Реквием машине времени - Василий Головачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я ожидал большего, — сказал он, не отрываясь от окуляров бинокля. — Во всяком случае, землетрясение силой в пять баллов в эпицентре создает гораздо больше разрушений рельефа. Видел собственными глазами.
Вертолет летел на высоте полутораста метров над заснеженной целиной болота — там, где оно не было затронуто расширением Башни. Эллипсы прожекторного света то вспыхивали и искрились на снегу, то темнели на островках травы, черных ледяных зеркалах и пластах торфа.
Сделали один круг, потом второй. На третьем Ивашура опустил бинокль и буркнул в спину пилоту:
— Поворачивай домой, Витя.
И они полетели к лагерю, не глядя друг на друга, думая каждый о своем.
После ужина Ивашура, почти не притронувшийся к еде, пожелал всем спокойной ночи и ушел в свой вагончик. Когда он разделся и лег на топчан, в вагончик без стука вошел Михаил Рузаев…
Глава 4
Весть о том, что вернулся пропавший без вести при странных обстоятельствах эксперт Рузаев, облетела лагерь за минуту, и в вагончик, где спали эксперты Центра, набилось много народу. Ивашура, терпевший «нашествие» до поры до времени, наконец почувствовал холод (дверь почти не закрывалась), перекричал шум и, как был — в трусах, вытолкал всех за порог. В комнате остались Богаев, Одинцов, Гаспарян, эксперт Валера, так и не проснувшийся в общем гаме, и Рузаев.
Выглядел виновник торжества как после драки с дикими котами: одежда располосована на ленты и клочья, на лбу и под глазом синяки, на щеке глубокие царапины, такие же царапины — на шее и на руках. Невозмутимый, как и всегда, Рузаев напился из чайника, отдышался и начал переодеваться, словно не замечая взглядов товарищей и затянувшегося молчания.
Ивашура поймал взгляд Богаева и натянул брюки. Гаспарян, бурча, что, мол, выхолодили весь дом, подкинул в печурку сосновых поленьев. На лицо его лег желтый отсвет огня.
Наконец Рузаев переоделся, умылся, залепил царапины пластырем, еще раз глотнул воды и сел у длинного, во весь вагончик, деревянного стола.
— Дайте закурить, — попросил он в пространство.
— Ты же бросил! — удивился Гаспарян.
Рузаев молча взял из рук Одинцова сигарету и закурил.
— К сожалению, кинокамеру я потерял, — сказал он. — А рассказывать не умею.
— Где ты был? — хрипло спросил обретший голос Ивашура.
— Не знаю. Когда появились «призраки», я снимал «телеэкран».
— Мы же кричали! Не мог снимать из вертолета?
— Дело в том, что мне показалось, будто «телеэкран» показывает лицо человека… точнее, лицо Вани Кострова.
В комнате наступила тишина. Потом Ивашура, пряча плескавшуюся в душе радость, сел на свою полку-кровать и посмотрел на Одинцова…
— Только лицо? Какое?
Рузаев поднял недоумевающий взгляд.
— Ну я имею в виду, живое или…
— Вроде бы живое. Один глаз у него был прищурен, словно он целился. Потом меня что-то ударило по затылку. — Рузаев пощупал затылок, в глазах его снова отразилось недоумение. — Ничего не болит. Вот лоб болит…
— Ты, наверное, перепутал, куда тебя шарахнуло, — вставил Гаспарян. — А то получается — били в затылок, а шишка вскочила на лбу. Кстати, кто бил-то?
— А пес его знает! Говорю же — сзади ударило. Очнулся — кругом светящийся туман и земля под ногами, и ничего больше не видно. Где Башня, где вы, где вертолет — не понять. Ну я встал и пошел. Жарко, душно, сыро… Горизонт — вот он, под носом, а дойти невозможно. Шел я, наверное, часа два. Земля твердая, в трещинах, идти легко, тишина — аж в ушах звенит! Ну потом стал замечать, вроде тени движутся, то впереди, то сзади, а разобрать опять-таки не могу. Побежал за одной и… вот, — Рузаев кивнул на кучу своего рваного обмундирования. — Так и не понял, что за нечистая сила меня крутила. Зацепила, попинала, исцарапала и бросила, причем бесшумно, отчего мне самому взвыть захотелось.
Рузаев передохнул, прополоскал рот глотком воды. Все молча смотрели, как он это делает.
— Ну вот. Потом увидел: вроде как просветление впереди обозначается. Поднялся, побежал и… вывалился прямо на снег! Рядом Башня, все гудит, грохочет! Понял — пульсация. Ну я бегом в лес, пока не нашел лагерь.
— Скажи, пожалуйста! — Богаев помолчал, откашлялся. — М-да! Только нечистой силы нам не хватало. Может быть, Михаил, тебе все это померещилось?
Рузаев пожал плечами.
— Не хотите верить на слово — проверьте. Как говорил философ Берджес: «Существует только один заменитель воображения — опыт».
Гаспарян иронически приподнял бровь, хотел вставить какое-то едкое замечание в адрес эрудиции Рузаева, но посмотрел на Ивашуру и передумал.
— Ладно, утро вечера мудренее, — сказал Ивашура. — Предлагаю отложить анализ сообщения Михаила на утро.
Одинцов пожелал всем хорошо отдохнуть и ушел. Гаспарян разделся, нырнул в свой спальник с головой. Богаев посидел еще несколько минут, растерянно поглядывая на Рузаева. Ему хотелось поговорить, но он боялся показаться смешным.
— Поешь, — спохватился Ивашура. — У нас есть банка сгущенки и хлеб. Сурен, куда ты дел сгущенку?
— В шкафу с обувью, — ответил Гаспарян из спальника.
Рузаев подумал и согласился.
— Можно и подкрепиться, оголодал маленько.
— Звонили из райкома, — проговорил Богаев, не глядя на Ивашуру. — Толчки от пульсаций разрушают здания города, жертв пока нет, но…
Ивашура молча залез в спальный мешок.
Богаев посмотрел на него с некоторой растерянностью, покашлял в кулак.
— У них тут в десяти километрах газопровод. Боятся, что трубы не выдержат…
Молчание.
— Надо что-то делать, Игорь.
— Надо, — отозвался наконец Ивашура. — В первую очередь надо создать правительственную комиссию, которая была бы правомочна решать все организационные вопросы.
Богаев оживился.
— Я тоже так думаю. Зачем нам одним брать на себя ответственность такого масштаба? Нужна компетентная… — Он замолчал, заметив взгляд Ивашуры, заторопился. — Ну я тоже пойду. Желаю приятных снов.
Он ушел.
Рузаев ел сгущенное молоко и прихлебывал из чайника.
— Не думал, что старик так боится ответственности, — глухо проговорил Гаспарян из спального мешка. — Дома, в Центре, он казался мне более решительным. Возраст, что ли, подошел?.. Да минует нас чаша сия!
— Тебе это не грозит, — буркнул Ивашура. — Ты помрешь раньше, причем из-за длинного языка. Нигде от вас покоя нет. Михаил, сможешь показать место, где выбрался из «тумана»?
— Вообще-то не уверен, но попробую.
Ивашура больше ничего не спросил. Рузаев погасил свет в вагончике и лег сам. В наступившей тишине отчетливо похрапывал эксперт Валера, умевший ночью отключаться до состояния полной нечувствительности к внешним раздражителям, потрескивали горящие поленья в печурке да сквозь тонкие стенки просачивался в теплушку равномерный шум леса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});