Рей и Рита (СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна

Несмотря на снегопад, на улице по-прежнему тепло. Ну, как тепло... Не холодно точнее. Комфортная плюсовая температура. Так что гулять и пить какао на лавочке кажется вполне нормальным.

Мы греем руки о горячие пластиковые стаканчики, шутим и периодически целуемся. Денис заботливо поправляет капюшон на моей голове и говорит, что любит меня больше жизни.

Такие замечательные мгновенья, как это, обычно превращаются в вечность, сохраняясь в памяти навсегда. В них живет любовь. Живет радость человеческого общения и единения. И именно поэтому они невообразимо дороги сердцу.

Но если бы я знала, что сегодняшний вечер будет последним спокойным и счастливым воспоминанием в нашей истории любви, я бы сделала все, чтобы он никогда не кончался. Я бы продлила его да самой ночи, а потом спрыгнула бы в соленое море, утащив Дениса за собой. Уж лучше утонуть вместе ним, чем пережить то, что случится дальше.

Но я этого не знала. Поэтому беззаботно хохотала и строила планы на новогодние каникулы. Вот дура.

53

Денис

Попрощавшись с Ритой, возвращаюсь домой и лениво листаю конспекты по бухучету, намереваясь хоть немного повторить материал перед завтрашним зачетом. Глаза бегают по строкам, но мысли далеко.

Сегодня вечером Веснушка не поднимала тему моего нелегального бизнеса, за что я ей очень благодарен. Но от меня не укрылась непроходящая тревога в ее взгляде, и я понял, что в скором времени нам обязательно придется обсудить этот вопрос. Открыто, взвешенно, серьезно.

Готов ли я отказаться от больших легких денег ради размеренной жизни с Ритой? Не знаю. Но ключевой момент здесь "с Ритой". А ради нее я готов на многое, по крайней мере, обдумать и взвесить все плюсы и минусы точно.

Просидев с конспектами до двух часов ночи, захлопываю тетрадь и ложусь в кровать, рассчитывая хоть немного поспать. Однако утро приходит слишком быстро и совсем не с будильником, а со звонком в дверь.

Звонком, который разделил всю мою жизнь на "до" и "после".

Ничего не понимая спросонья, шлепаю в коридор, припадаю к глазку и офигеваю. Целая делегация ментов выстроилась у моей двери в явном нетерпении. Мысли носятся в голове, как сумасшедшие, но я ничего, совершенно ничего не понимаю. Кто сдал? Как? Когда? С Санычем ведь совсем недавно виделись, все нормально было.

Чувствую, как противная липкая паника пронизывает все мое существо, и я малодушно подумываю о том, чтобы просто не открывать дверь. Но здравый смысл все же пересиливает: я прекрасно знаю, что если легаши захотят войти, они войдут. И закрытая дверь их не остановит.

Отпираю замок и вопросительно взираю на непрошенных гостей. Сотрудники органов бегло представляются, суют мне под нос какую-то бумажку, информируя о том, что в квартире проводится обыск. На вопросы о его основаниях не отвечают. Пытаясь держать себя в руках, интересуюсь, кто тут следователь, а в ответ получаю кивок головы в сторону высокого полноватого мужчины лет сорока. Значит, он тут главный.

Первое, что меня смущает - это псы-ищейки, которых менты зачем-то приволокли с собой. Если у них есть наводка (а она есть, потому что у нас в стране ничего просто так не делается), то на кой черт им сдались собаки? Печатное оборудование и фальшивые деньги - это не пакетик героина, их и без пса найти можно.

- А как же понятые? - кисло спрашиваю я у следователя по фамилии Демчук.

- Видел там двух алкашей у подъезда, - хищно улыбается мужчина. - Позвать?

Я мрачно оглядываю квартиру, которую с остервенением шмонают служители закона, по иронии судьбы, плюющие на закон: понятых нет, обыск проводится одновременно во всех комнатах, так что я даже при желании не могу ничего проконтролировать.

Наблюдая за тем, как менты переворачивают мое жилище вверх дном, как сдирают диванные подушки, как раскрывают шкафы и вываливают их содержимое наружу я все больше и больше убеждаюсь в том, что до фальшивых денег им нет дела. Они, кажется, вообще о них не знают, иначе бы уже давно открыли проход в тайник.

