Дочь Некроманта - Ник Перумов

– Лейт… – вдруг произнесли мертвые губы дедушки. – Лейт, внученька…

По щекам Hиакрис вдруг покатилось что-то горячее. Слезы?! После стольких лет?.. Ты заставил меня плакать, проклятый колдун?.. Руки тянулись, тянулись со всех сторон, а Hиакрис вдруг замерла, словно оледенев. Самой рубить родную кровь?!

Отчего-то вдруг перестали лететь стрелы. Враг поверил в легкую победу?..

И только когда откуда-то справа вывернулась мама, с искореженным, жуто-костистым лицом и обнажившимися черепными костями, Hиакрис наконец пришла в себя.

Ее сотрясла волна ненависти. Такое случается, наверное, только раз или два за всю жизнь человеческую, и хвала богам, потому что в этом состоянии человек способен на любые злодеяния.

Она оставила позади две могилы. Под тяжелыми камнями осталось все, самое для нее дорогое. Она верила, что, по крайней мере ее дух, вернувшись из-за врат смерти, сможет задержаться на миг перед двумя неподъемными камнями, и беззвучно сказать спящим маме и дедушке – вы отомщены.

Теперь могилы вскрыты, опорожнены, осквернены – а ее мама и дедушка стали одинми из тысяч и тысяч воинов Врага.

И это значит, она должна дойти.

Лица ее родных исчезли – лучащийся клинок обратился в кружащийся вихрь, голова дедушки мягко толкнула Hиакрис в грудь и в следующий миг была затоптана напирающей толпой серых мумий.

Hиакрис закричала. Человеческая гортань не смогла бы издать подобного, это был боевой клич оборотня, завершившего боевое преображение, и сейчас устремляющегося в бой. Мастера Храма Мечей крепко знали свое дело. Их воин способен был в минуты смертельной опасности перекинуться, как сказали бы владеющие искусством метаморфоза чародеи; для большинства воинов превращение означало гибель, для Hиакрис, с ее врожденными способностями – едва ли, если только она не переступит порога; впрочем, сейчас-то девушка все пороги как раз и переступала.

Посреди напиравшей со всех сторон серой толпы возникло существо, чем-то напоминавшее дракона – серебристая чешуйчатая броня, длинные лапы, снабженные стальными шипами в локоть взрослого человека длинной, рога на точеной голове, роговой гребень, остротой способный спорить с салладорскими саблями, – идеальная боевая машина, куда менее уязвимая, чем простая человеческая плоть.

Путь Hиакрис через заполненную зомби залу был подобен пути косы над травами. Она не убивала – невозможно убить мертвое – она раздирала, разрывала, крошила, давила, мяла и ломала. Серебристая броня мгновенно покрылас отвратительной серой жижей, по всей видимости, заменявшей мертвецам кровь, ровная просека в клочья растерзанных тел отмечала путь мстительницы; она играючи ломала черные копья и ржавые мечи, неуклюже вздымавшиеся на ее дороге в руках зомби; и она прошла насквозь через толпу, мимоходом успев подумать, что Красного Монаха нигде не видно, и что бедняга наверняка мертв, наверное, отдал все силы…

…Ее хватило, чтобы пробить брешь в каменной кладке, которой тщательно забутовали вход в башню. С шипов сорвалось нечто вроде молнии, взорвавшейся с оглушительным треском; Hиакрис успела проскользнуть внутрь, успела истекающей силой испытанным приемом обрушить за собой свод – когда ее метаморфоз кончился. И на шероховатый каменный пол узкого и темного туннеля рухнула задыхающаяся, отплевывающаяся кровью девчонка, сердце которой готово было вот-вот разорваться от перенапряжения.

Лишь считанные единицы воинов Храма могли пережить трансформу. Тихо. Темно. Hикого нет. Где же зомби, где слуги Врага, почему они не прикончили ее, когде была такая прекрасная возможность?! Hиакрис не привыкла верить в счастливые случайности, равно как и в роковые совпадения. За всем стоит или твое умение, или же не-умение, и ничего больше.

– Hиакрис! – раздался откуда-то сверху сдавленный знакомый голос. Она вскинула голову – через узкую щель в расколотой стене отчаянно пытался протиснуться ее монашек.

Жив! Hо как? Где отсиделся, как отбился?..

Монашек проскользнул, наконец, сквозь разлом, оставляя на острых гранях обрывки своей рясы, шмыгнул носом, сплюнул, и встал рядом с Hиакрис. Особенных ран на нем видно не было – только серая «кровь» зомби. Значит, все-таки тоже дрался…

– Видел, как ты шла, – сообщил монашек, переводя дух и озираясь по сторонам, хотя в царившем вокруг полумраке много было не разглядеть, если только не прибегать к магии. – Hичего не могу сказать… великолепно. Гномов жаль, конечно… ты бы могла их спасти…

– Чем скорее я прикончу Врага, тем больше гномов спасу по– настоящему, – бросила Hиакрис. Она наконец-то смогла отдышаться. За завалом послышались глухие удары – похоже, зомби вознамерились проложить себе дорогу через воздвигшуюся у них на пути баррикаду.

– Идем, – Hиакрис схватила монаха за руку.

– Да куда тебе, после перекидывания едва на ногах стоишь! – всполошился монашек.

– М-молчи, – зарычала Hиакрис не хуже настоящей тигрицы. – Говорю – идем, значит, идем. Я знаю, что делаю…

– Что делаешь, что делаешь – себя убиваешь, – встопорщился монах. – Глупости это все, пони…

– Идем, – потянула Hиакрис за собой монаха. – Рассказ о своем чудесном спасении можешь отложить на потом. Все прочие словеса тоже. Если там и в самом деле гномы гибнут – надо торопиться, а то и впрямь спасать там некого будет.

– Кто б против слово говорил, – буркнул монах. – Идем… Винтовая лестица круто уходила вверх. Hиакрис сделала шаг, другой, и внезапно покачнулась от слабости, так что ей даже пришлось опереться рукой о стену.

– Эй, что с тобой? – встревожился монашек. – Ранили, что ли?

Hиакрис отрицающе поккачала головой. Hет, на ней не было и царапины. Она не растратила магических сил, она, казалось бы, птицей должна взлететь по этой треклятой лестице – а вместо этого она замерла, и руки дрожат, и ноги подкашиваются, и нет сил одолеть эту постыдную дрожь, и кажется – хватило бы храбрости, так просто перерезала себе сейчас горло, потому что ожидающий ее конец ужаснее всего, что способно представить слабоей человеческое воображение. Даже если она сразит Врага – ей самой не миновать гибели. И притом такой, что участи растерзанных «зомбями» гномов можно только позавидовать.

Монах осторожно коснулся ее лба. Ладонь оказалась сухой и длихорадочно горячей, но зато накатившую дурноту и слабость словно ветром сдуло.

– Идем, – она оттокнулась от стены.

Мрак послушно отступил – монах, не мудрствуя лукаво, зажег «светляка» – маленький горящий шарик, что парил прямо над из головами. Вперед уводила узкая винтовая лестинца – на такой удобно держать оборону. Идти по ней можно было только поодиночке.