Общество сознания Ч - Александр Сегень

- Здравствуйте, Олег Николаевич, здравствуйте, Дима, - поприветствовал гостей отец-основатель. - Прошу вас, проходите, садитесь. пива? минералочки? чаю?

- Минералки, если можно, - отвечал Столяров, и Ревякин отметил в нем волнение.

Достав из холодильника боржоми, налил в три стакана, поставил на стол, шутливо чокнулся с гостями:

- Ну, что еще подгнило у нас в датском королевстве?

- Владимир Георгиевич, мы хотим выдвинуть требования о предоставлении нам права автономии, - ответил Столяров, не глядя отцу-основателю в глаза.

- Кто «мы»? - удивился отец-основатель.

- Зорянки. Эритакусы рубекулы.

- Я так и знал, - вздохнул Ревякин. - Оле-е-ег Николаич! Вы опять за свое? Дались вам эти эритакусы!

- Нет, Владимир Георгиевич, вопрос серьезный. Всем известно, что зорянки просыпаются гораздо раньше жаворонков, еще до рассвета, и приносят куда больше пользы. А в их пении Бремон насчитывал по нескольку тысяч мотивов и звуков!

- Вы это мне, орнитологу, объясняете?

- Да, простите меня, но вынужден объяснять вам, орнитологу, что, кроме всего прочего, зорянки гнездятся в глухих и влажных еловых подростах неподалеку от нашего княжества, в отличие от жаворонков, которых почему-то тут поблизости не замечено. Что за княжество Жаворонки, если в нем нет жаворонков как таковых?

- Ими, Олег Николаевич, являемся мы, обитатели княжества, - сердито стал возражать отец-основатель. - К тому же князь обещал провести спланированные мною мероприятия для заселения окрестных полей жаворонками. Но дело даже не в этом. Дело в том, что так уж сложилось традиционно - именовать людей, рано ложащихся и рано встающих, «жаворонками», а утренних засонь - «совами». Не нам ломать эту традицию.

- Но ведь это чистой воды демагогия! Именно что и надо ломать традиции! Само наше дело носит по-своему революционный характер. За такими княжествами, как наше, стоит великое будущее. А ведь в слове «зорянка» встает заря новой жизни. Если мы поклоняемся заре, сам Бог велел нам называться - княжество Зорянки.

- О Господи!.. Хорошо, изложите требования ваших прав автономии на бумаге и дайте мне, а я передам князю.

- Все уже изложено. Вот текст нашего обращения, - сказал сотрудник Столярова и выложил перед Ревякиным стопочку исписанных от руки страниц.

- Могли бы и отдать на компьютер. тоже мне… эритакусы в тапочках! Хорошо, я ознакомлюсь. Это всё?

- Всё, не смеем вас больше задерживать накануне такого важного события, - сказал Столяров, с улыбкой поднимаясь со стула.

- Какого события? - вздрогнул отец-основатель. - Вы имеете в виду свадьбу? Она отменена.

Глава шестнадцатая

Ёлть

- Бить будете?

- Нет.

- А что?

- Вести разъяснительную работу.

Проснувшись в это утро, Василий Васильевич Чижов первым делом поморщился, обоняя настойку сивых запахов, оставшуюся от Полупятова, а затем улыбнулся, вспоминая, сколько великих и необыкновенных событий произошло вчера, в Страстную пятницу. Пеший ход от дома до вокзала, езда к отцу Василию, встреча с гигантским левриком, поездка верхом на убийце президента Кеннеди, вынос плащаницы, вечерние беседы с батюшкой, грабительский налет «Ельцина» и «Клинтона», пожар, потушенный Полупятовым, ночное стояние на коленях перед храмом… Последнее вспоминалось с особеннейшим теплом. Больше часа выстояли они, шепча молитвы и кланяясь церковным дверям. Потом отец Василий открыл храм, зажег там одну свечу перед Тихвинской, поставил раскладной аналой, на который положил Библию и крест, облачился и, накрыв голову коленопреклоненного Василия епитрахилью, отпустил ему все грехи. Такой исповеди и отпущения еще никогда не было в жизни Чижова, да и мало кому из верующих доведется когда-либо пережить подобные торжественные мгновения. Словно они, Василий и отец Василий, не подверглись нападению грабителей и не были унижены «Ельциным» и «Клинтоном», а, напротив того, победили супостатов, низвергли их в пучины адские, ликуя аки победители во имя Христово.

Посмотрев на кровать Полупятова, Чижов увидел, что там пусто. Кудеяр уже удрал куда-то, оставив после себя лишь запах. Затем вспомнилось, что уже не надо читать поутру последование к таинству причащения, - отец Василий сказал вчера на прощание: «Завтра утром последование можешь не читать, я освобождаю тебя. Лучше поспи, голубчик, покуда я тебя не разбужу».

Солнце уже вовсю сияло в комнате батюшкиного гостевого дома, а часы показывали девять. Одевшись, умывшись и причесавшись, Чижов отправился узнать, как там сам батюшка, не приболел ли после вчерашних страданий. Но выяснилось, что отец Василий уже на ногах и отправился в храм.

- А со мной что происходит, сама не пойму, - говорила матушка Наталья Константиновна бодрым и веселым голосом. - Во всей мне какая-то силенка появилась, будто к нам вчера не грабители, а необычайные доктора приходили. Или ангелы. Я вот как это объясняю, Вася: ангелы-хранители этих негодяев не с ними ушли, а при нас остались. Плюнули на них: «Раз вы, гады такие, способны старого священника ограбить, так и оставайтесь без нас». Потому-то я сегодня такая бодрая. И отец Василий бодрый. Ему один дополнительный ангел-хранитель достался, а мне другой. Как ты думаешь, Вася, я права?

- Думаю, матушка, отец Василий не поддержал бы подобных рассуждений, - рассмеялся Чижов весело, получив новую порцию матушкиных мудрований, которые всегда сердили отца Василия и смешили его духовного сына.

- Ну он-то да, а ты как считаешь?

- Считаю, что ангелы-хранители не футболисты, чтобы перебегать из одной команды в другую, где получше. Им до конца жизни своих подопечных приходится при них находиться. Хоть и горько, а надо терпеть. Думаю, даже при Ельцине все еще ангел-хранитель находится, хоть и намучился тот ангел, как ни один другой, видя, что вытворяет его подопечный.

- Ох, не знаю я, - покачала головой матушка. - Мне кажется, некоторые люди оттого такие, что от них ангел-хранитель отрекся за их злодеяния. Неужто и за Гитлером до последнего издыхания святой Адольф ходил?

- Насчет Гитлера не скажу, - пожал плечами Василий.

Сие любопрение об ангелах-хранителях происходило в избе, в которую вскоре вошел Полупятов. Вид у него был скорбный и задумчивый.

- Закопал? - спросила матушка.

- Отдал последние почести, - с тяжким вздохом отвечал тот.

Услыхав такие слова, матушка села и вдруг расплакалась:

- Ой! Хорошие собачки были!

- Нам с батюшкой Остап Бендер особенно нравился, - снова вздохнул Полупятов, и видно было, что ему тоже хочется всплакнуть, а еще больше - выпить. - Льнущий был пес. Сколько раз провожал меня до «Девчат». Придем вместе, тут - у меня своя дорога, а у него - своя, по своим любовницам вислоухим. Я их при дороге и закопал, на видном месте, чтоб, когда идешь, вспомнить можно, что были такие Остап Бендер и Муха. А мне бы граммульку, мама Наташа? Пока батя в храме. А? А то сердце лопается от горя. Где еще теперь таких собачек сыщешь!