Перо и маузер - авторов Коллектив

— Ну, Лексис, теперь ты у меня попляшешь.

А Лексис уже дожидался обоза на дороге.

Солнце село, на поля опустились сумерки. С хутора доносился лай собак.

Выстрелы становились все слышней, видимо, за последние два дня фронт придвинулся. А дорога шла в сторону фронта. Легко можно было оказаться в тылу у белых или натолкнуться на их посты.

Но сворачивать с большака не хотелось. Дорога ровная, как стол, под гору лошади еле удерживали стремительно катившиеся сани. Через два часа должны быть Вишни. А если свернешь с тяжело нагруженными санями на занесенные снегом проселочные дороги — лошадей уморишь, а то и накрепко застрянешь.

Ешка придержал лошадей и окликнул остальных. Нужно вместе решать, как быть дальше.

Вышел месяц. Большак сверкал, как замерзшая речка, под полозьями громко поскрипывал снег. Дорога шла по пустынному месту: ни пригорка, ни кустика, ни домика. Любую тень заметишь издалека, так что незаметно напасть на отряд невозможно. Скорее бы до наступления полной темноты проехать эту равнину. Прежде чем въехать в лес, надо дать передохнуть лошадям, чтобы в случае нападения они могли вывезти. А за лесом на несколько верст тянется равнина, дальше видны сосны русского кладбища. За ними же до Вишней рукой подать, версты две-три, не больше. Так думал Ешка.

Криш, бывалый солдат, предложил другую тактику. Он считал, что теперь нужно ехать медленно, сберегая силы лошадей, а потом на рысях проскочить лес.

Уга и Алексис не согласились с ним. По их мнению, нестись вскачь через лес, не глядя по сторонам, значит, поддаться панике. До сих пор ничего опасного не случилось. На равнине же, хоть и быстро понесешься, в западню не попадешь. А в лесу, если будешь медленно продвигаться и внимательно вглядываться вперед, можно вовремя избежать опасности. Нестись же вскачь, как предлагает Криш, значит, по их мнению, идти навстречу собственной гибели. Ешка с детства знает здесь каждую сосну — недаром пастухом сколько лет проходил, да и в партизанах многому научился. Разумеется, он должен взять на себя роль проводника.

План Ешки казался более обдуманным. Это понимали й стрелки. Уга и Алексис доверяли его опыту. Так и решили.

Ешка уселся в сани, запряженные лучшей лошадью, и поехал вперед. Рядом с собой он положил винтовку, передал вожжи Алексису, а сам стал наблюдать.

Если он крикнет: «Гоп!» — все должны пустить лошадей рысью. Это значило, что можно проскочить опасное место.

Если Ешка крикнет: «Стоп!» — следовало придержать лошадей, спрыгнуть, спрятаться за санями, как за баррикадами, и приготовиться к бою. Кроме того, это будет означать, что поперек дороги лежит дерево или другое препятствие. Ибо враг, вероятно, не настолько силен, чтобы напасть открыто.

Если же Ешка шепнет: «Назад!» — надо немедленно поворачивать лошадей и скорее уносить ноги. Значит, противник силен, и нужно, отстреливаясь, отступать.

Проехали всю равнину, Ешка молчал.

Начался спуск, и они слегка натянули вожжи. Ничего подозрительного. Ешка крикнул: «Тпр-у-у!» — и остановил лошадь. Это означало, что опасности нет, но нужно остановить лошадей.

Отдыхали минут десять. Потом осторожно двинулись дальше. Грозно притаившись, еле слышно шумел лес. Замыкал обоз Уга. Он боялся, что не расслышит окрика Ешки, не успеет вовремя повернуть и загородит дорогу остальным. Ему казалось, что сосны неумолчно шепчут: «Назад, назад!»

Вытянув шею, Уга настороженно ловил каждый шорох. Поскрипывал под санями снег, прошелестела шишка, падая с верхушки на мохнатую ветку. Все повернули головы. Нет, это не шаги.

На одной елке возле самой дороги время от времени шевелились ветки. В лесу было совершенно тихо, и ветви других елей замерли. Почему же у этой они шевелятся?

Ешка не отводил глаз от ели, но не мог заметить ничего подозрительного. Окликнуть? Но как? Разве узнаешь, кто там притаился?

