Чайлдфри (СИ) - Тоцка Тала

— Не делай того, о чем пожалеешь, слышишь? — сказал он, поглаживая большим пальцем запястье. А потом добавил совсем тихо: — Он хороший мальчик, Катюшка, поверь мне, я знаю. Даже у такого законченного циника как я не получилось его испортить. Просто дай ему выговориться.

— Раньше надо было разговоры вести, — сказала она и дернулась к двери, но мягкий захват тут же обернулся стальным зажимом.

— Помнишь, мы с тобой поднимались на маяк, оттуда город был виден как на ладони? Порой, чтобы увидеть что-то важное, изменить взгляд, надо всего лишь подняться выше. Попробуй, Катя. Просто поднимись над своими обидами и посмотри на жизнь сверху.

— Спасибо за совет, — процедила она, выдернув руку, и выскочила из машины. Клим достал из багажника своего автомобиля две яркие коробки, как тут раздался радостный визг, а вслед за ним двойное:

— Папа!

Катя обернулась, по дорожке от дома бежал Ваня, за ним Матвей, а следом спешила Галина, вытянув вперед руки, как будто если бы кто-то из малышей решил свалиться, она могла успеть его подхватить.

Клим увидел их и изменился в лице. Он отбросил коробки в траву и быстро пошел навстречу, расставив руки в стороны. А потом присел на одно колено, и дети влетели в него как мячики в футбольные ворота. Две пары маленьких ручек обвили шею, Клим сцепил пальцы в замок и уперся лбом в плечо Матвея.

— Привет… Привет, сынок!

Ванька тут же схватил отца за уши и повернул к себе, оттягивая от брата. Клим прижал к себе обоих малышей и спрятал лицо в двух светлых макушках, которые совсем утонули за его широкими плечами.

— Твою ж мать… — старший Аверин отвернулся, а затем подозрительно закашлялся. Катя стояла растерянная, пытаясь сглотнуть подкативший к горлу ком. Костя повернул голову и сказал тихо, не глядя на нее: — Вот сейчас смотри на них и думай, хорошенько думай. Не такой уж он херовый отец. И мужем будет хорошим.

А как думать, если совсем не думается, если хочется сесть прямо здесь на дорожке и рыдать от жалости ко всем ним. Даже к Косте. Скажи она ему об этом, тот точно решит, что сумасшедшая. А Аверин тем временем подошел к Климу, замершему над прильнувшими к нему малышами, присел рядом на корточки и бодрым голосом огласил:

— Привет, клопы! Давайте знакомиться, я дядя Костя. Кто Иван, кто Матвей?

Мальчики с интересом поглядывали из-за отца на забавного дядьку, Клим что-то ему сказал, Катя не расслышала, что именно, Костя засмеялся и поднял на руки Ваньку. Мальчик залился смехом, Матвей тоже потянулся к Аверину, и тогда Катя, стараясь не привлекать внимания, начала пятиться к саду. Спряталась за деревьями и пробралась к лифту.

Это было несложно, потому как особого внимания на нее никто не обращал, и она вдруг особенно остро ощутила свою ненужность. И так же отчетливо осознала — Клим не ее Клим, он ей никогда не принадлежал. Всегда был Александр, Саша, отец детей ее сестры, и сейчас Катя чувствовала себя совсем лишней в семье Климовых-Авериных, несмотря на утверждение мужа, что она теперь тоже Климова. Фамилией родство не передается.

В лифте прижалась лбом к стеклу и поехала вниз, к пляжу. Солнце опустилось совсем низко, вот-вот собираясь нырнуть в море. Камни, подсвеченные лучами заходящего солнца, казались специально созданной декорацией для съемок какой-нибудь волшебной сказки. Катя сидела на одной из таких волшебных декораций и смотрела на море невидящими глазами. Вот бы войти в воду и уплыть куда глаза глядят, спрятаться за горизонт вместе с солнцем, здесь без нее прекрасно обойдутся. Детям без сомнения с родным отцом намного лучше чем с хоть и родной, но теткой.

