Синто. Героев нет - Пушкарева Любовь Михайловна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он как-то нехорошо усмехнулся.
— Это сейчас тебе ничего не нужно. И не забывай, что есть еще твой отец, у которого свои интересы и планы.
— Не смей так говорить о моем отце, — это прозвучало как приказ. Синоби удивился, а потом рассмеялся. Пронесло, и это в первый раз, а сколько еще раз мне придется одергивать его?
— Пойду я… — И он меня отпустил.
Оказавшись дома, я предупредила Эзру о госте и принялась быстренько готовить еду, такого гостя надо встретить угощением, приготовленным собственноручно. Пообщалась по видеофону с отцом и потребовала, чтобы он подтвердил, что не заключал никаких сделок с Синоби насчет меня. Если бы я была рядом, наверное, он опять попытался ударить вместо ответа, но так лишь заверил, что никаких сделок не было и не будет. Я, как могла, уверила, что все просто замечательно, что мы с Синоби объяснились и нашли общий язык. Отец понял, от кого у меня эта идея о сделке, и это вряд ли улучшит его отношения с Синоби. Ну ничего, они лорды расчетливые и хладнокровные, разберутся как-нибудь.
К двенадцати лорд Синоби выветрился из моей головы, и я с легкой дрожью в руках ждала Даниэля. Он припозднился на полчаса. Когда я открыла ему дверь, то первое, что увидела, это букет нежных розовых роз.
— Даниэль, они прекрасны, спасибо, — и я поцеловала в щеку каменного от волнения парня. Его нервозность странным образом успокоила меня.
— Проходи, ты, наверное, голоден? — и тут я заглянула ему в глаза. Букет оказался на столике, а мы сплелись в объятиях. Через несколько секунд я услышала рвущиеся наружу рыдания. «Не сдерживайся», — шепнула я, и Даниэль разрыдался, у меня тоже слезы навернулись. Возникло чувство дежа-вю, такое уже было, только я была намного меньше и руки были зажаты перед грудью, а над ухом точно так же рыдал отец.
— Извини, не ожидал от себя такого, — сказал Даниэль позже, я без лишних слов отвела его умыться.
А потом мы сели за стол, и он ел, как на приеме, мне надоело смотреть на такое.
— Даниэль, ну ты же не дипломатическом ужине…
Он улыбнулся и набросился на еду, как, наверное, я у Синоби.
— Очень вкусно.
— На здоровье.
После мы сидели плечом к плечу на солнышке, млея после вкусного обеда, и неспешно переговаривались. Нам хотелось все время касаться, держаться друг за друга, и в этом не было ничего сексуального — так, наверное, я бы липла к Ронану после долгой разлуки и опасных приключений. Даниэль рассказал, что по прибытии на Синто его взяли в оборот Шур и Грюндеры. Что, в принципе, все было не так плохо, как могло бы. От него отстали через десять дней и подтвердили гражданство, а после поселили в поместье Хоресов. Вот тут-то и началось самое неприятное — его терпели, с трудом, так, как будто он был преступником и позором семьи. И он фактически находился под домашним арестом, хоть это и было незаконно, ведь претензий к нему не выдвинули и гражданство подтвердили. Помучившись пятнадцать дней, он понял, что в такой обстановке рискует сорваться и дать возможность лишить его свободы на законных основаниях. Он угнал флаер и отправился в админкорпус, где подал заявление об отказе от семьи. Как это заявление принимали — отдельная история. Ему повезло встретить в админкорпусе некст Грюндера, и Даниэль попросил у него защиты, как оказалось, очень вовремя, потому что Хоресы уже искали беглеца. Грюндер не отказал, а, посмотрев записи с «души» Даниэля, пообещал помочь встать на ноги. Он выдавил из Хоресов жалование и страховку на лечение; может, Даниэль и получил бы все и без протекции Грюндера, но нескоро и через суд, через большой скандал. Сейчас он присматривает за садом, это должность для глубокого старика, но у Даниэля есть время, чтобы приводить себя в порядок, вспоминать забытое и учиться новому, да и процедуры очистки и восстановления организма отбирают много сил и времени.
— Я рада, что ты смог построить свою жизнь, что все обошлось. Ты прекрасно выглядишь, наверное, девушки заглядываются на тебя, — ой, напрасно я про девушек, он скривился, как от горького.