Ешка снял рукавицу и высоко поднял свою широкую ладонь. Легкие порывы ветерка изредка набегали со стороны дороги. Когда они проезжали мимо ели, ветви ее снова заколыхались и потом застыли...

«Так и есть — ветер Шалит».

Между стволами деревьев уже поблескивала равнина. Лес остался позади, и теперь можно было ослабить поводья.

«Да, с Ешкой одно удовольствие ездить! Без толку он кричать не станет. Хорошо, что он поехал впереди», — успокоился наконец и Крит. Казалось, теперь все трудности позади. До Вишней еще верст пять-шесть, а за кладбищенскими соснами нападающим не укрыться.

— Дома нужно будет сообщить, — сказал Криш, — что на всем этом участке, начиная от Мунамяги, фронт дырявый, как решето, — разгуливай себе взад и вперед. Захватить Вишни ничего не стоит. Нужно людей побольше.

Ешка улыбнулся:

— Легко сказать побольше. А где их взять? Из волости и из города все молодые батраки на фронте. Ну, может, найдется еще несколько таких, как Алексис, но этого мало.

Зашумели кладбищенские сосны. Стрелки умолкли.

Под соснами снег был мокрый, и сани скользили бесшумно. Хоть ложись на мешки и слушай шум сосен. Они скрипели и гнулись на ветру.

Вдруг Ешка приглушенным голосом крикнул:

— Стоп!

«Стоп!», «Стоп!» — понеслось от саней к саням. Лошади остановились, люди спрятались за возами.

Они заехали в тень. Дальше дорога поднималась в гору и у кладбищенских ворот была ярко освещена луной. На дороге было пусто, но слышались тихие голоса — кажется, у ворот, недалеко от дороги.

Кто там мог быть в такой поздний час? Когда они выезжали из местечка, никто не умер. А стрелков хоронили на братском кладбище, за замковым озером.

Алексис остался у саней. Он плохо стрелял и боялся, что не успеет выстрелить вовремя. Да и должен же кто-то остаться у лошадей.

Остальные, кто с револьвером, кто с винтовкой, спрятавшись в тень, осторожно продвигались один за другим вперед. Никто их не услышит, они первыми нападут на противника. Только бы Алексису удалось справиться с лошадьми, если они испугаются стрельбы!

Голоса становились все слышней, но отдельные звуки никак не складывались в слова. Вероятно, разговаривали на незнакомом языке.

Но вот Ешка, шедший впереди, повернулся к остальным и прошептал:

— «Куррата». Понятно?

По уловленному слову можно было догадаться, что это были белоэстонцы, скорее всего, разведчики. Но сколько их — один черт знает.

Стрелки выстроились в косую линию, чтобы можно было дать чувствительный залп, так как подойти ближе нельзя: тень от сосен кончалась.

Наконец четыре человека вышли на дорогу и стали вглядываться в обе стороны. Дольше ждать было нельзя. Раздался залп. Один белоэстонец споткнулся, но все же сумел скрыться. Нападающие бросились в гору с диким криком, чтобы белоэстонцы приняли их за крупный отряд. У ворот никого больше не было, но вдали по освещенному луной кладбищу прыгали тени, как черные хлопья золы.

Преследовать белоэстонцев не имело никакого смысла. Револьвер на большом расстоянии бесполезен, да и выдавать свою малочисленность опасно. Поэтому Ешка со стрелками бросились на снег и выпускали по бегущим пулю за пулей, пока Уга и Алексис гнали лошадей в гору. За воротами дорога круто спускалась вниз. На вершине холма все бросились в сани и погнали лошадей к Вишням.

Алфред Зиедыньш

(1885—1944)

РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ГОРОД

Отрывок

1

Нею дорогу не смолкали жаркие споры и диспуты.

Больше всех доставалось коммунистам. Как обычно, ругали за голод, тиф, реквизиции. Поносили чекистов и трудовую повинность. Рассказывали небылицы об их якобы разгульной жизни. Защищали дезертиров: война, дескать, есть война, и какого рожна кровь проливать — за Николашку ли, за Ленина ли...

По углам шептались о Деникине, о скором падении большевиков. Теперь-то уж недолго осталось ждать. Главари, мол, ихние заграничными паспортами запаслись. Ну, а мелкой сошке, той не сдобровать...