Те, кто охотится в ночи - Барбара Хэмбли

Это был весьма неуклюжий маневр, но просто послать записку на Брутон-Плейс означало бы рассекретить убежище Лидии. Набрасывая еще подрагивающей от слабости рукой послание, он решил с сожалением, что разумнее все-таки не встречаться, а продолжать обмен даться информацией через гардероб музея. Закончив, задернул половину портьеры, чтобы предупредить Лидию о том, что послание отправлено. Он жаждал видеть ее, прикоснуться к ней, услышать ее голос и, самое главное, удостовериться, что с ней все в порядке, но, зная об убийце то, что он знал сейчас, он бы не решился даже встретиться с ней в парке при свете дня.

Уже то, что он однажды решился на такую встречу, заставляло его сердце сжиматься в предчувствии опасности. Убийца, по словам Исидро, вполне мог подглядывать и подслушивать на расстоянии, различая каждое произнесенное ими слово, – дневной охотник, безумный, пораженный древней чумой. Лицо Забияки Джо Дэвиса всплыло внезапно в его памяти – искаженные бледные черты, сальные волосы, отчаянный шепот: «У меня как будто мозг высасывают от голода…» – и безумие в глазах.

Эшер почувствовал горькое раскаяние. «Богоподобный Деннис Блейдон, – злобно подумал он, – Х никогда бы не позволил втянуть Лидию в такую историю».

Телеграмму он послал с оплаченным ответом и около двух часов излагал на бумаге свои парижские приключения. Это вымотало его и расстроило окончательно. Он нуждался в отдыхе точно так же, как нуждался в воде, когда лежал первые несколько дней в парижском подвале Исидро. Как бы он хотел вывести Лидию из этой игры, выйти из нее самому и хоть на малое время снова оказаться на зеленых лугах Оксфорда! Ему нужен был отдых – и вовсе не для того, чтобы иметь возможность поразмыслить о предполагаемых вампирах из фольклора или – того хуже – о реальных ночных созданиях, крадущихся лондонскими мостовыми, вслушивающихся в голоса прохожих и провожающих их алчными взглядами.

Но возможности для отдыха не было. Он вытер пот с лица и продолжал водить пером по бумаге, вслушиваясь, на раздастся ли у дверей стук почтальона.

Он так и не дождался ответа. Через силу одевшись, Эшер послал за кэбом

– отчасти чтобы создать впечатление предстоящей ему долгой поездки, отчасти надеясь увидеть Лидию возле библиотеки, а отчасти и потому, что пройти два квартала было вряд ли ему сейчас под силу.

– Мисс Мерридью, сэр? – переспросила хозяйка на Брутон-Плейс, выговаривая звук «и» в манере, свойственной выходцам из восточного Ланкашира. – Благослови вас Господь, сэр, а то мы уж гадали, к кому обратиться, – ведь бедная девочка не знает в Лондоне ни души…

– Что? – Эшер почувствовал, как кровь отлила от лица. Видя, что гость ее – и без того бледный – побледнел еще больше, хозяйка поспешила усадить его в кресло посреди тесной, заставленной вещами прихожей.

– Мы просто не знали, что делать, мой муж и я. Он говорит, что люди останавливаются у нас для того, чтобы никто не совал нос в их дела, и, вы уж простите меня, сэр, сказал, что как раз такие красотки и разгуливают по ночам… Но я-то видела, что она не из таких…

– Что случилось? – Голос Эшера был тих.

– Да Господь с вами, сэр, мисс Мерридью ушла еще позавчера, и, что бы там ни говорил мой муж, а я уже хотела звонить в полицию.

Глава 16

Обе комнаты, где жила Лидия (как, впрочем, любое помещение, где она поселялась хотя бы на день), завалены были газетами, журналами, книгами и прочими свидетельствами ее последних изысканий: аккуратно скопированными записями газовой компании, счетами за электричество, газетными вырезками. Эшера прошиб озноб, когда среди прочего он обнаружил две выписки по делу об убийстве в Лаймхаусе. Имена и адреса прилагались отдельно. Лидия явно тщательнейшим образом просеяла приходские архивы, дарственные и завещания, прежде чем составила этот небольшой, но неоспоримый список персон, пренебрегших обязанностью умереть в должный срок.

Проглядев его, Эшер поразился, каким образом граф Эрнчестер не попал на подозрение раньше. Несуразности и несовпадения в передаче собственности прослеживались ясно, как кровавый след на ковре. Дома продавались или дарились лицам, которые затем не проявляли ни малейших признаков жизни (и смерти), забывая даже составить завещание. Были отмечены и другие, более мелкие несообразности. На стене, приколотая к зеленоватым обоям с похожими на капустные кочаны розами, висела топографическая карта Лондона и окрестностей, утыканная чертежными булавками с красными, зелеными и голубыми головками. Списки адресов. Списки имен. На двух из них он нашел Антею Фаррен, Лотту Харшоу, Эдварда Хаммерсмита. То и дело попадалось имя Лайонела Гриппена. Рядом были приколоты фотографии Берти Уэстморленда, его братца достопочтенного Эвелайна – улыбающегося мамонта в футбольной форме Глостер-колледжа – рука об руку с сияющим Деннисом Блейдоном, Томасом Гоби, Полом Фаррингтоном и дюжиной прочих; а также заплетенный в узел белокурый женский локон, надо полагать, принадлежавший когда-то самой Лотте.

Конторка Лидии подобно той, что стояла дома, была засыпана бумагами, среди которых он нашел невскрытое письмо, отправленное по его просьбе доном Симоном из Парижа. Здесь же лежала и телеграмма, отправленная им сегодня, а под ней – выписки из лондонской «Стандард» о второй резне в Лаймхаусе.

Выписки, сделанные ею в ночь перед уходом.

Желудок сжался от страха, тоскливое чувство, испытанное им в Претории в день провала, овладело Эшером, и еще – холодный смертельный гнев.

ГРИППЕН!

Эшер не говорил ей о нем, но она вычислила его сама.

«Лидия, нет!..» – подумал он, ужаснувшись. Трудно было представить, что она могла предпринять такую вылазку одна, и все же…

Она обещала ему – да, но до того, как он исчез. До того, как началось безумие, связанное с «вампиром Лаймхауса». Она знала одно: Джеймс вполне мог быть убит в Париже, и, видит бог, она была права. Прекрасно понимая, что безмозглые газетчики с Флит-стрит по обыкновению хотели гиперболизировать ситуацию, она твердо знала, что на этот раз они нечаянно попали в точку.

Подобно большинству исследователей, Лидия отличалась хладнокровием и практичностью, свойственными, кстати, многим мягкосердечным альтруистам. Кроме того, она готова была к самопожертвованию, лишь бы открыть новое поле медицинских исследований. Эшер не помнил случая, чтобы Лидия нарушила когда-нибудь данное слово, но ведь он сам внушил ей, что дневные исследования относительно безопасны!

Что там говорил Исидро? Что вампиры, как правило, знают, когда по их следу идет человек? Гриппену было достаточно второй раз обратить на нее внимание в толпе…