Крылья - Кристина Старк

– Я и представить не могла, что у вас так плохо с французским, Ваша светлость, – парировала Элли, выпуская меня из рук.

– То есть?

– То есть la duperie, – это «обман» по-французски.

– Ну вот, теперь я выгляжу совсем никчемно, – сказал я.

Эланоидес рассмеялась. Минуту, а то и две мы молча смотрели друг на друга.

– Нет, ты выглядишь прекрасно, – ответила она. – Чего не скажешь обо мне.

– Перестань, – нахмурился я.

– Это ты перестань, – буркнула она. – Не нужно делать вид, что ты в восторге от моей новой… оболочки.

Если бы Элли – та Элли, какой я привык ее видеть, – сказала мне что-то подобное, она бы уже лежала на кровати с губами, горящими от моих поцелуев. Но теперь передо мной стояла пугающе… взрослая женщина, и я очень сомневался, что смог бы заставить себя сунуть ей руку под юбку.

– Эй, – тряхнула меня Элли. – Только не нужно падать в обморок. Все нормально.

– Элли, я чувствую себя полным дерьмом, – все, что смог сказать я.

– Почему? Потому что не горишь желанием засунуть свой язык мне в рот? – расхохоталась она.

– Типа того, – вздохнул я.

– Господи, Крис… Я тебе сейчас кое-что скажу, и тебе сразу полегчает.

Элли взяла бутылку вермута из моих рук и повела на кухню. Достала два стакана и наполнила их до краев. Потом уселась напротив и неловко улыбнулась.

– Я тоже тебя не хочу. Веришь мне? Я на мгновение представила тебя в своей постели, и мне стало дурно. Я – по-прежнему я и никто другой. Но это тело – его возраст, гормоны, – оказывает на меня какое-то необъяснимое влияние. Сейчас я бы скорее предпочла затащить в постель Неофрона, чем тебя.

Я делаю глоток вермута и не могу сдержать обалделую улыбку.

– Неофрона? – переспрашиваю я.

– Представь себе! Инсанья! – Элли разводит руками и громко смеется. – Мне дороги те воспоминания о нас с тобой, я ни о чем не жалею, но… теперь все в прошлом. И я благодарю небо за то, что не умею влюбляться. Прощаться так легко, правда? А представь, если бы мы любили друг друга. Это был бы ад, самый настоящий ад! Любить чью-то душу, но испытывать ужас при одном взгляде на тело! Как тебе такой расклад?

– Я не испытываю ужаса, глядя на твое тело, дуреха, – говорю я. – Ты выглядишь весьма и весьма…

Элли перехватывает мой взгляд, упершийся прямо в вырез ее блузки, и едва не валится со стула.

– Так-так. По-моему, кто-то катастрофически быстро пьянеет, – она косится на мой стакан. – Я тоже хороша: спаиваю малолетнего мальчика, ай-яй-яй. Допивайте свою порцию и выметайтесь отсюда, Ваша светлость.

– Не раньше, чем ты расскажешь, как все это было. С самого начала.

– Мой прыжок и все такое? О, с удовольствием! Очнулась в Сиднее на берегу океана. Какая-то женщина утонула, ее успели вытащить и откачать. Но душа все равно тю-тю… Меня увезли в госпиталь и подлечили. Позвонила в Уайдбек не выходя из палаты, как ты и предсказывал. Угадай, кто за мной приехал! Неофрон с горсткой вооруженных парней. Знаешь, кто он? Он руководит силовым подразделением Уайдбека. Ты должен был встречать его раньше.

В этот момент я вспомнил, где я видел Неофрона прежде. В клинике отца в тот самый день, когда родители привезли меня к Кору. Помню, как отец загнал машину на парковку, а с парковки в этот момент, сияя дисками, выкатил черный «ягуар», за рулем которого… Да, зуб даю, за рулем сидел Неофрон собственной персоной. Наверно, они даже отсалютовали друг другу, но я был слишком взволнован, чтобы заметить это.

Пенгфей приготовил умопомрачительную индейку в честь окончания моей учебы в школе десульторов, и мы провели приятный вечер в семейном кругу. Альцедо и Диомедея отправились спать сразу после десерта, а родители, Кор и я остались в гостиной, наполненной ароматом горячей пищи и сиянием свечей.

– Так вот, – рассказывала мама, подливая себе сангрии, – едва я успела забеременеть Диомедеей, ваш папа ушел в очередной прыжок. Вернулся так быстро, что я даже не успела толком поволноваться. В теле большого чернокожего парня, покрытого татуировками с ног до головы и вставными золотыми зубами! Вся наша прислуга смотрела на меня как на умалишенную, когда я представила им нашего нового «садовника»!

Папа оглушительно смеется, потягивая «Талискер» из коньячного бокала.

– Но работать-то как-то нужно было, – он подхватывает историю. – Я приходил по ночам в свой кабинет и разбирался с корреспонденцией, пока дети и прислуга спали. И вот однажды сижу, значит, в своем кресле, закинув на стол ноги в своих любимых тапочках, и тут в кабинет входит маленький, сонный Крис. Ему тогда едва стукнуло четыре. Он увидел меня в кресле, где я обычно сидел будучи в своем теле, и строго сказал мне: «Уходи откуда пришел. Это папин стул. И тапочки тоже его».

Мы смеемся так громко, что дрожат кубики льда в стаканах.

– Вы терпеть не могли, когда папа «уезжал в командировки», вы всегда очень скучали. Но на самом деле он всегда был рядом.

– А как часто выбрасывало тебя? – спрашиваю я у матери. – Я помню, что ты «уезжала в командировку» только один раз. Когда Диомедее исполнилось три года или около того…

– Я «прыгала» всю юность, начиная с пятнадцати. И лет до двадцати пяти. А потом вышла замуж и начала рожать вас одного за другим. Беременности держат душу стальным тросом: пока носишь ребенка – не выбрасывает. Потом Диомедее исполнилось три, и «мама уехала в командировку в Африку».

Мы с Кором обалдело переглядываемся:

– Чиконья – наша чернокожая няня из Уганды! Только не говори, что это была ты!

– Ну а кто же еще? Надеюсь, я вас тогда не затискала до смерти? Вы так плакали, так скучали по мне, но было слишком рано нагружать вас откровениями подобного рода.

У меня на языке вертится не самый приличный вопрос, но мне разрешили выпить пару стаканов сангрии, и он уже не кажется мне таким уж… неудобным. К тому же я чувствую себя достаточно взрослым, чтобы задать подобный вопрос родителям:

– И… вы спали друг с другом, пока были в других телах?

– Нет, – отвечает отец, – когда у нас выдавалась свободная минутка, мы предпочитали сидеть на кровати и играть в морской бой.

Мама закатывает глаза, Кор заразительно ржет, вытирая слезы со своей индийской мордахи.

– Да, – признается мама. Она смущена, но старается не показывать этого. – Почему нет? Тело – это всего лишь оболочка. Главное то, что внутри.

– Правда? – пожимаю плечами я. – Эланоидес, мою девушку, забросило в тело какой-то сорокалетней тетки. Тело примерно твоего возраста, мама. Надеюсь, никто не будет против, если мы… продолжим встречаться?

Мама давится сангрией. Папа начинает нервно кашлять. Кор впервые за весь вечер перестает лыбиться. Впрочем, ненадолго: уже через секунду он шлепает меня рукой по плечу и восклицает: