Благие знамения - Терри Пратчетт

— Понятно, но мне хочется побеседовать с Роном Ормеродом, — слегка раздраженно настаивала миссис Ормерод. — Он довольно низенький, с лысиной на макушке. Пожалуйста, не могли бы вы его позвать?

Последовала пауза.

— И правда, здесь парит один дух, подходящий под ваше описание. Отлично. Я разрешаю вам поговорить, только недолго. Я, видите ли, пытаюсь предотвратить Апокалипсис.

Миссис Ормерод и мистер Скрогги переглянулись. На предыдущих сеансах мадам Трейси ничего подобного не случалось. А Джулия Петли была в восторге. Это же совсем другое дело! Она уже не сомневалась, что мадам Трейси вот-вот начнет извергать эктоплазму.

— Привет! — произнесла мадам Трейси новым голосом. Миссис Ормерод вытаращила глаза. Она мгновенно узнала голос Рона. На предыдущих сеансах Рон всегда говорил голосом мадам Трейси.

— Рон, это ты?

— А кто же еще, Бе-берил.

— Отлично. Слушай, я быстренько расскажу тебе кое-что. Во-первых, в прошлую субботу я ходила на свадьбу Кристал, дочери нашей старшей Мэрилин…

— Бе-берил! П-пока я был жив, т-ты н-никогда не д-давала мне д-даже с-с-лова в-в-вставить. И в-вот с-сейчас, п-п-осле с-смерти, я с-с-кажу т-тебе лишь одно…

Такой оборот слегка рассердил Берил Ормерод. Прежде, являясь к ней на сеансах, Рон рассказывал, как ему чудесно живется по ту сторону вуали, и описывал некое славное место, очень напоминающее райское бунгало. На сей раз он говорил в точности как Рон, и она засомневалась, так ли уж ей хочется услышать его слова. И Берилла сказала то, что обычно говорила мужу, когда он начинал говорить с ней таким тоном:

— Рон, помни, что у тебя больное сердце.

— У м-меня н-нет б-б-больше с-сердца. По-по-няла? И в-в-о-о-бще, Бе-берил!..

— Да, Рон?

— Заткнись, наконец!

И дух Рона ушел.

— Очень трогательно, не так ли? Отлично, а теперь душевно благодарю вас за компанию, леди и джентльмены, но, к сожалению, мне надо заняться делом.

Мадам Трейси встала, подошла к двери и включила свет.

— Вон! — сказала она.

Не на шутку озадаченные клиенты — а в случае миссис Ормерод и глубоко оскорбленные — поднялись из-за стола и вышли в коридор.

— Это еще не конец, Марджори Поттс, даже не надейся, — прошипела миссис Ормерод, прижимая к груди сумку, и хлопнула дверью.

Ее приглушенный голос эхом разнесся по коридору.

— И передай нашему Рону, чтобы он тоже не надеялся! Так легко он от меня не отвяжется!

Мадам Трейси (или Марджори Поттс — именно такое имя стояло на ее водительских правах, дозволяющих садиться только за руль мотороллеров) вышла на кухню и выключила капусту.

Она вскипятила чайник. И заварила чай. Села за кухонный стол и, достав две чашки, наполнила их чаем. В одну из них она добавила два куска сахара. Затем помедлила.

— Мне без сахара, пожалуйста, — сказал второй голос мадам Трейси. Поставив перед собой обе чашки, она сделала большой глоток сладкого чая.

— Итак, — сказала она своим собственным голосом, хотя даже близкие знакомые мадам Трейси не узнали бы тон, тон холодной ярости. — Полагаю, теперь вы объясните мне, наконец, что все это значит. И поубедительней.

Грузовик вывалил весь свой груз на автотрассу М6. Согласно накладной, он вез листы рифленого железа, но двух патрульных инспекторов в этом было трудно убедить.

— Итак, хотелось бы мне знать, откуда взялась вся эта рыба? — спросил сержант.

— Я уже сказал! С неба свалилась. Я спокойно себе еду, делаю не больше шестидесяти миль в час, и вдруг — ба-бах! — огромный лосось врезается мне в лобовое стекло. Тогда я крутанул руль, и под колеса попала эта дрянь, — он показал на остатки рыбы-молота, — и машину занесло туда. — Там высилась тридцатифутовая куча рыбы разных сортов и размеров.

— Может, вы пьяны, сэр? — без особой надежды спросил сержант.

— Да вы что, сдурели? Я трезв как стекло. Неужели вы сами не видите все эти морепродукты?

Изрядных размеров осьминог вяло помахал им щупальцем с вершины рыбной кучи. Сержант поборол искушение отшатнуться.

