Инквизитор и нимфа - Юлия Зонис

«Не бойся. Я там подтолкнул кое-кого сзади, тебя подхватят. И вообще извини. Я Салливана хотел проучить, а ты ни при чем. Этот урод тебя не зашиб?»

Лаура все еще висела в своем хрупком коконе, но взгляд ее лихорадочно метался по толпе. Откуда идет этот голос?

Секунда миновала. Время вновь ускорилось до лихорадочного галопа, и Лауру метнуло назад и вниз. Чьи-то пальцы больно сжали плечи, останавливая падение. Девочке так и не дали коснуться жестокого льда. Над ней заохали, бережно ставя на ноги. И только когда острия коньков вновь утвердились на поверхности (руки непрошеных помощников все еще стискивали плечи и талию, так жестко и грубо), Лаура заметила его. Голубые глаза смотрели одновременно насмешливо и обеспокоенно. Копна светлых волос надо лбом, разрумянившиеся щеки. Шапки на мальчишке не было. «Как ты это сделал? Ты психик, да?» «Ага. Оператор. Самый крутой на курсе, между прочим. Я Лукас. Лукас Вигн. А ты Лаура, я знаю. Классно катаешься».

Выдав эту небрежную похвалу, Лукас улыбнулся, и девочка улыбнулась в ответ.

Ее затормошили за плечи, кто-то громко проорал в ухо, обрызгав щеку слюной:

– Девочка, ты в порядке? Ничего не ушибла? Женский голос проохал:

– Да у бедняжки шок. Видите, она улыбается, совсем ум от страха потеряла. Перестаньте ее трясти.

И та же тетка, визгливо сорвавшись:

– Вы только посмотрите на этого шутника! Сидит себе как ни в чем не бывало. Таких надо изолировать!

– Вот гаденыш!

– Надо позвать полицию.

– Да просто мордой его об лед, чтобы знал в следующий раз.

Связь между ними уже истончалась – Лаура еще успела ощутить злорадное торжество светловолосого мальчишки, приправленное небольшой порцией вины, – и оборвалась. Хлынул холодный свет, горячее дыхание столпившихся вокруг людей, толчки, ругань, разноголосица. Толпа раскалялась злобой. Надо было выбираться, а Лаура все медлила, все длила в себе это чувство подхвативших ее рук – самых крепких, самых надежных и теплых рук в мире.

А Марк ей поначалу совсем не понравился. Тощий, взъерошенный, он хлюпал разбитым носом и смотрел виновато и угрюмо. Очень не хотелось приглашать его домой. Наверное, этот мальчик и правда противный, если Лукас так его невзлюбил. Гад какой-нибудь, подлиза или ябеда. К тому же Лауру подташнивало от вида крови – чужой, к своей она привыкла, потому что часто брали на анализ. И все-таки надо было позвать неприятного мальчика и непременно познакомиться. Уже там, на катке, пока еще длилась ниточка между ней и Лукасом, девочка поняла: Лукас забудет ее, как только отвернется.

Случайная вещь, не разбилась – и ладно. Вигна интересовал только его враг. Значит, надо подружиться с врагом.

Лаура выглянула из-за широкой спины телохранителя и лихо подмигнула взъерошенному мальчишке. Тот как раз вытирал кулаком кровь из расквашенного носа, да так и замер. Выглядел паренек довольно глупо. Ну и хорошо. Если дурак, значит, долго не догадается, что нужен ей вовсе не он, а Лаура тем временем тихо, подробно выспросит все-все про голубоглазого оператора по имени Лукас Вигн. Девочка обернулась к отцу и капризно заявила:

– Папа, у него рука поранена и нос разбит. До нас ближе. Пусть он поедет с нами, медсестра Полин его перевяжет.

Отец был недоволен, но, конечно, выполнил ее просьбу. Он всегда исполнял просьбы Лаури, всегда – или уж наверняка с тех пор, как умерла мама.

Если бы Лаури в тот предрождественский вечер знала, что на исполнение ее плана потребуется четыре с лишним года, она наверняка позволила бы Сойеру отвести Марка в лицей. Это тогда. А потом…

Марк Салливан не был похож ни на ее одноклассников, чванливых сынков политиков и бизнесменов, ни на веселых, шумных и глуповатых детей прислуги, с которыми ей иногда – чем дальше, тем реже – разрешали играть. Он вообще ни на кого не был похож. Хмурый. Неразговорчивый. Осторожный в движениях, словах и поступках.

Лаура быстро поняла, что друзей у ее нового знакомого в лицее нет. Казалось бы, мальчишка должен запрыгать от счастья – с ним подружилась дочка сенатора. Такой круг, такой интересный дом! Однако первые месяцы Марк по большей части отмалчивался. Лишь иногда, случайно оборачиваясь, Лаура ловила его взгляд и не могла понять, чего в этом взгляде больше: жадности? Ненависти? Восхищения?

А потом, в один прекрасный день, Флореан Медичи решил проверить, чем там занимаются детки. Он вошел в комнату, где Лаури с Марком мастерили модель замка. Замок был по пояс Марку, из серого, пористого и легкого материала, очень похожего на камень. Из крепости выступало войско почти настоящих рыцарей, а атаковал ее почти настоящий, извергающий нежаркое пламя и дистанционно управляемый дракон. Оба играющих старательно притворялись, что делают друг другу одолжение. Марк прикидывался, что он слишком взрослый для подобных игр, а Лаура – что ее вовсе не интересуют кибернетические игрушки и мо-дельки.

Сенатор уселся в кресло и некоторое время снисходительно наблюдал за их возней. Марк в присутствии хозяина дома всегда становился особенно, не по-хорошему тих. Вот и сейчас он отложил конструктор и выжидающе уставился на взрослого. Флореан изобразил доброжелательную улыбку и решил почтить дочкиного приятеля беседой.

– Марк Салливан, – раскатисто начал сенатор. Таким голосом он покорял сердца парламентариев и молоденьких журналисток.

– Ты ведь внук Ангуса Салливана, если я не ошибаюсь?

– Да.

– Твой дедушка прослыл большим оригиналом. Помнится, я видел несколько репортажей о нем в сети. Лет двадцать назад это было, двадцать пять? Профессор бросает кафедру и удаляется в деревню, чтобы построить дом. Ученый заделался каменотесом. Насколько я помню, он чуть ли не толстовство проповедовал? Толстой – это…

– Это русский писатель и философ девятнадцатого века. Я знаю.

Сенатор с деланым изумлением поднял брови:

– Не думал, что русская литература входит в программу вашего лицея.

– Она и не входит. – Марк говорил резко и неприязненно. Лаура вспомнила, что ее новый друг не переносит снисходительности взрослых.

– Хм. Так вот, о чем бишь я… – продолжил сенатор.

Тон его оставался благодушным, и зря.

– Вы назвали деда толстовцем, – не замедлил перебить Марк. – Это довольно глупо, учитывая, что основой учения графа было непротивление злу насилием, а мой дедуня так и норовил затеять драку в ближайшем пабе и огреть кого-нибудь по башке бутылкой. Не говоря уже о том, что в молодости он возглавлял дублинскую секцию «Шинн Фейн», а потом до самой смерти поддерживал ИРА.

– Э-э, – сказал сенатор.

– Если вас интересует, то по взглядам он был ближе к луддитам и нитехам. Он бы с радостью подорвал какой-нибудь заводик, не будь большая их часть расположена на орбите или на Луне.