Дворец вожделений - Лора Роулэнд

Секретарь собрался было выполнять приказание, но заговорил Уэмори:

— При всем уважении к вам, ваше превосходительство, видимо, лучше позволить канцлеру и сёсакану-саме завершить начатое.

Сёгун покусал губу, задетый здравым суждением Уэмори.

— Кто-нибудь другой может допросить служанку, — предложил тот.

— Э-э. Да. Вы правы, — согласился сёгун. — Но кого же я пошлю? Нельзя доверить такую важную задачу лишь бы кому.

И тут в голове его сверкнула неожиданная, смелая мысль: «Почему бы мне не пойти самому?» Сёгун впал в такое смятение, что у него отвалилась челюсть. Однако мысль показалась идеальным решением, поскольку допрос служанки позволил бы ему действовать. Все присутствующие наблюдали за ним, гадая, что это ему взбрело на ум, а он шагнул к краю возвышения… и снова впал в нерешительность. Говорить со служанкой ниже его достоинства. Он должен оставлять грязную работу нижестоящим. Жалея, что рядом нет ни Сано, ни Янагисавы, которые помогли бы разрешить эту дилемму, сёгун попятился, но мысль о них заставила его остановиться.

Они взялись руководить расследованием, но с какой стати? Ведь это его мать в опасности, а не их. Цунаёси Токугава ощутил острую вспышку возмущения по отношению к Янагисаве и Сано. Он и раньше смутно подозревал, что они считают себя умнее его и способнее принимать важные решения. А ведь когда пришло письмо с условиями выкупа, он хотел казнить начальника полиции Хосину, но потом передумал… или нет? Может, это Сано заставил его передумать, сговорившись с Янагисавой? Интересно, сколько других его решений было принято под их влиянием? Возмущение и подозрение переросли в гнев на канцлера и сёсакана-саму. Больше он не доверит им ни одного дела! Настало время действовать самостоятельно.

— Совещание откладывается, — объявил сёгун и, спрыгнув с возвышения, указал на своих главных слуг и доктора Китано. — Идемте со мной.

— Куда вы, ваше превосходительство? — заволновался Уэмори.

— В комнату, э-э, для больных, чтобы допросить Суйрэн. — Под ошеломленными взглядами присутствующих сёгун величественно прошествовал из комнаты.

Справедливое негодование привело его из дворца к порогу комнаты для больных. Но внезапно возникшее опасение остановило сёгуна и его свиту у кумирни, стоящей возле низкого, крытого соломой здания. Комната для больных является прибежищем духов болезней и загрязнена случившимися здесь смертями. Сёгун, который не блистал здоровьем, при мысли о том, что нужно туда войти, почувствовал головокружение и боль в желудке. Но он должен войти, ради матери.

Достав из-за пояса чистую белую тряпку, он обмотал ею лицо, чтобы преградить путь дурным духам и заразе.

— Давайте, э-э, зайдем, — сказал он.

Его главный слуга открыл дверь комнаты для больных и объявил:

— Прибыл его превосходительство сёгун.

Нерешительно войдя в комнату, сёгун увидел лекарей и их помощников, ошеломленных его появлением. Они упали на колени и стали кланяться. Сёгун подошел к женщине, лежавшей на постели.

— Ты, должно быть, э-э, Суйрэн… — Он опустился на корточки подальше от нее, напуганный худобой и нездоровой бледностью служанки.

— Ваше присутствие большая честь для меня, ваше превосходительство, — с благоговением проговорила больная слабым ломким голосом.

Под взглядами свиты и лекарей сёгун чувствовал неловкость и неуверенность, поскольку ему еще никогда не доводилось допрашивать свидетелей преступления.

— Ты помнишь, как тебя, э-э, ранили? — наконец решился он.

Суйрэн слабо кивнула.

— Какие-то люди напали на нас на дороге. Убили солдат и слуг и захватили госпожу Кэйсо-ин. — Ее глаза наполнились слезами.

«По крайней мере она не потеряла память, — подумал сёгун. — Возможно, все будет не так уж и трудно».

— Я хочу, чтобы ты рассказала мне обо всем, что произошло во время, э-э, нападения.

Служанка поведала историю кровавой бойни и пережитого ужаса, ее речь то и дело прерывали рыдания и паузы, необходимые, чтобы собраться с силами.

— Меня вытащили из паланкина. Какой-то человек ударил меня кинжалом. Я упала и, ударившись головой, потеряла сознание. Очнулась я в луже крови. Повсюду валялись трупы. Я видела, как какие-то люди вываливали вещи из сундуков. Госпожа Кэйсо-ин, госпожа Янагисава, госпожа Рэйко и госпожа Мидори лежали на обочине дороги и будто спали. Люди засунули их в сундуки.

Представив себе мать, с которой обращались как с неодушевленным предметом, сёгун задохнулся от гнева.

