За Пределом - Елена Лобанова

— Да? А я предположил, что Создатель справедлив…

— Конечно. Конечно — справедлив. Иначе он не подсунул бы Ларгису ведро масла. А надоумил бы его на какой-нибудь коровий жир. Недавно скот забивали, и топленый жир сейчас имеется в избытке. Но Разведчики всегда идут по проходам коротким путем и не считаются с такими мелочами как запах. Не забудь передать Амалиросу при встрече мою благодарность за такое потрясающее воспитание разведчиков… после которого они могут нюхать что угодно, валяться, в чем ни попадя и без сомнений предполагать, что другие тоже на это способны. Я непременно напишу стихотворение о пользе мерзких ароматов. Это будет философское произведение…

— Даэр, я знаю, что у выползней чуткий нюх. Но Амалирос тоже мажется маслом. А от него выползни не убегают с визгом.

— От его масла они не убегают. Я когда сидел в озере, вспомнил, где я этот запах не раз встречал. В Малерне. В порту. Точнее — в доках. Ну, вспомни, когда вы с Пелли отсиживались в старом лодочном сарае, а я нам маскировку наводил, там тоже был этот запах. Гораздо слабее, конечно. Во много раз. Но и из порта ветром доносило такой же. Ну?

— Нет. Не помню. — Нэрнис изо всех сил напрягал память, но она подсовывала совсем другие запахи — гнилых водорослей, краски для волос, которой Даэрос перекрашивал Пелли, и тухлой рыбы.

— Ах, ну да, забыл. Ты же был тогда несколько не совсем трезв. Ну, хорошо, подскажу. Сланцевым маслом пропитывают корабли. Догадываешься зачем?

— Чтобы не гнили?

— Чтобы не гнили — достаточно просмолить. Сланцевое масло — протрава против корабельного червя. Ты не подумай, что это такой маленький червячок. Они вырастают длиной в мою руку. Правда, толщиной — с палец. — Даэрос продемонстрировал изумленному брату указательный палец. — Едят опилки и живут внутри днища, под водой. Вполне могут проесть корабль насквозь, хотя чаще делают это «вдоль». Бросай тряпку, и давай допьем, все, что осталось. И так — зря добро переводим. — Полутемный смирился со своим почти полным потемнением. — Я теперь — хорошо протравленный корабль. Ну, должное спасительному маслу мы воздали. Как насчет того, чтобы поздравить меня со вторым выползнем? И не забудь рассказать Амалиросу, как меня эти звери боятся. До визга. Только не проговорись — почему. Пусть помучается.

— Поздравляю! Конечно… Но, выползень же — не этот подводный червяк! Как ты можешь объяснить такое… неприятие этого масла столь разными существами?

— Замыслы Создателя причудливы и порой необъяснимы. Конечно, червь и выползень выглядят не слишком похоже. Даже — совсем непохоже. Но, кто их знает — может они дальние родственники? — Даэрос разлил остатки извиня по кружкам. — Вот за родственников мы и выпьем. То есть, за тебя, за Пелли, за моего несчастного Светлого Отца и Счастливую Темную Мать… и за корабельного червя — родича Выползня!

Утром, в день счастливого избавления от заботливости Элермэ, Тиалас плавал в озере. Мысли тоже плавали — тихо, безмятежно, кружа вокруг глупейшего вопроса: Озерный Владыка в озере — это символично или нет? Оказалось, что это — совсем не кстати. Амалирос бегал у кромки воды и жестами призывал Высокую Плавающую Сторону выгребать быстрее на сушу. Приближаясь к берегу, Тиалас расслышал шипящий шепот Правящего собрата, который обзывал его снулой рыбой. Когда Светлый вышел из воды, Темный велел, именно — велел, шевелить быстрее плавниками и немедленно нырять следом за ним обратно в спальню.

Количество образных сравнений на единицу текста у Амалироса явно зашкаливало. Таким Тиалас его еще не видел и не слышал.

— Приплыли, лебеди твои блохоносные. Понатащили паразитов… Сейчас я тебе одного покажу. Случайно отловил. — Темный был не просто не в духе — он, похоже, нашел врага, но, вопреки его жизненному опыту, враг не был заговорщиком. Никак иначе объяснить отсутствие пойманного злоумышленника, здесь и сейчас, было невозможно.

Тиалас перевел образы в слова. Приплыли, конечно, корабли. На корабле был кто-то, кто Амалиросу не понравился. Паразитом мог быть какой-нибудь разведчик Лаариэ. Или что-то в этом роде. Озерный Владыка попытался заранее предугадать, кто так раззадорил Повелителя Темных с утра пораньше и сам заинтересовался — слишком загадочно. Отец Элермэ исключался сразу. Член семьи не может быть паразитом. А если это Далиес Аль Арвиль, то — тем более. Сопровождающих Далиес выбирать умел и «натащить паразитов» никак не мог. Особенно туда, куда его вел Амалирос — в эту, будь она неладна, спальню.

