Похождения Жиль Бласа из Сантильяны - Алан-Рене Лесаж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ГЛАВА IV
Брак из мести (новелла)У Рожера, короля сицилийского, были брат и сестра. Брат этот, по имени Манфред, восстал на него и затеял в стране опасную и кровопролитную войну; но на свое несчастье он проиграл две битвы и попал в руки короля, который ограничился тем, что в наказание за мятеж лишил его свободы. Это милосердие, однако, привело к тому, что Рожер прослыл жестоким варваром среди части своих подданных. Они говорили, что он пощадил жизнь брата только для того, чтоб учинить над ним медленную и бесчеловечную месть. Другие, не без основания, винили в суровом обращении, которому Манфред подвергался в темнице, его сестру Матильду. Эта принцесса, действительно, всегда ненавидела брата и продолжала преследовать до конца его дней. Она умерла вскоре после него, и все считали ее смерть справедливой карой за такие неестественные чувства.
После Манфреда осталось двое сыновей. Оба были в младенческом возрасте. Рожер возымел было намерение отделаться от них, опасаясь, как бы, возмужав, они не пожелали отомстить за отца и не возродили старой партии, которая была еще не совсем подавлена и могла поднять новую смуту в государстве. Он поведал об этом намерении своему министру, сенатору Леонтио Сиффреди, но тот не одобрил его и, желая отвратить государя от смертоубийства, взял на воспитание старшего принца, Энрико, а младшего, Пьетро, посоветовал доверить коннетаблю Сицилии. Рожер, убежденный, что эти сановники воспитают племянников в должном подчинении его власти, предоставил им обоих мальчиков, а на себя взял заботы о своей племяннице Констанце. Она была единственной дочерью принцессы Матильды и в одном возрасте с Энрико. Рожер приставил к ней прислужниц и наставников и не жалел ничего для ее воспитания.
У Леонтио Сиффреди был замок в каких-нибудь двух милях от Палермо, в местности, именуемой Бельмонте. В этом-то замке министр прилагал всяческие старания, чтоб сделать Энрико со временем достойным преемником сицилийского трона. Он сразу обнаружил у принца такие высокие душевные качества, что привязался к нему всем сердцем, словно сам не имел детей, — а между тем у него были две дочери. Старшая, которую звали Бианка и которая была моложе принца на год, отличалась совершенной красотой; младшая же, по имени Порция, причинившая своим рождением смерть матери, находилась еще в колыбели. Бианка и принц Энрико воспылали друг к другу любовью, как только стали способны испытывать это чувство. Хотя они и не пользовались такой свободой, чтоб встречаться наедине, однако же принц ухитрялся иногда обойти этот запрет и сумел даже так хорошо использовать драгоценные минуты, что убедил дочь Сиффреди разрешить ему осуществление одного своего замысла. Случилось так, что как раз в это время Леонтио принужден был совершить, по приказу короля, поездку в одну из отдаленнейших провинций острова. В его отсутствие Энрико приказал проделать отверстие в стене, отделявшей его покой от спальни Бианки. Это отверстие было замаскировано открывавшейся и закрывавшейся деревянной дверцей, так ровно прилегавшей к панели, что глаз не мог заметить обмана. Искусный архитектор, которого принц привлек на свою сторону, выполнил эту работу столь же старательно, сколь и секретно.
Влюбленный Энрико проникал иногда в спальню своей любезной, но не злоупотреблял ее расположением к нему, Если она и совершила неосторожность, позволив ему тайно являться в ее покои, то сделала это только после его заверений, что он никогда не потребует от нее ничего, кроме самых невинных милостей. Однажды ночью он застал ее в большой тревоге. Она узнала, что Рожер очень болен и что он вызвал к себе Сиффреди как великого канцлера королевства, чтоб сделать его хранителем своего духовного завещания, Она уже видела на троне своего милого Энрико и боялась, что высокий сан отнимет у нее возлюбленного. Этот страх вызвал в ней страшное волнение, и у нее даже были слезы на глазах, когда Энрико предстал перед ней.
— Вы плачете, сударыня, — сказал он. — Что означает печаль, в которой я вас застаю?
— Сеньор, — отвечала ему Бианка, — не могу скрыть от вас своих слез. Король, ваш дядя, вскоре покинет мир и вы, займете его место. Когда я думаю о том, насколько ваше новое высокое положение отдалит вас от меня, то, признаюсь, испытываю тревогу. Монарх смотрит на вещи иными глазами, чем влюбленный, и то, что было предметом всех его желаний, пока он признавал над собой другую власть, перестает его увлекать, когда он всходит на трон. Виною ли тому предчувствия или рассудок, но я испытываю в сердце такое волнение, что даже доверие, которое я обязана питать к вашей любви, не в силах его успокоить. Я не сомневаюсь в постоянстве ваших чувств, я сомневаюсь в своем счастье.
