Синтез - Токацин

Сармат забрался под тёплый душ и услышал снаружи шаги. Ещё несколько «солдат» вошли в душевую. Это были сарматы-марсиане, кто-то из работающих в «длинную смену» — те, кто работал в одну из трёх «коротких смен», либо уже ушли с базы, либо ещё тренировались.

— Осмысленность всего этого, конечно, под вопросом… — один из марсиан продолжил было разговор, начатый ещё за дверью, но увидел постороннего и осёкся. — Гедимин Кет? Учёные тоже готовятся к обороне?

Ремонтник, удивлённо мигнув, вытер воду с лица.

— Домициан? Тебе-то что здесь делать?!

Марсианин хмыкнул.

— Все вопросы к Арбогасту. Теперь нам, генетикам, тоже не дают сидеть спокойно в нерабочее время… М-да, а шрамов у тебя всё больше. Опасное дело — ядерная физика…

— Они у меня давно, просто ты их не видел, — буркнул сармат. — Ты где сейчас? В том же клонарии?

— Да, всё там же, — кивнул Домициан. — Официальный генетик Ураниум-Сити. Всегда под прицелом камер.

Он усмехнулся. Гедимин ответил на его усмешку и задумчиво сощурился.

— В декабре Хольгер собирался принести тебе живых крыс. Как идёт работа?

— А! Так ты в курсе? — удивился генетик. — Крысы и сигма-лучи? Ну, до серьёзной работы там, конечно, далеко. Десять крыс, не считая контроля, — это не выборка, а смех. Но вообще… кое-что уже видно. Сейчас у меня третье поколение, и… всё-таки восприимчивость к сигме передаётся по наследству.

— Расскажи, — попросил Гедимин, стараясь не мигать слишком часто. «Крысы чувствуют сигму?! Разве это не относится только к разумным? Штибер, помнится, жаловался…»

— Да там всё просто. Примитивнейший опыт, — сказал Домициан, и двое марсиан из его компании согласно кивнули. — Крысы двенадцать часов проводят под сигма-излучением, а двенадцать — без него. Контроль не облучается.

— В Лос-Аламосе крысы не реагировали на сигму, — сказал Гедимин. — Она на них тоже.

— Да-да, меня предупредили, — нетерпеливо отмахнулся марсианин. — С первым поколением так и есть. А вот второе кое-что выдало. Из тридцати крысят хотя бы один выдаёт отчётливую реакцию — избегает излучателя. В третьем таких уже один на каждые двадцать, и семьдесят процентов — потомки тех, у кого реакция была. Только не спрашивай, где у крыс рецепторы под сигма-лучи. Воздействие, кажется, идёт напрямую на мозг, а для подробного изучения у нас не хватает оборудования. Мне бы хорошую лабораторию и лет пять на эксперименты…

Он мечтательно вздохнул.

— Вы там что, вывели разумных крыс? — Гедимин сузил глаза. — Что у реагирующих с интеллектом? Проверяли?

Сарматы переглянулись.

— Крысы как крысы, — отмахнулся один из медиков. — Вы, не работающие с фауной, считаете всех животных безмозглыми. Все крысы — умные животные. Эти не исключение.

«Так, тихо. Это их крысы,» — напомнил себе Гедимин. «Их крысы — их проблемы. Тут интересно другое…»

— А излучение на них реагирует? — спросил он и увидел изумлённые взгляды и лёгкую настороженность на лицах. — Отслеживали фон? Возможно, оно пульсировало?

Домициан покачал головой.

— Это не по моей части, Гедимин. Дозиметр там есть, и я обещал переписать показания для вашего центра, но совать в них нос? Я не потяну на физика-ядерщика.

— Излучение… реагирует… на крыс? — еле слышно пробормотал кто-то из сарматов. — Атомщики реально странные…

Гедимин досадливо сощурился.

— Меня пустят посмотреть на крыс и дозиметр?

Домициан посмотрел на него настороженно и слегка отодвинулся.

— В клонарий не допускают посторонних. Требования стерильности…

Сарматы согласно закивали.

— У нас тут ещё много дел, — неуверенно сказал один из них. — И тебе тоже пора… к белоглазому и прочим.

«Боятся,» — понял Гедимин. Выдавливать из себя дружелюбную гримасу было поздно, и он снова шагнул под душ и потянулся к выключателю — надо было закончить водные процедуры и, действительно, идти искать более привычных собеседников.

— Следите за крысами, — предупредил он, пока шум воды ещё не заглушал его слова. — Сигма — очень странное излучение.

— Иди проветрись, атомщик, — сказал Константин Гедимину, едва переступив порог «зелёного отсека». — Ты тут ещё не сдвинулся от облучения?

Он выразительно постучал пальцем по правой бровной дуге. Ремонтник досадливо сощурился и очень неохотно уступил ему место у монитора.

