Крысиный волк - Дарья Беляева

Девочка нарисовала стрелочку от собственного портрета, нарисованного Амти, к маяку. Она погрызла карандаш, потом отложила его и, совершенно внезапно, исчезла. Амти подхватила рисунок и бросилась вниз, чтобы найти Адрамаута.

Какой ей собственный ребенок, если Амти не была способна просидеть с девятилеткой десять минут так, чтобы она не исчезла неизвестным образом в неизвестном направлении.

Амти забежала на кухню, едва не снеся дверь.

— Адрамаут! Она пропала! Маленькая….

— … девочка! — закончил за нее Адрамаут. — Она тут!

Амти посмотрела, и действительно, девочка сидела за столом, перед ней был поднос, который Адрамаут собирался нести к ней в комнату. Девочка сосредоточенно наматывала макароны с сыром на вилку, не обращая ни на кого внимания.

— Видимо, у нее уже есть магия, — сказал Мелькарт. — Какой талантливый ребенок.

— Почему даже когда ты правда говоришь что-то хорошее, звучит как сарказм? — с искренним любопытством спросил Шайху.

— Потому что заткнись.

— Именно так, полагаю, — сказал Неселим. — Она и сбежала. Может быть, ей удалось переместиться в этом летаргическом состоянии. Как иногда мы рефлекторно дергаемся во сне. Она могла провести в лесу сколько угодно времени, просто переместившись в случайное место поблизости.

Амти смотрела на рисунок маяка, потом на девочку.

— Ребята? — осторожно сказала Амти.

Но в этот момент госпожа Тамия позвала Адрамаута к телефону. Это было странно, поэтому Амти замолчала и все замолчали, слушая его голос из коридора.

— Да, мама, — сказал Адрамаут устало. — Вы хотите спросить что-нибудь о том, как поживает ваша дочь?

А потом он надолго замолчал, и Амти не видела его, не слышала его, но чувствовала волну всепоглощающего страха, страха, который почти заставил ее саму забиться в угол, дрожа.

Довольно долго стояла тишина. Остальные, не обладая ее чутьем к страху, тоже чувствовали, что дело неладно. А потом Адрамаут зашел к ним, выражение лица у него было совершенно жуткое — как у человека, который вот-вот свихнется.

— Маарни, — сказал он. И Амти все поняла, но вместе с этим пониманием, прямо в один момент, пришло и другое.

Платье, маяк, все это она видела — во сне. Был только один человек, кроме Амти и Шацара, который видел и помнил все то же самое. Этот человек обладал и искусством говорить с Матерью Тьмой.

Женщина-зверь. Шацар велел передать ее лично ему, потому что женщина-зверь — его сестра.

11 глава

— Я ее отодрал.

Глаза у Мелама округлились, он посмотрел в сторону зала, где сидела Митанни. Они с Меламом курили в саду, и по тому, как Мелам часто и глубоко затягивался, Шацар видел, как сильно он волнуется.

— Что?!

Да, Мелам определенно тоже не понимал, почему Митанни выбрала его, а не Шацара.

— Да не ее. Подружку невесты. Можешь не волноваться.

На лице Мелама читалось явное облегчение, даже болезненная бледность в секунду сошла с него.

— А почему я должен волноваться, что ты… переспал с подружкой невесты?

— Не переспал. Не то слово. Я трахнул ее под лестницей.

— Шацар!

— Ради тебя.

— Что?!

— Это традиция. Шафер должен потрахаться с подружкой невесты. Я посмотрел четырнадцать свадебных фильмов, и все они включали этот сюжет. Я хочу, чтобы твоя свадьба была идеальной.

Мелам вздохнул, потом улыбнулся Шацару с неожиданной и искренней теплотой.

— Спасибо тебе, Шацар. Это самая социопатическая вещь, которую я слышал на своей свадьбе, но мне приятно, что ты стараешься для нас.

Мелам помолчал с секунду и почти тут же спросил подозрительно:

— Но это ведь было не против ее воли?

— Такого я в свадебных фильмах не видел.

— Ты мой лучший друг. Я безумно счастлив, что ты сейчас со мной.

— Давай без этой чуши. Мне еще речь читать Мелам посмотрел на него с сочувствием. Шацар не понимал, знал ли Мелам, как сильно он любит его жену.

— Я пойду. А то праздник, — сказал он осторожно, как бы предлагая оставить Шацара одного.

Шацар в ответ промолчал и только закурил следующую сигарету.

Яркие мордочки цветов то тут, то там выглядывали из невероятной зелени лета. Ветер гонял на купоросно-синем небе облака. Удивительный день, хороший для свадьбы.

Шацар думал, что он станет худшим в его жизни, однако не стал. Митанни была так прекрасна, ее темные, блестящие волосы спадали к лопаткам, безупречные черты и сияющие глаза делали ее похожей на богиню.

Шацар любовался на нее и забывал обо всем. Любовь, стоящая смерти. Шацар, конечно, довольно долго игрался с мыслью о том, чтобы устроить резню на свадьбе. Он даже учился обездвиживать достаточное количество целей.

Одна винтовка и его магия, эта свадьба могла бы войти в историю. И какой сюжет был бы у этой истории — герой Войны, один из самых известных снайперов Халдеи, начинающий политик, расстреливает жениха, невесту и их гостей.

Наверняка, статью об этом происшествии поместят в той же желтой газетенке, куда Шацар частенько присылает статьи. Соблазн разрушить всю тщательно выстроенную вокруг себя ложь и показать, хоть один раз, кто он есть на самом деле был необычайно велик.

Шацар не был борцом за справедливость, героем, защитником слабых от сил чудовищного зла. Он родился чудовищным злом, воспитывался чудовищным злом и умрет чудовищным злом, как хорошо не научился бы врать.

Угрызений совести по этому поводу Шацар не испытывал, скорее ему было интересно посмотреть на лица окружающих его людей, если бы они узнали о нем все.

Год назад закончилась Война. Шацар и Мелам были теперь ветеранами, у них был некий запас доверия в обществе. Мелам этим пользоваться не умел. Его волновало только то, как побыстрее жениться на своей женщине и вернуться к своим книжкам.

Шацар его понимал. По трезвому измышлению, Шацар понимал еще вот что — ему не хочется оставлять Митанни и Мелама. Если оглядеть ситуацию еще более холодно, стоило отметить, что Шацару, строго говоря, некуда было возвращаться. Он был один из самых известных снайперов-диверсантов. Не только обычные люди, но и Инкарни, прятавшиеся среди них, смотрели иногда телевизор.

Шацар предал свой народ. Триста двадцать четыре Инкарни, его братья и сестры. Чтобы выполнить обещание, данное женщине, которая сегодня станет женой его друга. Шацар был преступником, во Дворе его бы судили. Двор иногда не такой дикий, каким его привыкли считать. По крайней мере, линчевание было бы милосерднее таких судов, которые проводились во Дворе.

Шацар искренне надеялся, что Инкарни, знавшие его лично и помнящие его мертвы, либо не показываются в Государстве. Однако, следовало перестраховаться. Шацар долгое время не мог выдумать, как, и это не давало ему покоя.