По лезвию катаны - Александр Логачев

Он сообразил, что убери род Минамото от власти, и на тебя поднимутся верные этому дому самурайские роды. А зачем убирать, когда можно добиться желаемого бескровным путем? А именно: поставить во главе бакуфу малолетнего сегуна, организовать Совет регентов, возглавить этот Совет и править от имени императора. Как Ходзё Еситоки удалось эту штуку провернуть, неизвестно, но удалось. И Ходзё Еситоки стал править с титулом сиккэн («правитель» ).А малолетние сегуны, сменявшие один другого, превратились в очередную декорацию.

Шестнадцать лет назад (то есть, если подсчеты Артема верны, в 1221 году) верные императорскому двору дома попытались свергнуть род Ходзё. Но собранная Ходзё Еситоки двухсоттысячная армия разгромила армию сторонников двора, и после этого род Ходзё упрочил свои и без того прочные позиции. Титул сиккэна стал для этого рода наследственным. Сейчас же правил сиккэн Ходзё Ясутоки.

Конечно, многие самурайские дома были недовольны отстранением от власти рода Минамото. Но дальше недовольства дело не шло. Возможно, не хватало лидера, сильного человека, который сумел бы, как в свое время Минамото Ёримото, поднять роды на борьбу против дома Ходзё. И, судя по всему, таким лидером видел себя даймё Нобунага.

По мнению Поводыря, Нобунага вел дело к тому, чтобы поднять самурайские роды против дома Ходзё. Он уже смог подчинить себе все самые влиятельные самурайские роды в своей провинции и, если придется, сможет хоть завтра повести за собой несколько тысяч воинов. Несколько самурайских домов этой провинции, которые открыто не признали Нобунага как сюго и заявили, что будут подчиняться только императорскому губернатору, были уничтожены им. Подчистую, до единого человека — чтобы некому было отомстить. Предлог всегда Нобунага находил один: эти самураи укрывают разбойников и сами являются разбойниками, а его обязанность как раз и состоит в том, чтобы преследовать разбойников и уничтожать.

Скорее всего, Нобунага давно уже ведет переговоры с другими влиятельными феодалами страны Ямато, недовольными властью Ходзё, а ею так или иначе недовольны, например, большинство даймё. Конечно, не все из них готовы рискнуть, но достаточно будет одного крупного успеха Нобунага, чтобы к ним стали присоединяться один за другим колеблющиеся сейчас самурайские дома. Кроме того, не исключено, что Нобунага готов договориться о помощи с племенами айнов, проживающими на северо-востоке страны Ямато, даже несмотря на то, что это варвары и японцы с ними всегда воевали. Айнам достаточно будет пообещать неприкосновенность их территории в случае победы Нобунага, и они пойдут за ним. «Хуже всего, — сказал Поводырь, — что во главе мятежа станет Нобунага. Нобунага умен, храбр и жесток. Очень умен, к сожалению».

Такой человек, как Нобунага, не сможет довольствоваться малым. На меньшее, чем стать сегуном, он не согласится. Но вряд ли и на этом остановится. Судя по его словам, которые иногда передают люди, Нобунага мечтает о славе Ченг-Цзе и, став сегуном, поведет воинов в поход на другие страны.

Нобунага не торопится. Потому что он умный человек. Он знает, что главное — столкнуть камень с горы, а дальше камни покатятся сами собой. Но чтобы столкнуть, надо подкопить сил и очень точно выбрать момент. Сейчас Нобунага копит силы и выбирает момент…

Артем обещал, что не станет долго торчать наверху. Собственно, все, что хотел, он увидел. Почти все. Лицо Нобунага невозможно было разглядеть с этой позиции из-за боковых пластин шлема и, главное, из-за длинного козырька на шлеме. «Мабидзаси» — еще раз пришла на помощь подсказка. Вот как, оказывается, называется козырек.

Ладно… Вряд ли дождешься, что Нобунага снимет шлем и даст себя рассмотреть. Короче, нечего тут больше делать. И Артем спустился вниз.

Он вернулся в сад, в чайный домик заходить не стал, начал прогуливаться по садовым дорожкам, дожидаясь прихода посланного настоятелем монаха. Но дождался самого настоятеля, и пришел тот довольно скоро.

— Нобунага сказал, что знает — здесь прячется гайдзин, преступник, за которого назначена награда. — Настоятель говорил довольно спокойно и не казался взволнованным, однако Артем уже не раз имел возможность убедиться, насколько хорошо японцы владеют своими нервами и лицом. — Нобунага требует выдать ему преступника, и тогда он уйдет. Нобунага сказал: если ему не выдадут гайдзина, он вынужден будет силой войти в обитель и обыскать монастырь. Я сказал, что монастырь подчиняется не ему, сперва пусть привезет из Киото письмо от императора, тогда мы его впустим. Он сказал, что он — сюго этой провинции, и в обязанности его входит преследование преступников по всей провинции, и монастырские стены его не остановят. Я сказал, что должен посоветоваться с братьями. Он сказал, что дает мне на совет половину часа[25].

