Галантные дамы - Пьер де Бурдей Брантом

пластырями, сорвала их один за другим и, пошвыряв с досадою наземь, открыла ужаснейшую раковую опухоль, после чего со слезами на глазах принялась жаловаться и сетовать на свое несчастье, вопрошая незадачливого любовника, что́ такого он нашел в ней и чем она его прельстила; речь ее была столь трогательна, что кавалер, исполнившись сочувствия к злосчастной красавице, оставил ее в покое, сам же сделался отшельником. Затем отправился он в крестовый поход, где дал обет безбрачия, а по возвращении принялся изучать богословие и философию в Париже под руководством ученейшего Арнольда из Виллановы; завершив же обучение, уехал в Англию, где король принял его со всевозможными почестями, подобающими его мудрости и знаниям; там он перелил множество золотых и серебряных слитков в железные, медные и оловянные, презрев пошлый и низменный общепринятый обычай обращать железо и свинец в золото; ему было ведомо, что многие его собратья владели сим умением не хуже его; он же мог делать и то и другое, однако решил отличиться от прочих алхимиков.

Я слышал сию легенду от одного галантного кавалера, который, по его словам, прочел ее у юрисконсульта Ольдрада, описавшего случай с Раймондом Луллием в комментарии к кодексу «De falsa moneta». Случай сей описан также, по его свидетельству, у Кароля Бовилля из Пикардии, автора латинского труда о жизни Раймонда Луллия.

Вот каким образом Луллий избавился от своих любовных иллюзий и мечтаний о той красивой даме; возможно, что другие на его месте не стали бы церемониться, а, закрыв глаза, получили бы желаемое удовольствие, тем более что та часть тела, к коей он более всего вожделел, болезнью затронута не была.

Я знавал одного дворянина и некую вдовую даму, которые в подобном же случае нимало не чинились: у ней на соске груди сидела сквернейшая раковая опухоль; тем не менее кавалер женился на даме, а она охотно пошла за него, даже и против воли его матери; и никакая ее хворь и немощь не помешали новобрачным так неистовствовать в первую ночь, что они даже сломали кровать и провалились на пол.

Знавал я также одного достойного дворянина, который, ставши моим близким другом, рассказал однажды, как в бытность свою в Риме влюбился в некую испанскую даму, затмевавшую красотою всех прочих женщин города. Когда они сблизились, дама ни разу не показала ему свои ноги обнаженными, упорно оставаясь в панталонах даже в самый решительный момент; когда же он пробовал снять их с нее, восклицала по-испански: «Ah, no me tocays, hazeis me quosquillas!» (Ай, не трогайте меня, я боюсь щекотки!) Вот однажды, проходя мимо ее дома и увидавши дверь отворенною, он взял да и вошел и, не встретив в прихожей ни привратника, ни слуг, добрался до спальни, где обнаружил даму крепко спящею на кровати, так что смог оглядеть ее всю в обнаженном виде, а обнажилась она по причине большой жары; он рассказывал, что никогда не видел более прекрасного тела, но только одна нога у ней была белая, гладкая и стройная, другая же – ссохшаяся и тощая, не толще детской руки. Велико же было изумление сего дворянина, который проникся жалостью к даме, но с тех пор больше уж не посещал ее и не занимался с нею любовью.

Есть множество дам, которые, не будучи столь изуродованы, тем не менее от природы тощи, костлявы, сухи и поджары до такой степени, что могут щеголять разве лишь стройным своим скелетом; так, знавал я одну весьма знатную особу, о коей господин епископ Систеронский, способный помериться остроумием с любым придворным, говорил в насмешку, что лучше уж возлечь в постель с веретеном, нежели с нею; так же отвечал нам один досточтимый придворный, коего со смехом обвиняли мы в связи с некой знатной дамою: он возражал нам, что мы, мол, жестоко ошибаемся, ибо он любит плоть, у ней же вместо таковой – кожа да кости; а поглядишь на обеих этих дам в одежде, полюбуешься на прелестные их личики, да только и скажешь: вот лакомый кусочек, пышненький да гладкий!

Одному весьма знатному принцу случилось любиться сразу с двумя красивыми дамами, как это нередко бывает с высокородными особами, приверженными разнообразию. Первая из них была блондинкою, вторая брюнеткою, но обе отличались несравненной красотою и любезным обращением. И вот, по наступлении дня, назначенного принцем для свидания с брюнеткою, ревнивая блондинка возьми да скажи ему: «Значит, вы нынче летите к своей вороне?» На что разобиженный принц спросил: «С кем же, по-вашему, я летаю, когда бываю с вами?» Дама ответила: «С птицей феникс». Принц, который за словом в карман не лазил, тут же возразил ей: «Сказали бы лучше, что с павлинихой, у коей больше перьев, чем мяса», намекнув таким образом на крайнюю худобу дамы; а худоба ее объяснялась молодостью – известно ведь, что дородность приходит к женщине с годами, и тогда лишь начинают полнеть у ней руки, ноги и прочие части тела.

А вот остроумный ответ, какой дал однажды некий дворянин знатному сеньору, моему знакомому. Оба они имели жен-красавиц. Но мой сеньор счел чужую жену более привлекательной и соблазнился ею. Вот однажды и говорит он тому дворянину: «Сударь, мне желательно переспать с вашей женою». Дворянин ничтоже сумняшеся (а был он скор на ответ) возразил: «Согласен, коли я пересплю с вашей». Сеньор ему: «Да на что она тебе сдалась – худая, тощая, ты и вкуса-то в ней не найдешь!» На что дворянин заметил: «Ну так что ж за беда, что худа, – я ее так нашпигую, что будет аппетитнее любой пулярки!»

Да, многонько видывал я дам, чьи хорошенькие кукольные личики пробуждали у мужчин вожделение к их телам, однако стоило до тел этих добраться и увидеть, насколько они тощи и лишены плоти, как всякий соблазн и вожделение мигом улетучивались. Среди многих женских недостатков можно, к примеру, назвать костлявый хребет и тощий зад, какие бывают разве что у старых мулов. Дабы скрыть сей изъян, дамы имеют обыкновение пускать в ход маленькие мягкие подушечки, подкладывая их в нужные места; другие носят пышные атласные панталоны, так умело скроенные, что неопытный мужчина, потискав даму, твердо уверится в природной ее округлости и полноте, а штука вся в том, что под панталонами этими надеты еще одни, белые, со множеством сборок и складок, отчего любовник, наслаждаясь с дамою, не снявшей платья, уйдет от нее вполне ублаготворенный и довольный как объятиями, так и роскошным ее нарядом.

Другие дамы, напротив, отличаются столь жирными,