— Любезная Бианка, — возразил принц, — эти опасения для меня лестны и оправдывают мою привязанность к вашим чарам; но те крайности, до которых вы доходите в своих сомнениях, оскорбляют мою любовь и, смею сказать, нарушают уважение, которое я вправе от вас ожидать. Нет, нет! И не думайте о том, что моя судьба может быть отделена от вашей. Верьте, что только вы одна будете всегда моим счастьем и моей отрадой. Оставьте же напрасные страхи: к чему омрачать столь сладкие мгновения?
— Ах, сеньор, — сказала на это дочь Леонтио, — как только вас коронуют, подданные могут потребовать, чтоб королевой стала принцесса, которая насчитывает в своем роду длинный ряд королей и блестящий брак с которой присоединит к вашим землям новые владения. Возможно, увы, что вы уступите их желаниям, нарушив даже самые сладостные обеты.
— Ах зачем, — гневно воскликнул Энрико, — зачем сокрушаетесь вы раньше времени и изображаете будущее в мрачном свете? Если небо захочет прибрать к себе короля, моего дядю, и сделать меня властелином Сицилии, то даю клятву обручиться с вами в Палермо в присутствии всего двора. Клянусь всем, что есть святого между нами.
Уверения Энрико несколько успокоили дочь Сиффреди. После этого беседа их вертелась вокруг болезни короля. Энрико обнаружил при этом свою природную доброту: он скорбел об участи дяди, хотя и не имел особых оснований для печали; узы крови заставляли его жалеть властителя, смерть которого приносила ему корону.
Бианка не знала еще всех несчастий, которые ей угрожали. Приехав однажды в замок Бельмонте по каким-то важным делам, коннетабль Сицилии увидел ее, когда она выходила из апартаментов отца, и был поражен ее красотой. На следующий же день он попросил ее руки у Сиффреди, который дал свое согласие; но из-за болезни короля, приключившейся в это самое время, брак был отложен, и отец ничего не сказал о нем Бианке.
Как-то утром, кончая одеваться, Энрико с удивлением увидел Леонтио, вошедшего в его покой в сопровождении Бианки.
— Ваше величество, — сказал ему этот министр, — известие, которое я вам принес, будет для вас тягостно, но сопровождающее его утешение должно умерить вашу скорбь. Король, ваш дядя, скончался: с его смертью вы наследуете скипетр. Сицилия вам подвластна. Вельможи королевства ждут ваших повелений в Палермо: они поручили мне принять их из ваших уст, и я явился, ваше величество, со своею дочерью, чтоб оказать вам первые искреннейшие знаки преданности, которая составляет долг ваших новых подданных.
Принц, знавший, что Рожер уже два месяца страдал постепенно подтачивавшей его болезнью, не удивился этому известию. Однако, пораженный внезапной переменой, происшедшей в его собственном положении, он почувствовал, что в сердце его зарождаются тысячи смутных переживаний. Некоторое время он пребывал в задумчивости, а затем, прервав молчание, обратился к Леонтио со следующими словами:
— Мудрый Сиффреди, я продолжаю по-прежнему считать вас своим отцом. Вменяю себе во славу пользоваться вашими советами; вы будете больше царствовать в Сицилии, чем я.
С этими словами он подошел к столу, на котором стоял письменный прибор, и, взяв чистый лист бумаги, подписал внизу свое имя.
— Что вы собираетесь сделать, ваше величество? — спросил Сиффреди.
— Доказать вам свою благодарность и свое уважение, — ответствовал Энрико.
Затем принц протянул бумагу Бианке и сказал:
— Примите, сударыня, этот залог моей верности и той власти, которую я вам даю над своей волей.
Бианка, краснея, приняла бумагу и отвечала Энрико:
— Ваше величество, почтительно принимаю милость своего короля, но я завишу от отца и прошу вас не гневаться на то, что передам эту бумагу в его руки, дабы он сделал из нее то употребление, которое подскажет ему его благоразумие.
Она действительно вручила отцу бумагу с подписью Энрико. Тут Сиффреди заметил то, что до сих пор ускользало от его проницательности. Он разобрался в чувствах принца и сказал:
— Вашему величеству не в чем будет меня упрекнуть; я не злоупотреблю его доверием…