Стараясь не выдавать своего удивления, медленно двигаюсь по квартире и замечаю, как один мент возится с унитазом, науськивая на него собаку. Та обнюхивает туалет вдоль и поперек, но никаких признаков заинтересованности не выдает.

И тут до меня доходит. Они явились сюда не из-за поддельных денег, Саныч здесь ни при чем. Они ищут наркоту. Вот зачем им нужны собаки-нюхачи, натасканные на поиск всякой дури. Они знают о том, что Бобер вчера передал мне пакет с анашой. Он-то им и нужен.

Тело мгновенно покрывается холодным потом. Как это возможно?! Неужели это было подставой?! Неужто Кирюха намеренно притащил шмаль, чтобы вот так грязно и подло избавиться от меня?!

Я отказываюсь в это верить, но факты налицо. Только вчера вечером он принес мне сверток, а сегодня утром мою хату уже обыскивают. Легавые даже не позаботились о соблюдении формальностей, так как точно знали, что найдут то, что ищут.

- Ну что, господин Рейман, - расплываясь в пираньем оскале, говорит Демчук. - Может, сэкономим наше время, и ты просто скажешь, куда спрятал дурь?

Ничего не отвечая, отворачиваюсь к окну. Этот гад от меня ничего не услышит.

- О, так мы гордые, - иронично замечает он, а затем смачно сплевывает прямо на пол. - Слушай сюда, щенок, наркоту мы так и так изымем, и ты это знаешь. Скажи по-хорошему, и я не стану тебя сильно прессовать.

С этими словами он наклоняется ко мне чуть ближе, обдавая запахом сигарет и дешевого парфюма. Я поднимаю взгляд и упираюсь в его сщуренные мутно-серые глаза, которые так и норовят просканировать меня насквозь.

- Тут все чисто, - с виноватым видом сообщает один из сотрудников, приближаясь к нам.

Демчук злобно матерится, а затем вновь поворачивается ко мне и шипит прямо в лицо:

- Сукин ты сын, либо ты говоришь, куда спрятал кулёк, либо твоей матери всю жизнь придется катать тебя на инвалидной коляске! Ты меня понял?

По его тону и взгляду я понимаю, что он не шутит. Вместе с волнами дикого животного страха, которые окатывают с ног до головы, приходит осознание, что сейчас мне будет больно. Очень больно.

Но с другой стороны - если они все же найдут тот здоровенный пакет наркоты, я присяду так надолго, что на всей моей жизни можно будет ставить жирный крест.

Я опускаю глаза в пол, демонстрируя свое нежелание отвечать на его вопросы. Демчук вновь разражается нецензурной бранью, а затем коротко кивает здоровенному амбалу с бритым черепом, стоящему чуть поодаль.

Я не успеваю среагировать и сгруппироваться, хотя даже если бы успел, вряд ли бы мне это помогло. Точным ударом в лицо амбал сбивает меня с ног, и я мгновенно оказываюсь на полу, ощущая на языке металлический вкус крови.

Удары его тяжелых ботинок по ребрам выбивают из меня весь дух, и я почти слышу, как трещат мои кости. Он пинает меня с таким смаком, с такой яростью, будто я нанес ему личную обиду. Я скулю, инстинктивно пытаюсь увернуться от его вездесущих ботинок, параллельно ощущая, что начинаю давится собственной кровью, которой вдруг сделалось очень много.

Когда амбал отступает, рядом со мной на корточки садится Демчук и, грубо схватив меня за волосы, приподнимает мою голову так, чтобы я смотрел прямо на него:

- Ну что, щенок, не передумал? - мрачно интересуется он. - Не вспомнил, куда дурь спрятал?

Я не произношу ни слова и лишь с ненавистью гляжу ему в глаза. Поняв, что ничего от меня не добьется, Демчук брезгливо выпускает мои волосы, грубо ударяет меня лицом об ламинат и вновь подает знак амбалу.

Меня пинают, оскорбляют, унижают, даже грозятся отрезать член, но до этого, к счастью, не доходит. Я харкаю кровью, кашляю, глухо матерюсь и считаю гребанные секунды в надежде на то, что мое сознание вот-вот отключится.

Не знаю, сколько длится вся эта вакханалия и откуда во мне берутся силы на молчание. Раньше я всегда считал, что при определенном уровне физического воздействия разговорить можно любого. Но на деле оказывается, что порой страх может быть сильнее боли.