Семь корон зверя - Алла Дымовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Ян Владиславович не предложил ей остаться, что Рита и восприняла с досадой, однако и не без облегчения. Раз так, можно и ей отныне чувствовать себя свободной женщиной, хотя, как ей в последнее время казалось, на ее свободу никто и не покушался, и займется она отныне исключительно Мишей. Он такой милый и понятный, и она, Рита, нужна ему, к тому же «архангел» в общем-то второй человек в общине после хозяина.
Подготовка к операции тем временем шла полным ходом. Было уже осмотрено и тщательно изучено место, было определено и время. Оставалось только ждать и надеяться, что источники Шахтера не подведут.
А Шахтер, надо сказать, в источниках своих нимало не сомневался. Сомнения одолевали его только по поводу благоразумности всей затеянной им игры в кошки-мышки с Балашинским. Но риск был оправдан и стоил затраченных нервов и сил. Объясниться с Яном можно будет и потом, не без выгоды для последнего. И тогда же Шахтер сделает свое сокровенное предложение, отказ от которого будет верхом глупости и недальновидности. Пока же он собирался использовать Балашинского втемную, до поры до времени не открывая карт. Пусть докажет и оправдает: пропуск в рай тоже надо заслужить. К тому же куда больше Иосифа Рувимовича беспокоило последнее сообщение, лишний раз доказавшее, что уж на ком-ком, а на информаторах экономить нельзя. То ли московские гости звериным своим чутьем заподозрили ловушку, то ли произошла утечка – что же, и от этого никто не застрахован! То ли на верхушке равнодушных наблюдателей гладиаторских боев появился заинтересованный некто. Но как бы то ни было, по грешную душу Шахтера был отправлен крепкий профессионал с превосходной оптикой, работающий в одиночку и пока не позволявший себе брака в работе. Выходило, что завершись переговоры с любым успехом, конец у них был бы один – переселение Иосифа Рувимовича в мир иной.
Охоту на одиночку-киллера Шахтер решил доверить исключительно ближайшей и преданной охране, не ограничиваясь пассивными мерами противодействия. Посвящать в эту именно собственную заморочку Балашинского и контору он не собирался. Пусть пока отрабатывают свое задание, а там, уж коли свои не разберутся, будем посмотреть! Шахтер был вполне уверен, что до завершения переговоров заветный выстрел не прозвучит – приезжим тоже надо блюсти лицо, а значит, время пока работает на него.
Дата прилета столичного представителя и выразителя интересов Теймура Кирия с командой была получена хозяином за пять дней до операции. Срок не катастрофический, но и в обрез. Однако мадам не подкачала – встреча была организована грамотно. Тусовочная и общительная Ирена, к тому же номинальная хозяйка процветающего турбюро, давно и прочно обросла связями и приятельскими отношениями с местной гостиничной элитой. И потому без труда, за нескромный подарок, урвала для себя привилегию трансфера и организации всестороннего досуга прибывающих в скором времени гостей. Управленцы «Лазурной», сами обязанные мадам кое-чем, охотно, хоть и не безвозмездно, пошли навстречу. Да и гости, как подсказывал опыт, ожидались хлопотные, так что если Ирена видит в них особую выгоду, пусть у нее голова и болит. Оставалось только изучить отведенные заранее московской команде апартаменты и досконально проверить возможные к ним подходы. Но это было уже делом техники.
В адлерском аэропорту мадам стояла у трапа ровно в срок, одетая с неповторимой сексуальной строгостью амбициозной хозяйки дорогого провинциального борделя, что вполне соответствовало отведенной ей роли. Задняя дверка черного представительского «мерседеса» была заранее предупредительно распахнута, и мощный автомобильный климат-контроль с завидной щедростью пытался согреть ветреное по-осеннему летное поле. Сзади лимузина скромно приютился громадный джип, в котором полагалось ехать сопровождению и визитерам попроще. В «Лазурную» гости были доставлены без происшествий и особых капризов, что было неудивительно, если за подобные дела брались уверенные ручки мадам. Ни самому Кирия, ни его бдительным помощникам и в голову не пришло хоть в чем-то заподозрить молодую, шикарную и явно сговорчивую женщину, услужливо выделенную им для культурного отдыха после предполагаемых трудов. Уже по дороге в отель, в непринужденной, хоть и грубоватой, атмосфере были выражены различные пожелания в отношении девушек для вечерних часов, а Кирия недвусмысленно остановил свой взгляд на мадам, заявив во всеуслышание, что устал от глупых соплюшек и хочет внимания умной и опытной, к тому же ухоженной и красивой женщины. Мадам согласно улыбнулась и скрепила договор, нежно смахнув с рукава Теймура воображаемую пылинку.
