Зависть - Сандра Браун

— Иди за мной, — приказал Паркер и покатил свое кресло в глубь здания, под помост. Следуя за ним, Марис невольно наклонила голову, и Паркер улыбнулся. Нет, она не доставала головой до затянутого пыльной паутиной настила, но совсем немного.

— У меня никогда не было этой проблемы, — заметил он и, повернувшись, показал пальцем на едва заметную кольцевую канавку в земляном полу.

— Смотри, эту дорогу вытоптали мулы, вращавшие ведущее колесо, которое, в свою очередь, приводило в действие хлопкоочистительный станок.

— Очистка хлопка происходила здесь?

— Именно здесь! В те времена, когда царствовал Король-хлопок, сырье привозили сюда огромными фургонами. Это был превосходный, длинноволокнистый хлопок, который не рос нигде, кроме побережья Джорджии и ближайших к нему островов. Хлопок высший сорт! Он был тонким и мягким, точно шелк, к тому же его было гораздо легче отделять от семян, чем все остальные сорта.

— И поэтому он пользовался хорошим спросом, — догадалась Марис.

Паркер кивнул.

— Англичане, которые были основными покупателями американского хлопка, буквально охотились за ним. Этот сорт ценился ими на вес золота, а песчаная почва острова идеально подходила для выращивания хлопка и к тому же была достаточно плодородна, чтобы давать высокие урожаи. Сырье выгружалось снаружи и подавалось на помост, где стоял станок, отделявший волокна и пух от семян и мусора. Потом волокна, провеивались и подавались на винтовой пресс, который тоже приводился в действие мулами. Спрессованный в тюки хлопок зашивали в мешковину, перетягивали стальной лентой и везли через весь остров на причал, откуда он попадал на континент, на хлопковую биржу.

— Должно быть, это был нелегкий труд, — заметила Марис.

— Ты права. С того дня, когда семечко хлопка сажали в землю, и до того дня, когда последний тюк отправлялся на континент, проходил почти год.

— На острове это был единственный хлопкоочистительный джин? — поинтересовалась Марис.

— Снова в точку! Один плантатор, один станок, одна семья. Она и выстроила особняк, который теперь принадлежит мне. Фамилия их была Бакер — не Бейкер, а именно Бакер, — и им принадлежал фактически весь остров. Монополия на хлопок приносила им огромные прибыли до тех пор, пока существовал рынок. После крушения рынка Бакеры, подобно плантаторам с других островов, пытались переключиться на выращивание устриц, но поскольку они ничего в этом не смыслили, то у них ничего и не вышло. За какой-нибудь год они разорились дотла и вынуждены были бежать с острова.

— Значит, этот са… этот джин можно назвать своеобразным памятником истории?

— Да, истории острова, — ответил Паркер. — И не только острова. В архивах я нашел немало интересных свидетельств, связанных с этим местом. Например, в 1878 году здесь произошло одно довольно мрачное происшествие. Маленькую дочь одного из работников лягнул мул, вращавший винтовой пресс. Удар пришелся прямо в голову. Через два дня девочка умерла. Обезумевший от горя отец застрелил упрямое животное, но на этом дело не кончилось. Впрочем, о том, что он сделал с трупом, я, пожалуй, умолчу…

Несколько раньше, в 1855 году, где-то поблизости от джина стрелялись из-за женщины двое родственников хозяина — сын и его троюродный брат. Оба стреляли отменно и уложили друг друга наповал. Об этом тоже есть запись в архивах.

Кроме того, старики на острове до сих пор рассказывают красивую легенду о том, как белый надсмотрщик влюбился в черную рабыню. Когда история выплыла наружу, хозяева-плантаторы поступили с обоими крайне жестоко. Говорят, они посадили обоих в крошечную лодку, отбуксировали в открытый океан и там бросили — без продовольствия и почти без воды. Официальная версия гласила, что надсмотрщик и его любовница бежали в Чарльстон, чтобы пробираться дальше на Север, однако нашелся человек, который якобы видел в бинокль, как лодка перевернулась во время шторма, а двое пассажиров пошли ко дну. И многие жители острова считали, что так им и надо.

Однако прошло сколько-то лет, и на одном из крошечных островков, который находился довольно далеко от берега и считался необитаемым, была обнаружена немногочисленная колония мулатов. Тогда многие считали, что это потомки той самой смешанной пары и нескольких чернокожих рабов, спасшихся с потерпевшего крушение корабля.

Это были очень красивые люди — высокие, статные; у многих были зеленые глаза и кожа цвета кофе с молоком. Обнаружил их какой-то французский аристократ, который отправился на рыбалку, но был застигнут непогодой и причалил к острову в надежде переждать бурю. Пока он оставался там, ему приглянулась одна из местных девушек. Вскоре они поженились, и он забрал с собой во Францию и ее, и ее семью. По некоторым сведениям, они жили долго и счастливо и умерли в один день.

Марис глубоко вздохнула.

— Ты рассказываешь очень красивые истории, Паркер.

— Это только легенды, — напомнил он. — Возможно, в них нет ни слова правды.

— И все равно, это очень красивые легенды!

— Ба! Неужто передо мной романтик?! — воскликнул Паркер, насмешливо изогнув бровь.

— И не простой, а неисправимый, — с улыбкой подтвердила Марис. — Кстати, — сказала она после небольшой паузы, — я хотела спросить: откуда ты так много знаешь о хлопке? Может быть, твои родители тоже когда-то его выращивали?

— Не исключено, что мой прадед собирал его вручную во времена Великой депрессии, когда никакой другой работы не было, — ответил Паркер. — Тем же бизнесом занималась большая часть трудоспособного населения Юга. Дети, женщины, белые, черные — все хотели только одного — выжить. Голод не знает дискриминации ни по расовому, ни по половому признаку — он уравнял всех.

— А кем был твой отец?

— Врачом. Это наша семейная традиция. Он был универсалом и занимался буквально всем — принимал роды, вправлял вывихи, прокалывал нарывы.

— Сейчас он, наверное, на пенсии? Паркер покачал головой:

— Мой старик не смог одолеть многолетней привычки и лечил людей до конца. К сожалению, себя он вылечить не смог, рак легкого его доконал. Он умер намного раньше, чем должен был.

— А мать?..

— Она пережила отца на двадцать лет и умерла сравнительно недавно. Кстати, заодно скажу, что я — единственный ребенок.

— Я тоже.

— Это мне известно.

Его осведомленность удивила Марис, но потом лицо ее разгладилось.

— Ах да! — сказала она. — Та статья!..

— Да, она самая.

Несколько пшеничного цвета прядей, выбившись, упали на лицо Марис. Они казались влажными и даже слегка курчавились, и Паркер неожиданно поймал себя на том, что не может оторвать от них взгляда. Сделав "ад собой усилие, он отвернулся и молчал несколько секунд, приходя в себя.