Ледяное сердце - Джонатан Келлерман

— Понимаю, что вы имеете в виду. Я учился в Западном педиатрическом.

— В самом деле? Я училась в Окружном, но бывала и Западном педиатрическом. Вы знакомы с Рубеном Иглом?

— Хорошо знаю.

Мы вспомнили имена общих знакомых, названия мест и другие мелкие подробности. Голд нахмурилась.

— Когда я увидела Эрну второй раз, ситуация стала более тревожной. Это произошло ночью. Она вошла сюда, когда я заканчивала прием. Мои сотрудники уже разошлись. В это время открылась дверь, и я увидела Эрну. Она размахивала руками и была явно не в себе. Я заметила, что Эрна в панике. Она протянула ко мне руку. — Голд вздрогнула. — Ей хотелось коснуться меня и успокоиться. Кажется, я отшатнулась. Это была крупная женщина, и меня охватил рефлекторный страх. Она бросила на меня взгляд и рухнула на пол, заливаясь слезами. Я успокоила ее, подняла на ноги. У нее была мышечная ригидность, и она что-то бессвязно бормотала. Я не психиатр, поэтому не прибегла ни к торазину, ни к какому-либо другому сильнодействующему средству. Вызывать неотложную помощь не имело смысла — мне ничто не угрожало. В тот момент Эрна вызывала жалость, а не страх. — Голд закрыла историю болезни. — Я сделала ей внутримышечную инъекцию валиума и дала немного отвара из трав. Посидела с ней почти час. Наконец она успокоилась. Если бы не это, мне пришлось бы вызывать «скорую».

— Что, по-вашему, привело Эрну в такое состоянии?

— Она ничего не сказала мне. Успокоилась, извинилась за причиненное беспокойство и попросила отпустить ее.

— Что еще говорила Эрна?

— Она отвечала только «да» или «нет» на обычные вопросы. Но не упомянула ни о том, что привело ее ко мне, ни о состоянии своего здоровья. Мне хотелось провести медицинское освидетельствование Эрны, но она наотрез отказалась. Она продолжала извиняться, сознавая, что вела себя некорректно. Я посоветовала ей вернуться в «Дав-хаус». Эрна назвала это превосходной идеей.

Именно так и сказала: «Это превосходная идея, доктор Голд!» Эрна произнесла эти слова почти… весело. Она повеселела совершенно неожиданно. Но эта веселость была явно наигранной. Ее слова не вписывались в контекст ситуации.

— У сотрудников «Дав-хаус» создалось впечатление, что она получила хорошее образование.

Ханна Голд задумалась. — Или притворялась, что получила.

— Что вы имеете в виду?

— Разве вы не встречали больных психозом, которые это делали? Они выхватывают отдельные фразы и повторяют их, как умственно неполноценные дети. — Такое впечатление производила на вас и Эрна?

— Не утверждаю, что понимала ее. — Доктор Голд пожала плечами. — У вас есть предположения относительно того, кто довел ее до такого состояния?

— Кто-то, кому она доверяла. Тот, кто использовал ее.

— Сексуально?

— Вела ли она активную половую жизнь?

— Не в классическом смысле слова.

— Что вы хотите этим сказать?

— Осматривая ее, я обнаружила повреждения вагинальной области. У нее были лобковые вши и старые шрамы — фиброзные повреждения. Это характерно для бездомных людей. Но, осмотрев тазовую область, я не поверила своим глазам. Она была девственницей! Бездомных женщин используют самым безобразным образом. Эрна была крупной женщиной, но озверевший мужчина справился бы с ней. То, что Эрна никогда не имела половых сношений, поразительно. Возможно, гетеросексуальные отношения не интересовали ее партнера.

— Генитальная область имела повреждения, — сказал я. — Эрну не могли подвергнуть насилию без проникновения?

— Нет. Повреждения возникли из-за того, что Эрна не соблюдала правил гигиены. У нее не было ни рваных ран, ни каких-либо иных травм. И она не реагировала на то, что я осматриваю ее. Переносила осмотр стоически. Словно эта часть тела совсем ее не интересовала.

— В моменты просветления, когда Эрна выказывала интеллигентность, о чем она говорила?

— Когда Эрна появилась здесь впервые, я вызвала ее на разговор о том, что ее интересовало, и речь зашла об искусстве. О том, что искусство самое лучшее в мире. О том, что художники — это боги. Эрна перечисляла имена художников — французских, фламандских, о которых я никогда не слышала. Скорее всего она выдумывала их. Но говорила о них как о вполне реальных людях.

— Рассказывала ли она когда-нибудь о друзьях, о семье?