«Как же Нобунага вышел на след? — задумался Артем. — Выследил по отпечаткам лошадиных копыт? Или нашлись свидетели? Может быть. Я же не знаю, попадался ли нам кто-нибудь по пути, я был без сознания».

— Выходит, тот явившийся мне на площадке человек был прав, — сказал Артем, — я принес обители несчастье.

— Несчастье обители — это Нобунага, — резко сказал настоятель. — Он рано или поздно принес бы нам беду, с тобой или без тебя. Рано или поздно — вопрос срока, а не сути. Сейчас мы будем говорить о другом. Я вижу перед нами два пути. Мы дадим Нобунага обыскать монастырь, а тебя спрячем в одной из горных пещер. Это первый путь. Или же ты изъявишь желание немедленно отправиться по Тропе на испытание и тогда Нобунага не обнаружит тебя в монастыре.

«Значит, настоятель даже не рассматривает возможность не пустить Нобунага в монастырь, — подумал Артем. — В общем, понятно. Пять всадников и двадцать пеших воинов — серьезный аргумент».

— А что здесь делают монахи в красных одеждах? — спросил Артем, отчасти для того, чтобы оттянуть окончательное решение.

— Это монахи с горы Тосёгу, наши давние неприятели. Я не знаю, зачем Нобунага привел их с собой.

Артем выдохнул и сказал:

— Я согласен отправиться на испытание. Прямо сейчас.

Он ожидал, что настоятель спросит его о здоровье. Как чувствуешь себя, не беспокоит ли, дескать, чего. Хватит ли сил одолевать испытания. Но уж в который раз японцы обманули его ожидания.

Настоятель сказал:

— Хорошо. Это твой выбор.

Глава тринадцатая

ВОСХОЖДЕНИЕ В СТОРОНУ НЕБА

Когда Небо занято возложением на кого-нибудь большой обязанности, оно сначала подвергает его тело голоду и крайней нишете и мешает его предприятиям: оно испытует его ум в страданиях, а кости и мускулы в труде. На всех этих путях оно утверждает ум, укрепляет его естество и поддерживает его бессилие.

Впервые за эти дни Артем переступил порог монастырского храма. До этого его в храм не водили, а сам он туда не лез. Все же святая святых, а он, чай, не любопытный турист, приехавший за экзотическими впечатлениями.

А между тем любой турист на месте Артема в храме побывал бы уже давно — прелюбопытное строение. И в смысле того, что памятник древней архитектуры — кто бы спорил! — и в смысле конструктивных особенностей здания. Если все прочие монастырские постройки находились все же на некотором удалении от скал, то храм был прилеплен к скалам, вписан в них. Едва глянув на этот шедевр древнеяпонского зодчества (представлявший собой двухъярусную пагоду), Артем заподозрил, что, возможно, храм только начинается снаружи, а продолжается в некоей пещере, иначе к чему такое интимное слияние с горами? Теперь Артем получил возможность это проверить.

Они сняли обувь перед входом, но не оставили ее у порога, а понесли с собой в руках (это говорило в пользу версии Артема, что Храм они собираются использовать как сквозной проход, а не зашли в него помолиться перед дальней дорогой). Кстати, для странствия по пресловутой Тропе он обулся в тапки-акробатки, а поверх них натянул таби. От гэта он отказался, в сандалиях на деревянных колодках бродить по горным тропам было бы, мягко говоря, неудобно. И сейчас, перед входом в храм, в знак уважения перед этим местом Артем снял верхнюю обувь.

Одет же он был в трико и в куртку-косодэ, заправленную в штаны-хакама. Ему посоветовали одеться потеплее — в горах, сказали, будет холодно.

За храмовым порогом их встретил запах благовоний. Они прошли по лакированным доскам полутемного коридора (кстати, Храм, как еще раньше говорил ему Поводырь, построен из прочного и благородного дерева кипарис, наиболее устойчивого к землетрясениям, которые изредка тут происходят).

Они прошли мимо главного и единственного храмового зала, вход в который не имел ни двери, ни полога. Артем успел заметить немногое: большое светлое помещение (свет проникал в проемы между первым и вторым ярусом и падал в зал сверху), вдоль стен которого лежали свернутые в трубку соломенные коврики и стояли сейчас еще не зажженные светильники (глиняные плошки с маслом или жиром), невысокий деревянный помост у дальнего края зала, вероятно, предназначенный для настоятеля, а позади помоста возвышалась где-то так полуметровая бронзовая статуя Будды. Словом, все очень скромненько. Никакого тебе злата-серебра, живописной пестроты и прочих излишеств, отвлекающих от забот о душе. Крайней простотой отличалась и собственно планировка храма — зал и коридор, огибающий зал с внешней стороны.