Обилие в номерах спиртного и комплиментов от гостиницы вызвали пожелания за немедленным застольем обмыть приезд, к тому же, как заявил Теймур мадам, его ребята должны пройти акклиматизацию, прежде чем займутся работой, а значит, первым делом – девушки, а потом уж и самолеты. И Ирена горячо и старательно убедила их в правильности выбранного решения. Девушек мадам обещала через тридцать, а официантов, накрывающих на стол, через пять минут. Чем заслужила громкие коллективные похвалы и витиеватое обещание господина Кирия взять с собой в Москву на полное довольствие, если Ирена пройдет еще и ответственное постельное испытание. Что ж, план мадам о недопущении немедленных переговоров в день прилета удавался. К вечеру клиенты почти не вязали лыка, а заезженный Теймур все настоятельнее заплетающимся языком заводил с мадам речь о переезде в столицу.
К ночи, немного протрезвев, клиенты пошли по второму кругу, и вновь захлопали пробки от бутылок. Застолье теперь сопровождалось и хоровым пением русско-грузинского эстрадного репертуара, постепенно становясь доминирующим и более громким, и вскоре вокал затмил прочие плотские вожделения. Теймур и его команда в исполнительском пылу даже не заметили, как тихо и неприметно по одной их покинули снятые на вечер девушки, и за столом с пьяными мужчинами осталась лишь Ирена.
В вечнозеленых зарослях, у пустого по сезону бассейна зоркие пары глаз сосредоточенно следили за балконными дверями восьмого этажа, уже приоткрытыми, но пока еще ярко освещенными изнутри. Вскоре, однако, лампы погасли, и мягкий полумрак сменил собой желтый электрический свет. Сторожащие глаза удовлетворенно мигнули: сигнал был дан. Четыре тени взлетели невидимо и бесшумно, заскользили от балкона к балкону и мягко осели на нужном. Пятая тень замерла в кустах, не сводя настороженного взгляда с мерцающих окон.
Чуткая мадам, незадолго до этого погасившая свет и, будто в угоду гостям, зажегшая витые, изящные свечи, мгновенно ощутила на балконном пороге постороннее присутствие и начала действовать. Плавно, как бы танцуя, не без артистизма и вкрадчивости в движениях, подошла к поющему о несчастной королевской любви Теймуру и ласково села к нему на колени, обхватила накрепко, но нежно, его голову руками, повернула, заставив смотреть себе в лицо. В то же время через балконную дверь, заметьте, восьмого этажа, в номер, на виду до крайности изумленной команды, стали проникать люди, судя по всему, сбежавшие с экстравагантной дискотеки местного сумасшедшего дома. Первой в комнату по мягкому ковру проскользнула девушка, похожая на парня, со вздыбленной красно-зеленой прической и лицом, набеленным до синевы, с неприятными и жутковатыми кроваво-алыми губами. Следом, изгибаясь и ломаясь, будто в насмешку валяя дурака, вплыл юноша, размалеванный под вульгарную потаскуху. Дурашливо и нагло лыбясь, он тащил повисшего у него на локте коротко стриженного парня, в еще более короткой, ничего не прикрывающей юбке и открытой шелковой кофточке, из которой выпирал фальшивый бюст. Больше на парне, несмотря на холодное ночное время, не было ничего, даже обуви. Намалеванные черным лаком ногти пальцев ног зияли из черных же драных колгот. Последний же вошедший напоминал чем-то карикатурного Джеймса Бонда, хотя костюм на нем был отменного качества и покроя. Вот только ослепительная белизна ансамбля была нарушена разнообразного цвета пятнами и грязными потеками, что наводило на мысль о том, что обладатель портняжного шедевра по меньшей мере несколько суток подряд спал на некой гостеприимной помойке. Примечателен был и тот факт, что под оскверненным пиджаком не было никакой рубашки, а только абсолютно голое тело.