Внезапная удача (СИ) - Татьяна Ренсинк

я уже терял веру выйти на свободу. Только нас выпустили и заставили покинуть Норвегию в тот же день. Мы и рады были, — вздохнул Алексей, взглянув на внимательно слушающую любимую.

Её взгляд будто говорил, что она переживает с ним всё вместе. Снова уставившись в тёмный угол, Алексей продолжил:

— Мы потом поняли, что нас спас Бобринский, отписав государыне о случившемся. Дело смогли спокойно разрешить, не придав тому огласки. Тогда же, находясь на корабле, покидая Норвегию, знали, куда держать путь. Думая о том, что нас забыли и предали, прибыли в Париж. Нашли мы всех, с кем разъезжали ранее, в том числе и Бобринского. Там я увидел и тебя, — снова взглянул Алексей на любимую, смущённо улыбнувшуюся от его слов. — Как упустил, решили вместе с Бобринским да студентами вернуться в Россию, но он получил известие отбыть в Ревель да остаться там. Не имея средств и не получая их ни от кого, мы поехали вместе с ним туда же, где он устроил нас на корабль, который привёз в Петербург. Государыня из-за письма Бобринского приняла нас в камер-юнкеры. Никаких обязательств… Скучные дни, пока друзья утопали в гуляниях, пьянках, песнях, — усмехнулся Алексей и снова встретился с нежным взглядом милой. — А там дослужились до кавалергардов и вот…. я здесь…

— Но, может быть твои родители тогда зря так обиделись? — вопросила с надеждой Софья. — Может всё и наладится теперь? Ведь и наследник им нужен, и сын ты достойный. Нет лучше тебя…

— Любимая, — начал Алексей целовать губы любимой. — У них есть ещё один сын… Мой старший брат для них…. может, куда важнее… Успешный сыщик, да и… мудрее меня в любом случае…

70 Часть

Снова Софья почувствовала, что счастье здесь, когда проснулась в объятиях любимого, с которым вместе легли спать после долгой беседы ночью. Встретившись с его ласковой улыбкой, она стала вновь верить в будущее счастье для них. Только много вопросов снова заставляли волноваться:

— Я думала обо всём, — молвила Софья, поцеловав любимого в грудь, и он покрепче прижал её к себе. — Твой брат… Почему его не было тогда, в замке? Ты с ним тоже не общаешься?

— Он женат и живёт в другом городе в Швеции, — спокойно прозвучал ответ. — Служит там… А в переписке с ним я, конечно же, состою. Мы с ним не враги. Не часто пишем, но знаем обо всём, что происходит. Я ему и о тебе рассказываю всегда. Может он и сообщает о том родителям, когда навещает их. Родителям я тоже пишу, но ответа не получаю.

— Это ужасно, когда столько недоговорённости, — села с беспокойством Софья. — Они же родители.

— Если они не примут тебя, я вообще забуду об их существовании, — резко сказал Алексей, дав понять своё упрямое решение, которое казалось самым верным. — Чем они старше становятся, тем невыносимее. Я не согласен с ними во многом, увы. Но, думаю, всё будет лучше. Я не беспокоюсь о них. Тебя бы выкрасть, и всё, — улыбнулся он вновь, заключив любимую в объятия.

Он щекотал её, заставляя смеяться, целовал, желая оставаться с нею так хоть весь день, но вышедшая из-за ширмы служанка кашлянула:

— Уж простите…. но барышне пора одеваться.

— Что за спешка, Евдокия? — удивился Алексей, а Софья, поднявшись с постели, развела руками:

— Государыня повелела сегодня выступить со сценкой из одной пьесы, которую я раньше пела при дворе… Ещё до побега в Париж.

— Вот как? — прищурился игриво Алексей и стал медленно к ней подходить. — Интересно будет взглянуть на тебя…. какой же ты была… Кого же соблазняла?

— Вот уж соблазнами не занималась, — попыталась игриво вырваться из его хватких рук Софья, а губы вновь нашли друг друга, даря сладость поцелуев.

— Всё, всё, — оттолкнувшись нехотя от любимого, Софья села к зеркалу, принявшись сразу надевать серьги.

Любуясь ею, Алексей послушно пятился к двери тайного коридора:

— Я увижу тебя там… Помоюсь, оденусь и сразу к тебе…

— Там будут и мои родители. Их специально пригласили, — смотрела на него через зеркало Софья, а взгляд выражал глубокое беспокойство.

— Вот и прекрасно, — улыбался верящий в лучшее милый. — Значит, судьба мне пообщаться с ними получше. Верь…. мы будем вместе.

С этими словами он ушёл. День начался в подготовках к новому музыкальному времени, и скоро Софью в компании фрейлин проводили в зал, где всё было устроено так, чтобы многочисленные гости смогли насладиться прелестью выступлений.

Дожидаясь своей очереди, Софья видела горделиво взирающих родителей, сидевшую рядом и готовую выступить с нею со скрипкой сестру да смотревшего лишь на неё влюблёнными глазами Алексея. Видя его, уверенного в успехе, Софье становилось легче. С тем чувством, вновь купаясь во взгляде милого, она и вышла к выступлению.

Музыка лилась то от играющего на балконе оркестра, то от Александры, играющей очаровывающе дополняющие к музыке партии на скрипке. Стоящий рядом молодой кавалер-артист будто тянулся с букетом цветов к Софье, а она, дождавшись момента, вновь стала радовать прелестью проникающего нежностью в сердца голосом…

Теки скорей, о время злое!

Промчи печаль мою с собой.

Приди, о время дорогое,

И возврати ты мой покой!

Дай зреть того, кого желаю.

Кем я и день и ночь пылаю,

Кто мной владеет больше всех.

С тобой, любезный, в разлученье

Терплю я лютое мученье

И плачу вместо всех утех.

Мне жизнь моя несносна стала,

Любовь покой мой отняла;

Когда 6 тебя я не видала,

Спокойно б жизнь моя текла.

Не знаючи любовной муки,

Не знала 6 я сей злой разлуки;

Когда б твой взор мя не пленил.

Но ах! не думай, что я каюсь,

Что я, любя тебя, терзаюсь,

Ах нет! ты мил и будешь мил.

Плачевны взоры обращая,

Смотрю всечасно к той стране,

Где тщетно страсть мою питая,

И ты жалеешь обо мне.

Маня к себе надеждой страстно,

Я жду тебя, мой свет, всечасно,

Я жду тебя со всех сторон.

Тебя не видя ниотколе,

Лишь пуще рвусь и стражду боле,

По всем местам пуская стон.

Но сколько рок мя ни терзает,

Какие муки ни терплю,

Разлука страсть не умаляет,

Я все равно тебя люблю.

Тобой узнав сердечну рану,

Я век любить не перестану,

С тобой ли буду или нет.

Когда тобою я любима,

Пусть буду ввек судьбой гонима,

С тобой сне сносно все, мой свет.*

* — из «Собрание разных песен», М.Д. Чулков

71 Часть

Пока Софья выступала, глядя лишь