— Я пыталась ползти к ним и остановить этих людей, но была слишком слаба. — Суйрэн зарыдала. — Если бы я смогла спасти госпожу Кэйсо-ин!

— Это твой, э-э, шанс помочь мне спасти ее, — сказал сёгун. — Эти люди говорили, э-э, куда собирались направиться с моей матерью?

Лицо Суйрэн помертвело от усталости. Ее голос стал еле слышен.

— Они спорили. Говорили… сундуки слишком тяжелы, чтобы их тащить всю дорогу до… — Она буквально выдохнула последнее слово.

— Изу! — расслышал сёгун. — Они собирались идти в Изу! — ликовал он под своей белой тряпкой. Ведь ему удались то, чего не смогли Сано и Янагисава.

— Главарь… приказал нанять носильщиков, чтобы те помогли нести сундуки, — с трудом проговорила Суйрэн. — Они обсуждали, как… как найти место, где снова встретятся… — Она помолчала, словно прислушиваясь к звукам из прошлого. — …Главная дорога на юг через Изу… на запад, на перекрестке у кумирни Дзизо… озеро с замком на острове…

Сёгуна переполняла такая радость, что он захихикал и захлопал в ладоши. Теперь он точно знает, где искать мать! Ему не терпелось увидеть лица Сано и Янагисавы, когда он им это объявит.

— Ты сослужила мне, э-э, большую службу. — Он порывисто склонился над Суйрэн и погладил ее по голове. — Я дам тебе, э-э, в награду все, что пожелаешь.

Суйрэн закрыла глаза и вздохнула, она потратила на рассказ слишком много сил.

— Я желаю лишь, чтобы госпожа Кэйсо-ин вернулась домой, — прошептала она. — Тогда я могу умереть счастливой.

Сёгун, запоздало вспомнив о болезнях и заразе, поспешил из комнаты для больных, свита последовала за ним. Во дворе он сорвал с себя маску, вытер об нее руки и помолился, чтобы его здоровье не пострадало. Но он был горд тем, что побеседовал с Суйрэн, и рвался в бой. Он устал ждать, когда другие что-то сделают за него, и был сыт по горло сложными стратегиями охоты на Царя-Дракона. Причины, по которым не следовало торопиться, вылетели у него из головы вместе с обычной нерешительностью. На сей раз Цунаёси Токугава точно знал, что нужно делать.

Два самурая спустили Мидори вниз по башенной лестнице и понесли на носилках через лес. Другие стражники повели за ней под дождем Рэйко, госпожу Янагисава и Кэйсо-ин и заперли их в крыле главного дворца. Комната оказалась мрачной, пахла сыростью и плесенью, покрывавшей голые стены, однако была устелена ветхими подушками и потертыми татами. Здесь имелись постели для всех женщин, кадка горячей воды и стопка одежды. Сохранившаяся крыша не пропускала дождя.

Рэйко, помогая уложить Мидори на матрас, вознесла благодарственную молитву за то, что Царь-Дракон решил их переселить. Через зарешеченные окна она посмотрела на серое, штормовое озеро, видневшееся сквозь деревья. Здесь, на первом этаже, вблизи от лодок, маячила свобода. Но с побегом придется подождать.

Мидори пронзительно кричала, корчилась и плакала от боли, которая становилась все сильнее. Она металась и тяжело дышала.

— Как больно! — В ее глазах плескался ужас. — Я больше не могу!

— Успокойся! — Рэйко массировала энергетические точки на ее теле, стараясь не поддаваться панике. — Скоро все закончится.

Госпожа Янагисава беспомощно заламывала руки. Кэйсо-ин заглянула меж согнутых в коленях ног Мидори и вскричала:

— Смотрите! Ребенок уже показался!

Рэйко увидела головку младенца, покрытую слипшимися от крови черными волосами, и пузырящуюся жидкость у кромки плоти Мидори.

— Тужься! — приказала она.

Но схватки начали слабнуть, хотя роженица корчилась от боли.

— Он не выйдет! — Ее голос сорвался. — Он застрял!

— Поднатужься, — попросила Рэйко.

— Не могу! — зарыдала Мидори. — Я умираю! О нет, о нет, о нет!

— Ох, Будда тебя раздери! — заорала госпожа Кэйсо-ин и влепила Мидори оплеуху. Та, раскрыв рот, изумленно уставилась на Кэйсо-ин. — Ты родишь этого ребенка, нравится тебе это или нет! Прекрати свои глупые причитания! Будь храброй! — Она опустилась на колени возле Мидори и взяла ее за руки. — Теперь тужься!

Мидори подчинилась. Вцепившись в руки Кэйсо-ин, как наездник в поводья скачущего во весь опор коня, она со свистом втянула в себя воздух и подалась вперед, тужась так сильно, что лицо стало багрово-красным, а из горла вырвался дикий вопль.