Хороший отец… Да кто же спорит? Можно сказать, отличный! Катя это видела своими глазами и дома, и на турбазе. Воспоминания тут же сменили совсем другие картины, и она тихонько застонала, уткнувшись лицом в колени. У нее нет ничего своего, как долгое время в детстве не было даже одежды — своей, собственной, купленной для нее одежды. Родители покупали обновки Алле, а Катя донашивала одежду за старшей сестрой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И теперь у нее тоже ничего нет своего, ни Клима, ни дочки. Ей даже муж с детьми достался от старшей сестры, и если бы та не погибла, никакой бы Кати здесь не было. Как же ей научиться жить, чтобы все принимать как проходящее? Но если эту виллу она и так считает временной, и может даже Клима сумеет, то как быть с мальчиками? Она без них не сможет…

На плечи легла мягкая ткань, а шершавая ладонь, пахнущая древесным ароматом и табаком, аккуратно вытерла ее мокрые щеки. Она и не заметила, что они мокрые. Катя стянула края пледа, только сейчас понимая, что продрогла.

— Не плачь, Катенька, я не хочу, чтобы ты плакала, — сказал муж, глядя на нее своими черными глазами, а Катя мысленно изумилась, куда она смотрела раньше, потому что малыши были хоть и светловолосыми, как мама, глазенки у обоих были черные. Бусинками, как у щенков.

Клим тем временем сел на соседний камень, и Катя очень расстроилась, обнаружив, что ждала, как он сядет рядом. Но тот заговорил, сначала совсем тихо, и она даже дышать старалась реже, чтобы не помешать. «Дай ему выговориться». Что ж, пусть говорит.

— Мой отец и Асмоловский были бизнес-партнерами. Асмоловский захотел забрать его долю и заказал отца, их застрелили, отца и мать, мне тогда было восемь. Костя забрал меня и увез в Германию к деду, Костяну самому было только двадцать. Мой дед Марк потомственный немец, так что проблем с получением вида на жительство не возникло. И все это время я мечтал вернуться и отомстить, и однажды мы с Костей вернулись. Вот тогда и появился Клим Аверин. С легендой и документами.

Катя молча слушала, глядя как стремительно темнеет небо, а Клим тем временем продолжал:

— Костя сказал правду, я чуть ли не с рождения Клим. Мать хотела так меня назвать, но отец не согласился, да оно и правда звучало не очень. Клим Климов. В общем, я стал Климом Авериным. К этому времени Костя выяснил, что в гибели моих родителей виноват Асмоловский. И мы забрали у него «Мегаполис-Инвест», просто отжали, обычное рейдерство. Я даже для этого поработал его личным водителем. Но я так не хотел, я хотел его посадить за убийство, а доказательств у нас по-прежнему не было.

— Ты пришел в отдел из-за меня? — спросила Катя. Клим потер уголки глаз и ответил, усмехнувшись:

— Катя, можешь мне не верить, но во всей этой истории ты форс-мажор. Большой, можно сказать громадный форс-мажор, который никто не мог предусмотреть. И который мы не могли не учитывать. Я пришел в отдел как Клим Аверин, снял ту квартиру, ездил на мотоцикле. Меня никто не знал в лицо, исполняющим обязанности генерального я поставил Крайнего. А потом я увидел тебя в кабинете  Чистякова, и с того самого момента мои планы накрылись медным тазом.

— Ты решил посмотреть на работу компании изнутри? — Катя изо всех сил демонстрировала нежелание влезать в дела мужа, но получалось не слишком правдоподобно.

— Нет, — покачал головой Клим, — но мне нужно было, чтобы именно так это выглядело со стороны. А заодно выяснить, кто стучит Асмоловскому. Я должен был быть доступен для него — рядовой менеджер, каждый день приезжающий в офис без охраны.

— Зачем?

— Чтобы спровоцировать его, Катя. Он собирался вернуть компанию, нам нужно было действовать быстро, и тут я пришел к тебе и увидел… — он запнулся, — увидел своих детей. И узнал, как ты меня ненавидишь.

— Почему же сразу не признался? — у нее зачем-то стучали зубы, хоть вечер был очень теплый.

— Я уже влюбился в тебя, Катенька, так влюбился, что жизни без тебя не представлял. Ещё в «Саламандре» влюбился, — добавил он, — когда ты сбежала… Что бы ты сказала мне, узнав, что я тот самый Александр?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Послала бы и выгнала, — ответила Катя, не задумываясь.

— Вот потому я и хотел потянуть время. А потом у меня совсем крышу снесло, я видел, как ты любишь моих детей, я молиться на тебя был готов. Я сделал тебе предложение, но мне хотелось, чтобы ты влюбилась в меня сильнее. Мы бы встречались, ты привыкла бы, а потом я конечно бы признался, куда б делся, потому что жениться на тебе как Клим Аверин я никак не мог. Но тут появились Подкользины, и снова все планы рухнули.