— Заглядываются… делать им нечего.
Увидев, что я обескуражена, он сказал:
— А ты ничего не знаешь? Шур не сказала?
— Ну, «не репродуктивен», но…
Он горько усмехнулся и отвернулся.
— Хозяин отрезал мне яйца, — сказал он очень просто, как о чем-то обыденном, — а сумма страховки слишком мала, чтобы можно было вырастить такие железы, так что… употребляю гормоны…
Что можно почувствовать, услышав такое признание? Жалость, сочувствие или, может, презрение? Я почувствовала благодарность за отсутствие трагизма в голосе, за то, что говорит об этом, не глядя на меня, не стараясь подловить реакцию. Я потянулась к нему и поцеловала в щеку.
— Держись, братец, самое плохое в твоей жизни уже позади, теперь будет хорошее.
Он перетянул меня к себе на колени.
— Спасибо.
Мы сидели молча, слова были не нужны.
Потом я повела его по нашему лесу, вышло так, что я стала рассказывать о брате, об отце. Даниэль слушал внимательно, как слушают рассказы о других планетах, представляя то, что раньше не видел.
— Если отец тебя любит, то как допустил твое участие в той операции? — спросил он. Пришлось рассказать, как было дело.
Мы проговорили до самого вечера, вместе приготовили ужин, поели и опять устроились на веранде.
— Знаешь, сегодняшний день похож на сон, который мне снился. Я ведь почти смог заставить себя забыть тебя и не ждать, убедил, что все показалось, и не было ничего…
Я лишь молча улыбнулась.
— Я боюсь провести в том саду остаток жизни, — тихо сказал он. — Ни у кого не вызывает доверия человек с одной фамилией, да и вообще с такой биографией…
— На счет этого не беспокойся, без работы не останешься. Кстати, если хочешь, могу дать учебные материалы для вирты, по пилотированию, да и вообще все, что у меня осталось от Синоби.
— А можно?
— Отчего ж нельзя? Ты восстанавливайся, входи в силу, как говорится, потом еще будешь вспоминать эти спокойные деньки как сказку.
— Ара-Лин, почему ты помогаешь мне, из-за клятвы? — спросил он, не глядя на меня.
— Стукнуть бы тебя хорошенько, да жалко. Сам ведь понимаешь, что нельзя так притвориться и подделать то, что есть между нами.
Он улыбнулся:
— Прости.
— Я хочу, чтобы ты стал мне братом.
— Это ведь не тебе решать, а твоему отцу.
— Да, но в первую очередь тебе.
— Ара-Лин, ну о чем ты, зачем я вам нужен, только тень на вашу семью брошу.
— Поживем — увидим. Я так понимаю, ты не против.
— Честно, я не могу поверить, что у вас все так хорошо, как ты говоришь.
— Какое там «хорошо», о чем ты? Только успеваем разгребать…
— Ты поняла, о чем я.
И тут нас прервал сигнал тревоги, мы без проволочек бросились в дом, закрыли двери.
— Эзра, что? — крикнула я, включив внутреннюю связь.
— Чужой на территории. Я не понимаю, как он смог попасть к нам.
Фух, я уж думала, крысодлаки. Оказалось, я не сильно ошиблась, входная дверь с предупредительным зуммером открылась, я успела выхватить из тумбы лучевик и направить на входящего, и в дом вошел лорд Синоби. Крысодлак собственной персоной.
— Какого? — вырвалось у меня. — Эзра, отключи сирену, свои.
— Леди… — ну да, он боится, что я под давлением.
— Отключи, я сейчас выйду из дома к тебе навстречу.
Стараясь не смотреть на того, кто нам устроил это развлечение, я вышла и побежала к домику Эзры. Он выглянул, я помахала ему и крикнула, что все в порядке, вернулась обратно в дом. Синоби своим коронным пригвождающим взглядом смотрел на Даниэля, тот прикидывался каменной статуей.
— Господин Ташин. Лорд Синоби, — представила их друг другу на всякий случай.
— Мы знакомы, — сказал Синоби.
— Прошу вас, лорд, в кабинет моего отца, наверняка очень серьезная причина заставила вас явиться столь… необычным способом, — «взламывая двери», добавила я про себя.
— Что он здесь делает? — прошипел Синоби, когда мы остались одни.