Сборник 'ИЗБРАННОЕ' - Теодор Гамильтон Старджон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему ты так поступил со Скидом? — Голос у него был спокойный, глаза — нет. Я простонал:
— Что-то с рукой... Криспин дал мне пинка.
— Дон! Позволь мне... — Началась толкотня, и сквозь толпу пробилась Фоун. Упала на колени рядом со мной и неожиданно сказала:
— Привет, Флук.
Я снова заплакал. Тогда она сказала:
— Бедняжка. Он сошел с ума.
— Бедняжка?! — заорал Сторми. — Да он...
— Флук, зачем ты это сделал? — спросила Фоун.
— Он никак не умирал, — сказал я.
— Кто не умирал? Скид?
Они меня совсем достали. Тупицы.
— Латч, — объяснил я. — Латч не хотел оставаться мертвецом.
— Что тебе известно о Латче? — прохрипел Криспин.
— Обожди! — огрызнулась Фоун. — Что дальше, Флук?
Я спокойно объяснил:
— Латч жил в гитаре Скида. Я должен был его выгнать.
Криспин выругался — никогда раньше не слышал, чтобы он ругался. Рука начала болеть. Фоун медленно поднялась с колен.
— Дон... — Криспин в ответ фыркнул. Фоун гнула свое:
— Дон, пойми, Латч всегда беспокоился о Флуке. Он хотел, чтобы Флук понял, что он нам нужен. В нем есть что-то, чего нет ни у кого, только Флук не хотел в это верить. Он думал, Латч его жалеет. И мы все жалеем.
Гитара все играла. Поднялась в крещендо. Я дернулся и завыл:
— Скид!..
— Мофф, выключи эту штуку, — приказал Криспин. Через секунду гитара смолкла, и он посмотрел на меня. — Я знал: кто-то попадет в ловушку, но и думать не мог, что ты. Это запись, она воспроизводится через усилитель гитары. Когда я ее налаживал, сделал сотни записей... Я давно забеспокоился из-за наших непрятностей: то группа медных пропадет перед концертом, то музыкант, то целая компания. Чем больше думал об этом, тем картина становилась яснее: кто-то все подстраивает. И после несчастья со Скидом я подумал, что этот человек выдаст себя — хоть на секунду, — когда заиграет гитара. Но такого не ждал, нет!
— Отстань от него, — устало попросила Фоун. — Он же тебя не понимает.
Она плакала. Криспин повернулся к ней.
— А что прикажешь с ним делать? Поцеловать и простить?
— Я убить его хочу! — завизжала Фоун. Выставила пальцы с полированными ногтями — скрюченные, как когти. — Убить! Своими руками! Ты что, не понимаешь?
Криспина это ошеломило. Он отступил.
— Впрочем, все неважно, — тихо проговорила Фоун. — Мы и теперь не можем не спросить себя: чего бы хотел Латч?
Наступила мертвая тишина. Фоун спросила:
— Вы знаете, что Флука в военное время освободили от армии?
Никто не ответил.
— Крайняя уродливость лица. Такое было основание для отсрочки.
Наведите справки, если не верите. — Она медленно покачала головой и посмотрела на меня. — Латч так старался щадить его чувства.., и мы все старались. Латч хотел, чтобы Флуку поправили лицо, но не знал, как подступиться — насчет этого Флук был патологически чувствителен. Понимаете, Латч слишком долго медлил, и я медлила, и вот что вышло. Говорю вам, теперь надо это сделать и спасти то, что осталось от.., этого существа.
— Заплати добром за зло, а? Так можно далеко зайти... — сказал Сторми.
Остальные заворчали. Фоун подняла руки и снова спросила:
— Так чего бы хотел Латч?
— Я убил Латча, — сказал я.
— Заткнись, мразь, — сказал Криспин. — Договорились, Фоун. Но послушай. После того, как он выйдет из больницы, — мне плевать, пусть выглядит, как Хиди Ламар[30] — чтобы он мне не попадался, иначе я его скручу и разделаю тупой пилкой для ногтей.
Тут я наконец-то вырубился.
Потом было время, когда я лежал, уставясь в белый потолок с закругленными краями, уходящий во все стороны, и было время, когда я смотрел сквозь дырочки в бинтах. Ни разу не проронил ни слова, и мне тоже мало что говорили. Кругом были чужие люди, они знали свое дело, и мне это было в самый раз.
Нынче утром они сняли бинты и дали мне зеркало. Я ничего не сказал.
Они ушли. Я посмотрел на себя.
Не бог весть что. Но клянусь Богом — могу назвать вам сотни людей, более уродливых, чем я. Перемена, в которую не всякий поверит.
Так что, убил ли я Латча Кроуфорда?
Кто был этот мудрец-хитрец, фокусник-покусник, остряк за так, книжник-подвижник, что сказал: "Зло, которое творят люди, живет и после них..."? Болван не знал Латча Кроуфорда. Он творит добро.
Посмотри на парня в зеркале. Это сотворил Латч.
Латч не умер. Я никого не убивал.
Ведь говорил я вам, говорил, говорил, что хочу жить на свой треклятый манер! Не нужно мне этого лица! И теперь я все это написал и ухожу. Не удалось тебе заодно сделать меня хорошим парнем, а, Латч? Уйду через фрамугу. Смогу пролезть. И — мимо шести этажей, лицом вниз.
Фоун...
Человек, который научился любить
Его звали Мэнш; когда-то давно у них в ходу была забавная шутка на этот счет, но со временем она стала горькой.
- Боже, как бы я хотела увидеть тебя прежним, - сказала она, стонущим в сне, вскакивающим по ночам с постели, бродящим в потемках и никогда не объясняющим причин своего странного поведения. И пусть по твоей милости мы порой едва сводили концы с концами, голодали и бог знает как выглядели! Я, конечно, пилила тебя за это, но скорее по привычке, а не всерьез. Я не принимала все близко к сердцу и могла бы терпеть сколько угодно, ведь, несмотря ни на что, ты был самим собой и поступал как хотел.
- А я всегда только так и поступал, - ответил Мэнш, - и не раз пытался втолковать тебе, что к чему.
Она не сдержала возмущенного возгласа:
- Кто бы в этом разобрался?
Давнее, привычное отчуждение охватило ее; она устала ворошить прошлое и предпринимать бесплодные попытки снова и снова вникать в то, чего не смогла понять за годы.
- А вот к людям ты всегда хорошо относился, по-настоящему любил их. Взять того парня, что вдребезги разнес пожарный гидрант и фонарь перед домом. Ты отделался от легавого и пройдохи-адвоката, от санитарной машины и кучки зевак, сам привез парня в больницу и
