Смерть и прочие неприятности. Орus 1 (СИ) - Сафонова Евгения

— Любопытно, однако, — заметил Мэт. — Знаешь, как работают прорехи между вашими мирами, златовласка? В них не может пройти тот, кто не готов покинуть свой мир. Если ты смогла уйти — значит, хотела. — В голосе демона звякнули вкрадчивые нотки. — Может, не так уж ты его и любила?

Информация для Евы оказалась в новинку. И если первым порывом было уподобиться Герберту и отрезать в ответ «что за чушь», то следом пришли кое-какие воспоминания.

Заставившие её опустить голову.

— Любила. И люблю. Но… у нас говорят «бойтесь своих желаний, их могут услышать». — Сложив руки на коленях, она сжала кулаки, царапая плотную ткань штанов. — Мои услышали.

«Вот бы мне кто создал волшебный город, куда можно на месяц-другой от реала спрятаться», — бурчала Ева пару месяцев назад, валяясь на огромном диване, в разложенном виде занимавшем половину единственной спальни Динкиной съёмной квартиры.

«Это ещё почему?» — поинтересовалась сестра, методично отправляя в рот курабье. Печенье смиренно ждало съедения в миске прямо на покрывале; рядом стоял поднос, где каждый миг от неосторожного движения рисковали опрокинуться чашки с чаем. К счастью, уже пустые.

Квартиру Динка снимала сама, и сама копила на собственную — благо работа позволяла. Доходы киберспортивного комментатора и неожиданный Динкин успех в этой области оказались приятным сюрпризом для всех Нельских, включая её саму. Даже мама, долго причитавшая, как стремительно любимая дочка катится по наклонной в своей одержимости игрушками, в итоге сменила холодное осуждение на гордость.

Играми Динка заменила фортепиано, когда лишилась последнего. Они с Лёшкой оба хотели убежать от реальности, но она выбрала более безобидный способ. Играть на компьютерной клавиатуре руки почти не мешали, в отличие от клавиатуры фортепианной, к тому же в профессиональные игроки Динка не рвалась. Но у неё были мозги, обаяние, реакция, умение выдать сотню осмысленных слов за двадцать секунд и сценическая манера держаться, и в одной онлайн-игрушке она познакомилась с ребятами, через которых в итоге ей подвернулась возможность попробовать себя в качестве киберспортивного журналиста; а вскоре она уже работала комментатором в известной в этих кругах организации, потом — в другой, ещё более известной, а там заколесила по всему свету, комментируя игры на турнирах.

Ева долго удивлялась, что по компьютерным игрушкам проводят самые настоящие турниры на самых настоящих стадионах, и стадионы эти битком набивает самая настоящая публика, принося организаторам самые настоящие деньги. Даже посетила один — и, поскольку к играм была совершенно равнодушна, особого удовольствия не получила. Но она искренне радовалась, что эти игры подарили Динке другое дело, которому она теперь отдавалась всей душой.

«Потому что. — Лёжа на животе, болтая ногами в воздухе, Ева мрачно смотрела на экран разложенного перед ними ноута. Там по фону шла их любимая «Мадока»; третий фильм они с Динкой пересматривали уже в третий раз, так что могли позволить себе отвлечься. — Летом мне стукнет восемнадцать, и я перейду на четвёртый курс, и надо будет готовиться к поступлению в консу, думать обо всё этом, решать… а я даже не знаю, хочу я туда или нет».

«Ты же любишь музыку».

«Не знаю. Иногда после занятий с мамой мне кажется, что я её ненавижу. Музыку, не маму».

«Отделяй зёрна от плевел, дурилка. На нас с Лёшкой мама тоже орала. И затрещины отвешивала. Она просто… принимает это слишком близко к сердцу. А музыка тут ни при чём».

«Но я правда не знаю, хочу ли я в консу. Новым Ростроповичем мне всё равно не стать. Вдруг моё призвание вообще в другом, просто я не знаю? А родители уже всё давно за меня решили. — Ева всё-таки нажала на пробел, поставив паузу, разлившую по комнате гнетущую тишину. — И вообще… не хочу взрослеть. Вот стукнет мне восемнадцать, и я буду уже взрослой, и уже как-то неприлично будет с тобой дурачиться и вот это всё. А там ещё немного, и надо будет работать, а потом выходить замуж и рожать маме внуков, и вообще…»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Эх ты, дурилка. Мне двадцать три, если забыла, и что? Пусть кто-нибудь мне скажет, что в двадцать три неприлично прыгать и визжать, когда я не работаю, а моя любимая команда тащит. — Динка лениво села, исчезнув из поля зрения; поэтому, когда в затылок Еве вдруг прилетела декоративная бархатная подушка, это оказалось для неё полной неожиданностью. — Или драться с тобой подушками».

