Хроники Вортинга - Орсон Кард

Лодка причалила к берегу перед самым рассветом. На Стипоке была одна набедренная повязка, с него капала вода, и он дрожал от холода. Остальные смеялись над ним, но смех этот был радостно-возбужденным: они любили его и искренне восхищались тем, что было проделано этим утром. Купание в огромном внутреннем озере Сектора XVII стало в некотором роде хобби Стипока; каждый раз, погружаясь в воду, он испытывал огромное удовольствие, хоть река была грязной от ила. Хотя удовольствие доставляло ему вовсе не купание и не плавание на лодке. Дело в том, что он был ПЕРВЫМ: ни одна лодка не бороздила воды этого мира, никогда эти дети не видели, как человек плавает.

— Ты непременно должен научить нас! — требовательно заявила Дильна. — Прежде чем я еще раз сяду в эту кастрюлю, я хочу научиться плавать!

— Ну, если я выкрою время между постройкой дорог, вырубкой кустов и ответами на ваши постоянные идиотские ВОПРОСЫ… — начал было Стипок.

— Даже если б мы и не задавали вопросов, ты бы все равно только и делал, что говорил, — рассмеялся Вике. — Дар говорить у тебя от природы, Стипок.

— Да, только по-настоящему слушает меня один Хум.

Хум улыбнулся, но ничего не сказал. Просто опустился на землю рядом с лодкой и коснулся дерева, которое он собственноручно обработал и выточил в точности так, как велел Стипок. Мало плотников могли посоревноваться с Хумом в искусстве работы с деревом. Хоть он и делал все медленно, зато лодка держала воду не хуже бочонка, даже не требовалось смолить ее. Стипок было подумывал начать с каноэ, но на нем легко можно перевернуться, а плавать молодежь не умела. Не помоги ему Хум, сам бы он ни в жизнь не справился.

— Ну, — сказала Дильна, — и когда мы устроим демонстрацию?

— Сегодня, — ответил Вике. — Прямо сейчас. Созовем весь Небесный Град, пускай все полюбуются, как мы катаемся по воде, словно щепки.

Дильна толкнула лодку носком:

— А что, щепка, она и есть щепка.

Она улыбнулась Хуму, чтобы показать, что ничего обидного не имела в виду. Он улыбнулся в ответ. Стипоку нравилось наблюдать за этой влюбленной парочкой. Именно поэтому он предпочитал общаться большей частью с подростками — все для них было в первый раз, все в новинку, в диковинку, они были достаточно юны, чтобы верить в будущее. Никто их не вырывал из привычной жизни, не запихивал насильно в судно с колонистами, не засылал на край вселенной в компании пилота, одержимого навязчивой идеей стать Господом Богом.

— Я думаю, с этим стоит обождать, — сказал Стипок. — Сегодня утром я встречаюсь с Нойоком. Вот и поговорю с ним. Кроме того, мало просто проплыть по воде. Мы должны сплавать КУДА-ТО. К примеру, на другой берег. И ТВОЙ отец поплывет с нами, Хум.

Почему Хум вдруг так встревожился?

— Лучше не надо, — пробормотал он.

— Только представьте себе — бесконечные пастбища, уходящие за горизонт… Да там миллионные стада могут пастись.

— Миллионные, — повторила Дильна. — Что мне больше всего в тебе нравится, Стипок, так это то, что ты умеешь думать о мелочах. — Как обычно, именно Дильна вернула всех к действительности. — Пора домой. Уже утро, нас искать будут.

Стипок ушел первым, вместе с Виксом, потому что видел — Хум хочет немного задержаться, чтобы побыть с Дильной наедине. Вике попрощался с ним сразу за холмом Нойока, направившись дальше в город. Стипок же свернул на пыльную дорогу, ведущую к дому, где жил мэр Нойок.

Стипок с трудом воспринимал мэра всерьез. Он слишком часто сталкивался с ним раньше, еще на Капитолии. Там он был пронырливым, хитрющим агентом Джаза Вортинга; ни одни петленовости не проходили без его участия, как будто частые появления в петлях могли превратить его из слизняка в настоящего мужчину. Здесь, конечно, все изменилось. Хоп Нойок никогда не был лизоблюдом и паразитом — во всяком случае, Стипок этого за ним не замечал. Стипок видел огромную дыру в боку судна, поврежденные камеры, искореженные обломки кассет. И понял, что это означает, — каждый начинал жизнь заново, возвращаясь в мир, ничего о нем не зная.

Хотя нет, не так уж и ничего. Язон присутствовал в каждом доме колонии, разум Язона довлел над всем Небесным Градом. Джаз Вортинг, звездный пилот, наконец-то получил то, чего добивался всю жизнь; абсолютное обожествление отсталыми крестьянами. Он даже не пытался открыть им достижения человеческого разума. Даже не рассказал, что такое вселенная. Лишь создал какую-то религию мумбо-юмбо, пойдя по стопам древних императоров, которые всячески убеждали народ в своей божественности. Только у Язона все было продумано. Он мог творить

Чудеса. Один Стипок знал, что вечно молодым он остается исключительно благодаря сомеку, что его мудрость зиждется на поверхностном образовании, полученном в средней школе Капитолия, что чудеса на самом деле совершаю! машины, спрятанные в Звездной Башне… «Какая, к дьяволу, Звездная Башня?! Надо же, и меня этим заразили! Это ж колонистский корабль, обыкновенный звездолет».

Стипок догадывался, что Язон припас для него. Язон вернул ему память и позволил уйти в колонию. Поступить так он мог только по одной причине: эгоманьяк Джаз Вортинг страдал от отсутствия аудитории, он хотел, чтобы и люди Капитолия продолжали восхищаться им. Стипок был единственным зрителем, который мог оценить все и поаплодировать ему, «Черта с два ты добьешься от меня аплодисментов, — презрительно буркнул он себе под нос. — Всю жизнь я посвятил свержению таких напыщенных, догматичных, самодовольных тиранов, как ты. Так вот, я продолжу дело своей жизни. Я скину тебя с трона, и поможет мне в этом самое верное орудие — правда. Против нее Джаз Вортинг — Повелитель Вселенной не устоит».

Стипок не был наивен. Он понимал, против чего восстает. Шестьдесят лет лживых чудес Язона, шестьдесят лет его власти создали мощную, крепкую теократию во главе с мэром, который, как архангел, стоял у древа жизни на страже интересов Язона. «Язон по-прежнему обладает властью правителей Капитолия: в его руках сомек, и если он пожелает, то без труда оставит меня далеко позади и, прихватив своих приспешников, устремится по времени, как камешек по поверхности воды». Но пока Язон Спит, Стипок может слегка подпортить ему удовольствие. "Я распущу сотканное тобой покрывальце, Язон. Я уничтожу его еще до того, как ты проснешься. В моем распоряжении три года — по крайней мере так ты мне говорил, — прежде чем ты снова вернешься.

Посмотрим, успею ли я".

Язон, сам того не желая, дал ему в руки мощное оружие. Стипок был последним новеньким, Язон позволил ему самому выйти из корабля, оставил ему знания и словарный запас, намного превышающий словарный запас любого жителя колонии, кроме самого Язона, — и часть божественной ауры Вортинга передалась Стипоку. Даже самые преданные из числа поклоняющихся Язону не осмеливались в открытую спорить со Стипоком — так велик был его престиж. Это развязало ему руки.