Его напарник склонился к полицейской машине и разговаривал по рации:

— …рифленое железо и рыба, перегорожено движение на юг по М6, примерно в пяти милях к северу от десятого перекрестка. Похоже, нам придется полностью перекрыть трассу в южном направлении. Есть.

Дождь полил с удвоенной силой. Мелкая форель, чудесным образом уцелевшая после падения, храбро поплыла в сторону Бирмингема.

— Это было замечательно, — сказал Ньют.

— Вот и славно, — сказала Анафема. — Мир не стоит на месте.

Она встала с пола, оставив на ковре свою разбросанную одежду, и прошла в ванную.

Ньют повысил голос:

— Я хотел сказать, все было совершенно замечательно. Просто совершенно потрясающе. Я всегда думал, что так должно быть, и это действительно так.

Раздался звук текущей воды.

— Что ты делаешь? — спросил он.

— Принимаю душ.

— А-а.

Он вяло подумал, всем ли положено после этого принимать душ или только женщинам. И он смутно подозревал, что для таких целей как-то используют биде.

— Послушай меня, — сказал Ньют, когда Анафема вышла из ванной, завернутая в пушистое розовое полотенце. — Мы сможем это повторить.

— Нет, — сказала она. — Не сейчас.

Она закончила вытираться и, подняв одежду с ковра, принялась, совершенно не стесняясь, натягивать ее на себя. Ньют, готовый полчаса ждать свободную душевую кабинку в бассейне, чтобы не раздеваться перед себе подобными, почувствовал себя несколько шокированным и глубоко взволнованным.

Части ее тела появлялись и исчезали, точно по волшебству; Ньют попытался сосчитать ее соски, но так и не смог. Правда, его это совсем не огорчило.

— А почему не сейчас? — спросил Ньют. Он уже готов был сказать, что это не займет много времени, но внутренний голос отсоветовал ему. Он вдруг как-то сразу повзрослел.

Анафема пожала плечами — непростой жест, когда ты натягиваешь скромную черную юбку.

— Она сказала, что так у нас будет только раз.

Ньют пару раз отрыл рот, подыскивая возражения, и наконец сказал:

— Не может быть. Черт возьми, не может быть. Этого она не могла предсказать. Я не верю.

Анафема, уже полностью одетая, подошла к картотеке и, вытащив одну карточку, передала ее Ньюту.

Ньют прочел предсказание, вспыхнул и молча отдал обратно.

Его смутило не только то, что Агнесса обо всем знала и поведала в самых ясных и понятных выражениях. Но также и краткие ободряющие комментарии на полях, оставленные разными представителями семейства Гаджетов за последующие три столетия.

Она передала ему влажное полотенце.

— Держи и давай быстрее, — предупредила она. — Мне осталось сделать пару сандвичей, и все. Нам скоро уходить.

Он посмотрел на полотенце:

— Зачем оно мне?

— Для душа.

Ага. Значит, все-таки душ принимают и мужчины, и женщины. Он обрадовался, что ему удалось разобраться с этим вопросом.

— Но смотри не очень-то размывайся, — сказала она.

— Почему? Может, если мы не уйдем отсюда через десять минут, этот дом взлетит на воздух?

— О нет. У нас есть в запасе пара часов. Просто я истратила много горячей воды. А твои волосы изрядно пропылились.

Штормовой ветер носил вокруг Жасминового коттеджа клубы пыли, а Ньют, стратегически держа перед собой влажное розовое — но уже не пушистое — полотенце, ретировался в ванную, готовясь принять холодный душ.

Шедвелл спал и во сне проплывал над деревенским выгоном. Огромной кучей высилось сооружение из толстых веток и сухого хвороста с деревянным столбом по центру. Вокруг на зеленой поляне стояли мужчины, женщины и дети с блестящими глазами и раскрасневшимися лицами, возбужденные ожиданием предстоящего зрелища.

Внезапно волнение усилилось: вот десять человек идут по пустырю, ведя красивую, среднего возраста женщину; должно быть, в молодости она выглядела потрясающе, и слово «бодрая» медленно высветилось в сонном мозгу Шедвелла. Перед ней вышагивает рядовой-ведьмоловов Ньютон Пульцифер. Постой, это же вовсе не Ньют. Этот мужчина постарше, и одет он в черную кожу. Шедвелл одобрительно кивает, узнав историческую экипировку майора ведьмоловов.

Женщина забирается на кучу хвороста, обхватывает руками столб, и ее привязывают к нему. Костер поджигают. Она обращается к толпе, что-то говорит, но Шедвелл не слышит ее слов, он слишком высоко. Толпа подходит поближе.

Ведьма, думает Шедвелл. Они сжигают ведьму. Его это греет. Все идет правильно, надлежащим образом. Именно так все и должно быть.

Только…

Она внезапно устремляет взор прямо на него и говорит: «Это и тебя касается, старый дурень».