— Я спрашивала ее о родителях, о том, откуда она, где посещала школу. Она сразу замыкалась в себе. Эрна призналась только в том, что у нее есть какой-то дальний родственник. Толковый кузен, тоже увлеченный искусством. Она, казалось, гордилась этим. Но это все, что она сообщила о нем.

— О нем, — подхватил я. — Значит, это мужчина.

— Это все, что я помню. — Ханна Голд покачала головой. — Прошло довольно много времени. Вы сказали, что так плохо обращался с ней тот, кому она доверяла. Был ли на самом деле какой-то кузен? Мне показалось, что это нечто из области галлюцинаций.

— Я о таком не слышал. В полиции считают, что ее заманил кто-то, кого она знала. Когда она нанесла вам эти два визита?

Голд заглянула в историю болезни.

Первый визит, без приглашения, Эрна нанесла ей пять месяцев назад. Второй — в четверг, за два дня до убийства Беби-боя.

— Кузен. Она говорила о нем так, словно он в самом деле производил на нее сильное впечатление. Если бы я знала…

— Вам незачем знать.

— Это сказал настоящий психиатр. Учась в медицинском институте, я встречалась с одним психиатром.

— Хороший парень?

— Ужасный. — Она подавила зевок. — Извините меня! Я устала. И это действительно все, что я могу вам сказать.

— Целующий кузен, — проговорил Майло по сотовому телефону из машины.

— Дальше поцелуев дело не шло. — Я рассказал Майло о результатах обследования тазовой области.

— Последняя девственница Голливуда. Если бы это не было так печально…

— Она скорее девственница, принесенная в жертву. Ее использовали и бросили.

— Для чего использовали?

— Хороший вопрос.

— Попытайся выдвинуть какую-нибудь версию.

— Восхищение, смиренное послушание. Эрна выслушивала его фантазии, выполняла неприятную работу, например, осматривала, подбирала места убийств и описывала их. Взаимоотношения без секса вполне согласуются с версией о том, что Кевин голубой. Они сблизились на почве любви к искусству. А звала она его кузеном, вероятно, потому, что он был для нее эрзац-семьей. Эрна не пожелала сообщить хоть что-нибудь о своей настоящей семье. — А может, Кевин действительно кузен, — предположил Майло.

— Не исключено. У Эрны рыжие волосы — точно такие же, как у его матери.

— Состоя в родстве, можно не слишком умничать… Значит, ничего нового о родителях пока нет. Шталь работает с военными. И, представь, нашлась «хонда» Кевина. Она сейчас на штрафной площадке полицейского управления Инглвуда. Ее отбуксировали туда два дня назад за парковку в неположенном месте.

— Инглвуд, — повторил я. — Это рядом с аэропортом.

— Да. Сейчас я туда и еду. Хочу показать фото Кевина кассирам авиалиний и выяснить, не помнит ли его кто-нибудь из них.

— Ты один осматриваешь ЛАМnote 10?

— Нет, с моими подопечными детективами. «Хонду» перевезут в нашу лабораторию по обследованию автомобилей. Но на ней уже много отпечатков посторонних лап. Ее обследование не даст ничего, только подтвердит, что наш Кевин — плохой мальчик. Он напроказничал, узнал, что мы интересуемся им, и дал деру из города. В его логове мы не нашли трофеев, потому что он взял их с собой. — Голос Майло заглушили помехи. — Есть ли какие-нибудь соображения по поводу того, с какой авиакомпании начать?

— Проверь паспортный контроль, чтобы исключить полет за границу.

— Я начну не с того, где можно нарваться на неприятный разговор. Эти ребята обожают бумажную волокиту. Предположим, что рейс внутренний. С чего бы ты начал?

— Попытал бы счастья в Бостоне? Кевин бывал там и раньше. Наслаждался балетом.

33

Эрик Шталь потратил два дня, работая в различных видах вооруженных сил США. В делах службы социального обеспечения значились имена тысяч Дональдов Мерфи. Они могли быть уволены с военной службы, но пентагоновские крючкотворы к информации о них допускали лишь по определенным правилам.

Эрику немного помогало то, что он был знаком с военным жаргоном.

Как он относился к военным, никого не касалось.

Начал Шталь с матери Эрны, поскольку Колетт не такое уж распространенное имя. Сто восемнадцать записей в материалах социального страхования. В сорока четырех из них значились женщины примерно такого же возраста. Эрик проверил западные штаты. Ничего. Он полагал, что собирать данные об Эрне бесполезно, даже если ему удастся найти ее родителей.

Но и в этом случае Шталь выполнял то, что ему поручено.

Он отыскал Колетт Мерфи в Сент-Луисе. Она уклонялась от прямых ответов и отрицала все, что заставило Шталя задуматься. По ее выговору он догадался, что Колетт — негритянка. Спрашивать он не стал — теперь это не принято.