Сброшенный корсет - Сюзан Кубелка

— А что это значит?

— Это может значить только… это как обещание. Что он даст нам свое благословение… в случае, если мы… вы и я… если мы… захотим заключить союз. Знаете, я слышал — то есть, мне сказала ваша тетушка, — это было щекотливое дело, что у вас нет залога. А я тоже не имею состояния, к сожалению. Вот в чем проблема. И тогда мне пришла идея со второй наездницей.

— Это ваша идея?

— Ну да. Я подумал, должно что-то произойти. Я посоветовался с Аттилой. А тот рассказал мне о Косанике, одну ужасную историю за другой. Так что теперь мы убьем двух зайцев одним ударом. Папа́ тут же воодушевился и теперь взвинчивает ставки в пари, для этого есть лишь одна причина… — он поднес мою руку к своим губам и почтительно поцеловал кончики пальцев, один за другим, не спуская с меня глаз, — это имеет… только один… смысл: залог.

— Но как…

— Если дело пойдет так дальше, то составится приличная сумма.

— И что тогда?

— Когда?

— Если мы выиграем, и ваш папа́ выиграет залог?

— Что случится тогда? Моя дорогая Минка, — Габор счастливо засмеялся, — тогда мы получим отцовское благословение, подадим прошение императору и объявим о нашей помолвке. Вы откажетесь от пансиона, останетесь в Эннсе и будете ждать меня. То есть… — Он поколебался. — Я давно хотел спросить вас… Я вам нравлюсь?

— Очень!

Габор покачал головой:

— Глупый вопрос. Конечно, я вам нравлюсь. Но скажите, только честно, вы относитесь ко мне по-особенному?

— Да, — ответила я без колебаний.

— Я догадывался, — блаженно воскликнул Габор. — Ваш щедрый подарок за венгерским ужином — такой просто так не делают. И это не расточительство. Это мой талисман. Каждую ночь я храню ее под подушкой.

— А если кто-нибудь найдет ее днем? — спросила я, ужаснувшись.

— Это невозможно, — радостно заявил Габор.

— Почему же?

— Угадайте!

— Не знаю.

Он наклонился ко мне.

— Днем я ношу ее на теле.

— Где? — спросила я, чуть не задохнувшись от ужаса.

— Где ей и подобает быть. У самого сердца. Она и сейчас там.

— О!

— И мне безумно завидуют!

— Бога ради! Вы ведь не демонстрировали ее пред всеми.

— Не бойтесь. Конечно, нет.

— А кто же тогда завидует?

— Ваш второй пламенный поклонник. Аттила Надь. Но он не проболтается.

— Мне очень жаль, — сказала я сконфуженно, — но дело в том, что я обронила ее нечаянно. Мне никогда не пришла бы в голову подобная мысль.

— Никогда? — разочарованно воскликнул Габор.

— Разумеется, нет. За кого вы меня принимаете? Я не… не какая-нибудь… я давно уже хотела просить вас… вернуть мне ее.

— Нет, — сказал Габор и засмеялся.

— Пардон?

— Моя дорогая Минка! Я не отдам ее обратно. Но если вы непременно настаиваете, то, пожалуйста. Берите. — И он положил правую руку на сердце.

Как? Средь бела дня? Я, благовоспитанная барышня, должна расстегнуть мундир молодого человека? А если кто увидит? Это была шутка. Мне оставалось лишь громко рассмеяться. Габор смеялся вместе со мной.

— Вы прекрасно знаете, что это невозможно.

— Почему же?

— Вы просто садист.

— Предложение остается в силе еще десять секунд. Раз, два, три! Если до десяти вы ее не возьмете, я делаю вывод, что вы в том не заинтересованы… нет, серьезно, Минка, дорогая. У меня нет от вас ничего, даже письма. У вас есть хоть капля сострадания? Немилосердное создание.

— Шантажист.

— У меня к вам предложение. Я оставляю себе ваш невольный подарок, а вы принимаете мой добровольный.

— Но мне не разрешают принимать подарки.

— Погодите, вы его еще не видели.

— Нет! Я хочу свой. Сейчас, немедленно.

Габор засмеялся:

— Ну ладно. Но сперва я только покажу вам свой подарок — и сразу выброшу его в ручей.

Стянув перчатку с правой руки, он снял с мизинца кольцо и протянул его мне:

— Соблаговолите, сударыня, бросить беглый взгляд на этот предмет, прежде чем я отправлю его рыбам… хотя мне очень жаль это делать. Я носил его, не снимая, день и ночь все последнее время.

— И в манеже тоже?

— Все время… И представлял себе, как изящно оно будет смотреться на вашей маленькой ручке. Минутку. Только примерьте! Дайте-ка мне вашу руку, — Габор стянул с моей правой руки перчатку, вернее перчатки, потому что я носила сразу три пары, одну поверх другой, как наша прекрасная императрица, и надел кольцо на средний палец. — Впору! — воскликнул он и быстро поцеловал мне большой палец со словами: — Да, выглядит и впрямь прелестно. А теперь отдавайте кольцо обратно, и покончим с этим.

— Что за спешка… Я даже не успела по-настоящему оценить его.

— Какая в том необходимость?

— Ну все-таки! — Я отвернулась и с восхищением рассматривала кольцо. До чего же красиво! Оно стоило сотни подвязок. Три виноградные грозди на золотом ободке — красная из мелких рубинов, белая из крохотных переливчатых жемчужин и зеленая из круглых шлифованных изумрудов. А между ними филигранной работы листья винограда с тончайшими усиками.

— А внутри гравировка, — вскользь заметил Габор, — всего три слова. Но большими буквами: OMNIA VINCIT AMOR. Но вам это тоже не интересно, как мне кажется.

— Ни в малейшей степени, — ответила я, вытянув руку на солнце.

— У вас, вероятно, сотни подобных колец от несчастных поклонников, и вы не знаете, куда их девать.

— Миллионы…

— Что я говорил! Вы кружите голову всему мужскому миру.

— Именно так. Со всей языческой страстью, других дел у меня нет, — и я улыбнулась ему.

— Ну хватит, — сказал Габор неожиданно серьезно и стянул перчатку со своей левой руки.

— Что хватит?

— Минка, дорогая, не смотрите на меня так, у вас глаза, как вишни, перед ними невозможно устоять.

— А если я буду?

— Тогда, — сказал Габор, наклонился ко мне и, сжав ладонями мое лицо, поцеловал. Он целовал меня в губы, с закрытым ртом, тихо постанывая, и поцелуй был долгим и нежным. Внезапно мы очутились в объятиях друг друга, легонько покачиваясь из стороны в сторону. И опять происходило нечто удивительное.

— Вы моя большая любовь, — прошептал Габор.

Едва эти слова прозвучали в моих ушах, я почувствовала, как они взлетели и рассыпались снопом белых искр по моим плечам и рукам, и заструились к талии, и, взорвавшись у солнечного сплетения, сладостной истомой навалились на все мои члены, переполнив все мое естество, а я потонула в Габоровых объятиях, не в силах пошевелиться.

Что это было? Паралич?

Ерунда! То была любовь.

Габор и я. Я ощущала гладкое сукно его мундира на своей щеке. Слышала быстрое неровное биение его сердца и прерывистое дыхание. Мы долго-долго не выпускали друг друга из объятий.