— Вазочки, баночки, кувшшшинчики… — шипел Повелитель Темных, пересекая галерею. — Светлые излишества. Никогда не думал, что к Светлой Спутнице жизни прилагается такое количество хлама. Я готов был пережить платья…

— Темный, такое количество прилагается к любой женщине — хоть к Светлой, хоть к какой. Ты нашел в какой-то баночке паразита? Это не страшно. Бывает, заводятся… все-таки хозяйка давно ими не пользовалась. Ну, выкинешь! Надо же — какая ты чувствительная и брезгливая особа. — Озерный Владыка с сомнением посмотрел на Амалироса: как выползень перед прыжком — даже голову пригнул.

— Нет! — Темный остановился. Подумал, подозрительно прищурился и стал кружить вокруг Тиаласа — то ли нападать собрался, то ли предварительно запугивал. — Нет, такой паразит не помессстится в баночку, мой дорогой Правящий Скрытный собрат! Только в очень большое количество баночек. По чассстям. И я готов его разложить, разделав на куски… с твоей помощью. Ты же скажешь мне, кто он? Что это за карась такой пучеглазый в твоих прудах водится?

— Выползень, не морочь мне голову! — Тиалас не мог припомнить ни одного пучеглазого подданного. Таких просто не было. — И почему ты не спросил у Элермэ? Раз уж это — в её вещах… паразит, который никуда не помещается?

— А-а-а! Как же, как же! Так она и сссказала! Моя бесценная Элермэ сейчас беседует в Посольских покоях с родителем. Наверное, интересуется, не опух ли её окунек, мотыля обожррравшись? Сейчас твои слишком многочисленные подданные закончат распаковывать все эти бездонные сундуки, корзины и свертки, уберутся из моего дома, и я тебе его покажу. Ты же знаешь, кто он, да? Давай, Озерный, пообещай, что скажешь, как друг. И позволь тебе напомнить… ты собирался отдать Элермэ письмо моей матери. До сих пор не отдал. Почему? — Подозрительность Амалироса, которая отсутствовала уже несколько дней, возвращалась и занимала ранее оставленные позиции. — Молчишшшь?

— Темный, я не успел. Ну, как можно ни с того ни с сего подойти к Деве и сказать: «А вот не хотите ли почитать личные письма Благородной Фиритаэ, которые она мне шлет, всякий раз как её сын в дурь впадает?» Согласись, нужен повод. Как можно найти повод, если мы с тобой «умираем» по три дня лежа?

— Дурь? Мои чувства — дурь? Ну, Сссветлый!

— Прости, я… в переносном смысле. Хотя, «Светлые чары», несомненно — дурь! — Озерный Владыка решил, что во всем соглашаться с Выползнем — дорого обойдется. Амалироса надо было возвращать из пучины зреющего заговора обратно. То есть — опять спасать.

— Повода, значит, не было. Теперь есссть! Пошли.

Подданные Озерного Владыки покидали Покои Повелителя Темных. В ответ на их поклоны Амалирос нарочито любезно раскланивался, не скрывая своей радости от того, что они уходят. Когда, наконец, последний Светлый и последний пустой сундук исчезли за дверью малого зала, Ар Ниэль Арк Каэль приглашающе распахнул двери спальни. Тиалас обреченно вздохнул — эта комната ему порядком надоела. Что бы ни случалось в Нагорных Чертогах — оно начиналось здесь. И до завершения хоть какого-нибудь из этих начинаний было еще далеко.

— Прошу! Смотри. Кто он? — Амалирос указывал на виновника.

Из кресла на Тиаласа смотрел эльф. Светлый. Ярко синие глаза озаряли лицо неземной красоты, золотистые волосы разметались по плечам. Сочетание взгляда — чуть исподлобья, и улыбки-усмешки, таило в себе некую загадку. То ли эльф нагличал, то ли заигрывал. Даже жест — то, как его рука лежала на пряжке синего плаща, нельзя было оценить однозначно — расстегивает он плащ или просто поправляет? Тиалас наслаждался созерцанием. Шедевр. Истинное искусство. Надо было давно посетить Дом Аль Арвиль и посмотреть на работу Нальиса, о которой было столько разговоров.

Амалирос встал позади кресла с портретом, облокотился о спинку, и белые косы свесились поверх картины, нарушив гармонию. Зато появился контраст. Нахально-очаровательные глаза Светлого победно издевались над черным прищуром Темного. Улыбка сразу же стала самодовольной и самоуверенной, по сравнению с кривой вымученной гримасой Амалироса. Потрясающий эффект! Тиалас невольно задумался: ну, как можно, глядя на такую красоту, выбрать в итоге вот этого нервного, дерганого Выползня? Вот и верь после этого в формирование вкуса с детства…