Книга пятая. Вестник и Крымская война - Роман Вадимович Беркутов

После титров на экране появлялось сообщение, что любой желающий мог пойти в Петербургский порт и за скромную плату посмотреть на спуск нового стального флагмана Балтийского флота. Империя получила неостановимое оружие.

И после выхода ленты, в столице, как гром среди ясного неба, прозвучала новость о том, что эскадра коалиции бежит из Балтики и ее никто не преследует. Французов и Англичан просто отпустили, после всего, что они сделали. У всех людей возник вопрос, и не какого черта, и не какого хрена, а какого, ну того самого, что даже неприлично спрашивать, происходит? Николай почувствовал повисший вопрос и решил реагировать. В газетах и через граммофоны объявили, что в ближайшую пятницу пройдет очень важное заседание сената, на котором Император Всероссийский объявит кардинальные изменения в жизни империи.

***

Последняя пятница мая 1853 года. Петербург. Здание Сената.

Стоя за трибуной Николай видел тревожные взгляды сенаторов, видел напряжение в позах, по утонченному дорогие костюмы без лепнины, некоторые носили тройки, подшивая пиджаки или жилетки фиолетовой подкладкой из шелка. Общество изменилось и продолжало меняться. Даже армия принимала новые стандарты формы вслед за экспедиционными корпусами. Последним очагом сопротивления оставался флот и гусары.

По правую руку от Николая стоял князь Воронцов. Император отпил воды и принялся зачитывать речь, которую уже завтра напечатают во всех газетах для народа:

— Высочайший манифест. Божию Милостью, мы Николай Первый император и самодержец всероссийский объявляем всем верным НАШИМ подданным благодарность за ваш труд, мужество, стойкость и любовь к Отечеству. Отечество в моем лице и при поддержки лучших мужей, собравшихся в этом зале, решило, что должно пойти на встречу народу, посему объявить о изменении в Великом в положении званий и состояний в составе Государства, Мы усмотрели, что государственное законодательство, деятельно благоустрояя высшие и средние сословия, определяя их обязанности, права и преимущества, не достигло равномерной деятельности в отношении к людям крепостным, так названным потому, что они частию старыми законами, частию обычаем потомственно укреплены под властию помещиков, на которых с тем вместе лежит обязанность устроять их благосостояние.

Дворянству предоставили Мы, по собственному вызову его, составить предположения о новом устройстве быта крестьян, причем дворянам предлежало ограничить свои права на крестьян и подъять трудности преобразования не без уменьшения своих выгод. И доверие Наше оправдалось. В губернских комитетах, в лице членов их, облеченных доверием всего дворянского общества каждой губернии, дворянство добровольно отказалось от права на личность крепостных людей. В сих комитетах, по собрании потребных сведений, составлены предположения о новом устройстве быта находящихся в крепостном состоянии людей и о их отношениях к помещикам.

Чем больше Николай говорил, тем больше чувствовал все крючкотворство, все потаённые проблемы манифеста, но он не мог остановиться:

— … Главном по сему делу комитете; и составленные таким образом новые положения о помещичьих крестьянах и дворовых людях рассмотрены в Государственном совете.

Призвав Бога в помощь, Мы решились дать сему делу исполнительное движение.

В силу означенных новых положений, крепостные люди получат в свое время полные права свободных сельских обывателей… — Он давал свободу, пусть не сразу, а через десять лет работы на бывшего хозяина, но крепостные получат собственные земли и станут свободными людьми, — при этом, в государстве будет создан новый орган правительства, чтобы помочь составить новый свод законов и правил НАШИХ подданных.

Николай посмотрел на Воронцова и увидел растерянность. Князь сомневался и чувствовал ошибочность решения, но себе объяснить пока не мог. Среди сенаторов и приглашенных министров тоже хватало растерянных людей. Чтобы провести свой вариант изменений Николай пошел на уступки дворянству, заставив крепостных отработать в течении десяти лет свободу. Он не говорил в слух, но свободу крепостных, которые принадлежали государству, должны были выкупить на деньги от коалиции. По мере поступления платежей император бы освобождал людей. Возможно, даже с землей.

— Отдельно от манифеста хочу добавить, что правительство во время этого сложнейшего периода показало себя выше всяких похвал, — Николай обращался к министрам, — я более чем доволен вашей работой, поэтому позднее пройдут награждения. Считаю, что изменений в структуре правительства — не требуется, — отменять самодержавие и вводить конституцию, как предлагал Вадим, Николай не планировал, — Считаю отдельно оценить превосходную работу заводов и фабрик, без их поддержки мы бы не смогли разбить врага, но… Но! Управление крупнейшими предприятиями, не должно происходить без надсмотра империи, поэтому поручаю министрам промышленности и финансов разработать механизм, по увеличению контроля за сверх крупными промышленными организациями. Мы не можем позволить себе, чтобы новейшие корабли стояли готовые в портах, пока враг громит наш флот у берегов Черного моря и обстреливает города. В связи с этим, будет разработана компенсация. Конкретно, я бы хотел начать с одного человека, чей вклад в победу невозможно оценить… Барона Беркутова сейчас нет с нами, он выполняет долг перед родиной, родина это ценит и считает, что именно такой человек должен занять место Наместника над Дальним Востоком. Именно у Вадима Борисовича хватит сил преобразить столь далекий и дикий край…

— Очередное изгнание, — Николай дернулся от раздавшегося голоса, как от пощечины, — Вот она ваша, императорская благодарность?

Вадим стоял в пальто за задними рядами сенаторов в компании темноволосой дамы и пары людей в сером. Он расстегнул пальто и пошел через ряды прямо к кафедре.

— Я пришел с радостной вестью — Царьград пал! — Вадим обвел присутствующих взглядом, — а что получаю в итоге? Что в итоге получает каждый из вас? Где документ о мире, о котором, ваше величество уже несколько раз сказало? Не рано ли вы празднуете победу? Не рано ли вы отпустили наших врагов из Балтики?

— Тишина! — Николай ударил по кафедре так сильно, что разлетелись листки с речью, — Как ты смеешь?!

— Я заплатил не меньше, чем каждый из здесь присутствующих, чтобы заслужить достойное отношение а не удар в спину! — возразил Вадим, — и я сейчас не про деньги, а про кровь! Про свою и врагов империи, которых уничтожал по ВАШЕЙ воле! По чьему же ложному навету в Этот раз меня отправляют в “достойную” ссылку? Не тех ли иностранных послов, что сейчас подслушивают под дверью сената? Или, уже не нужны наветы, и это личное?

— Вон! — Николай покраснел.

Никогда и никому в жизни он не позволял с собой говорить в подобном тоне, а уж тем более при людях. Людей высшего сословия наказывали