Перехватив подушку за уголок, Ева азартно ответила ударом на удар. И очень скоро чашки уже раскатились по подносу, выплеснув на светлый пластик остатки чая, а следующие десять минут сёстры Нельские увлечённо гонялись друг за другом по всей квартире, грозясь попортить хайтечный дизайнерский интерьер.

На самом деле быть детьми сёстры Нельские позволяли себе только друг с другом. За очень редким исключением. Потому что только с Динкой Ева могла позволить себе капризничать, жаловаться и дуться, не пряча всё это за масками юного вундеркинда, послушной дочери, прилежной ученицы — всего, что на неё исправно примеряли окружающие. Быть собой в полной мере, а не показывать лишь те стороны себя, что не вызовут осуждения.

«И замуж я пока не собираюсь, — продолжила запыхавшаяся Динка, когда они сошлись на ничьей и рухнули обратно на диван, синхронно отплёвываясь от растрепавшихся светлых волос. — А дети — ты на меня посмотри, какие мне дети? Я за цветами-то слежу с горем пополам. — Сестра мотнула головой в сторону чахлых фиалок на подоконнике, вынужденных регулярно бороться за жизнь по причине недолива. — Слушай… я понимаю, как тебе хочется остаться там, где ты есть. Но поверь, взрослеть совсем не так плохо. И никто не помешает тебе внутри себя оставаться ребёнком хоть до конца жизни. А если твоя жизнь кончится раньше двухсотлетнего юбилея, я на тебя очень сильно обижусь, потому что сама намереваюсь прожить не меньше, а без моей младшенькой дурилки мне будет скучно».

«Сама ты дурилка, — фыркнула Ева, собирая с покрывала курабье, в пылу боевых действий на диване вывалившееся из миски. — Какой двухсотлетний юбилей?»

«Технологии, дурилка, — снисходительно бросила Динка. — Развиваются семимильными шагами. Виртуальная реальность уже на носу. Вот увидишь, когда нам стукнет по пятьдесят, будут и летающие машины, и колония на Марсе, и полное погружение, и наноботы, и прочая красота. И учёные откроют омолаживание, и дожить до двухсот, оставаясь молодой красоткой, будет не проблема».

«Смотрю, ты переиграла в свои игрушки. Или перечитала нфок. — Ева со вздохом раскусила печеньку. — Иногда мне так хочется сбежать куда-нибудь от всего этого… хотя бы в какую-нибудь книжку. И законсервироваться, чтобы всегда оставаться такой, как сейчас. Сорокалетняя я, морщинистая и страшная — вот будет зрелище!»

«Всё не так плохо, как ты думаешь. Но сбежать тебе никто не запрещает. Всё равно ты не сможешь остаться там навечно. — Динка уставилась на экран своего ноута, где как раз булькнул скайп, высвечивая в углу застывшего кадра сообщение от коллеги. — Не сможешь».

Ошиблась сестрёнка. Ева всё же нашла место, куда можно сбежать навсегда. И даже способ законсервироваться. Потому, наверное, и провалилась в прореху, и потому так этому радовалась… на первых порах. Вот только всё оказалось совсем не так весело и безобидно, как ей думалось.

И вместо подарка судьбы больше походило на насмешку.

— Все истории иномирных девочек, известные мне, заканчивались одинаково, — проговорил Герберт пренебрежительно. — Сначала вы страдаете, как хотите домой. Потом находите здесь принца… или кого попроще, если принцев уже разобрали… и конец страданиям.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— «Ах, я так хочу домой, так тоскую, жизнь здесь мне не мила!» «А если станешь королевой?» «Ой, спасибо, мой принц, прощай, родина!»

Диалог на два голоса Мэт изобразил крайне убедительно. Особенно учитывая, что выдал он действительно два разных голоса. Один из которых определённо принадлежал Еве, а другой подозрительно напоминал интонацию одного венценосного сноба.