмерная гордость была удовлетворена — сам король Франции молил ее о любви.

— Если бы речь шла только о моем желании понравиться вам, сир, вы ни в чем не смогли бы упрекнуть меня. Но я должна заботиться о своей репутации, как подобает любой девушке благородного происхождения. У меня очень строгие родители, разве вы не заметили?