— Цикл на исходе, — он кивнул на реактор. Внешне установка выглядела так же, как в первый день работы, но её содержимое заметно изменилось и с каждым днём вызывало у Гедимина всё больше опасений. С такой концентрацией ирренция в одной небольшой комнате он дела ещё не имел.

— Следи за омикроном по участкам. Девять стержней выдали обратный синтез, я их заблокировал. Ещё четыре на подходе.

— Иди-иди, — Константин похлопал его по плечу. — Я умею читать показания. А у тебя в глазах муть. Отдохни хотя бы до завтра.

— Не упусти реактор, — буркнул Гедимин, в последний раз оглядываясь на установку. Теперь он чувствовал усталость — веки отяжелели, мышцы затекли от долгой неподвижности. С тех пор, как синтез начал обращаться вспять, за монитором приходилось следить очень внимательно, и постоянное напряжение теперь давало о себе знать. «Надо охладиться,» — решил сармат. «Константин тут справится.»

Он смерил реактор долгим взглядом и вышел из отсека. Тёплые нити, будто приклеившиеся к вискам, отпустили его не сразу — он успел дойти до хранилища, прежде чем ощущение нагрева ушло.

— Zaa ateske! — что-то двинулось ему навстречу у ворот хранилища, и сармат, вздрогнув от неожиданности, развернулся на звук. Рядом стоял один из охранников, белокожий амбал в лёгком экзоскелете. Гедимин настороженно посмотрел на него.

— Чего тебе?

— Ты — Гедимин Кет? — охранник смотрел пристально, будто пытался прожечь сармата взглядом. — Тот самый атомщик? Правда, что ты прижёг себе руку, чтобы построить реактор?

«Кто разболтал?!» — сармат едва удержался, чтобы не фыркнуть, и ограничился сердитым взглядом.

— Я работал пять лет, чтобы построить реактор, — отозвался он. — От ожогов мозг не отрастает.

Охранник молча шагнул к стене, освобождая дорогу. На секунду Гедимину стало неловко. «Может, ему в самом деле было интересно?» — он подождал ещё пару секунд, но больше охранник ничего не сказал, — оставалось только идти дальше. «Если интересно, подойдёт и спросит снова. О чём-нибудь осмысленном.»

Шум наверху уже почти улёгся, и станция опустела, — все, кто хотел на неё посмотреть, побывали здесь утром или днём, а к вечеру вернулись в город. Никто не мешал Гедимину, пока он проходил мимо тихого главного корпуса, дымящихся градирен и одинокого охранника-филка, возвращающего на место табличку с запретом на купание. Потрогав напоследок стены реакторов и покосившись на запертый запасной вход (сигнализацию на двери дублировал боевой дрон над аркой), сармат выбрался со станции на пустое шоссе. Тихо было и здесь — только сарматы в экзоскелетах патрулировали дорогу, да стояли в воротах неподвижные «Джунгси». До заката оставался почти час, но солнце уже снизилось и просвечивало сквозь деревья, тени пересекали дорогу, и роботы-уборщики, выпущенные на платформы вдоль обочины, собирали побуревшие листья и сметали песок. Притихший город просматривался насквозь, от ворот «Полярной Звезды» до насосной станции — маленького тёмного пятна на горизонте.

…Злой Линкен вынырнул навстречу Гедимину из кустов, едва не сбив его с ног, фыркнул на сармата, отступившего на шаг, и хотел куда-то идти, но узнал его и остановился, виновато щурясь.

— Не ушиб тебя? Эти х-химики, мать их колба…

— Что? — Гедимин растерянно мигнул. Линкен вместо ответа рывком расстегнул куртку и оттянул полы в стороны. Его живот и грудь были покрыты крупными светящимися пятнами — поверх слабого синеватого свечения были разбросаны ярко-красные блестящие крапинки, отражающие видимый свет. Гедимин уставился на них — от изумления не получалось даже мигнуть.

— Кто тебя так? — выдавил он из себя.

— Какое-то животное подсыпало дряни в градирню, — ответили из кустов. Наружу выбрался Астиаг, кивнул Гедимину и оттянул левый рукав, показывая такие же пятна.

— Кто-то повторил твою… умную шутку? — ремонтник едва заметно усмехнулся. Линкен фыркнул.

— Не смешно, атомщик. Эта дрянь ничем не смывается.

— Ну разумеется, иначе её не добавляли бы в воду, — проворчал из кустов Хольгер. — Вообще не понимаю, из-за чего вы паникуете. Это поверхностное окрашивание, к утру оно сойдёт вместе с эпителием.

— Если всплывёт, что это ты постарался… — Линкен оборвал фразу на полуслове и выразительно посмотрел на белое пятно за кустами.

— Думаешь, я бы стал скрывать? — Хольгер выглянул из кустов и помахал Гедимину. — Я не единственный химик в Ураниум-Сити… Атомщик, ты, кажется, избежал окрашивания?