Зачарованный книжник - Кристофер Сташеф

— С большим удовольствием.

Двери лифта распахнулись, и Гвен в сопровождении монахов вышла в холл.

— Желая соблюсти приличия и зная способности ваших родных, миледи, позвольте спросить: не хотите ли вызвать кого-нибудь из них? — поинтересовался аббат.

Опираясь на его руку, Гвен с минуту размышляла. Род со своей заботливостью, пожалуй, чересчур встревожится. Корделия осталась присматривать за Грегори. Ну что ж, выбирать особо не приходилось. Гвен нахмурилась, концентрируясь на образе сына, через мгновение раздался негромкий хлопок, и Джеффри бросился к матери.

— Что они сделали с тобой, мама?

— Ничего страшного, это я сама сделала. Они же очень любезно заботились обо мне. Мне нужно отдохнуть, сын мой. Не останешься ли поухаживать за мной? — Гвен жестом указала на дверь наверху.

Джеффри с тревогой посмотрел в том направлении и взял мать под руку, чтобы сопровождать ее.

— С радостью, мама.

— Благослови тебя Бог, сын мой. — Гвен направилась к двери, кивнув по пути монахам. — Благодарю вас, джентльмены.

— Для нас это великая честь. Доброй ночи, миледи.

— Спокойной ночи, — сказал Джеффри. — Спасибо вам, милорд, и вам, брат.

Затем он подхватил мать и почти на руках внес ее в комнату.

Погруженный в глубокий транс, Грегори тем не менее видел, с каким разочарованием на лице уходила Перегрина. Он представлял себе пучину отчаяния, в которую ему предстоит окунуться, как только он вернется к действительности. Изнурительные физические упражнения, долгие часы, посвященные изучению сознания Финистер, сокрушительный курс молодого любовника — все это оказалось ни к чему перед лицом его извечной робости. Конечно, Финистер еще не прошла соответствующее лечение… Но, насколько мог судить юноша о собственной привлекательности, она, увы, нисколько не выросла в глазах его избранницы. Что ж, следует признать неизбежное: он потерпел поражение!

А приняв это, надо принять и мысль о собственной ничтожности…

Неприятно, но с этим придется смириться. Однако это не единственная неприятность. Грегори достаточно хорошо знал свою подопечную, чтоб понимать: Финистер непременно вернется, и не одна, а с десятком помощников — безжалостных убийц. Если он останется на месте, столкновение неизбежно. Грегори был уверен в собственной неуязвимости, но ему не хотелось становиться причиной чьей-то смерти. Лучше всего ему предупредить их атаку, исчезнув отсюда.

В соответствии с принятым решением юноша приступил к ритуалу возвращения из транса. Его тело расслабилось, дыхание ускорилось, а окружающий мир постепенно начал приобретать реальные очертания.

А затем, подобно разъяренным фуриям, на него набросились собственные чувства.

Печаль и самообличение, осознание своей неполноценности, несоответствия и горечь от провала — набросились на Грегори и погребли его под своей тяжестью.

Юноша сидел смирно, стараясь успокоиться, пропустить сквозь себя всю эту гамму эмоций. Однако это не помогло. Когда первый шквал страстей миновал, он оставил после себя одно всепоглощающее чувство — презрение к самому себе. С этим Грегори предстояло жить.

Но если уж он потерпел поражение в человеческих отношениях, то, по крайней мере, мог взять реванш как чародей, даже более того — как талантливый и успешный исследователь пси-сил. Он решил обезвредить Финистер, по возможности не убивая и не калеча. Приняв решение, Грегори поднялся, мрачный и решительный, оседлал коня и поскакал по лесной дороге. Первое, что ему предстояло сделать, — это посетить ближайшую деревню, откуда, якобы, была родом Перегрина.

Он не сомневался в реальности такого места, так же, как не сомневался, что тамошние жители и слыхом не слыхивали о подобной девице. Необходимо было обеспечить защиту деревни от надвигающегося ментального сражения.

На протяжении пятнадцати минут юноша ехал, распахнув свое сознание и чутко прислушиваясь в поисках ответных мыслей жителей деревушки, чтобы определить ее месторасположение. Наконец ему это удалось. Он развернул коня в направлении оленьей тропы, и вскоре перед ним замелькали ветхие хижины, притулившиеся в лощине. Грегори решил, что лучшей защитой для деревни послужит ее удаленность. Он поехал вперед через густой подлесок, и ветки больно хлестали его по коленям.

Вдруг Грегори застыл с натянутыми поводьями. Широко распахнутыми глазами он всматривался вдаль, в то время как его мозг пытался распознать некое ментальное эхо, возникшее мгновением раньше. Звук, усиленный и отраженный в его пси-поле, был вполне реальным и никуда не исчезал. Убедившись в этом, Грегори спешился, привязал коня и дальше пошел пешком, продираясь сквозь подлесок и забирая все время вправо. Он обогнул огромный валун и почувствовал, что едва уловимый звук усилился.

Грегори внимательно осмотрелся. За валуном расстилалась чистая поляна без зарослей ежевики и молодых лесных побегов — только изумрудная трава, густая и мягкая, местами объеденная оленями.

Юноша прикинул, что могло лежать там, под этим невинным дерном. Возможно — ничего, кроме пересечения силовых линий, а возможно — какая-то необычная коллекция пьезоэлектрических кристаллов, отражающих его собственные эманации по неведомым, бесчисленным траекториям. Но что бы это ни было, оно усиливалось по мере продвижения Грегори к середине поляны.

Внезапно его с ног до головы пронзило странное ощущение, приковало к месту, заполнило и переполнило.

Странное дело, ему казалось, что он растет и разбухает вместе с этим чувством, достигая трехметровой высоты. И тут все сомнения покинули его — Грегори понял: он, наконец-то, нашел свое Место Силы, которое искал так долго!

Непроизвольно юноша снова вошел в состояние транса. Его обступили неясные призраки, духи этой земли, вот уже сотни лет знакомой с телепатами. Лес изобиловал ведьминым мхом, который хранил и излучал их воспоминания, чувства, знания. Горестные и радостные, гневные и благодарные, мстительные и полные любви — все эти противоречивые чувства заполняли Грегори и ввергали его в состояние совершенного экстаза.

Он смутно ощущал движение множества духов, мужчин и женщин, влекомых к этому Месту Силы. Они стекались туда, где пульсировала мощь чародея. Грегори слышал их голоса, шепотом поверяющие ему истории своих страхов, радостей и грехов, делающие его свидетелем своих побед и поражений, восторгов и разочарований, наполняющие его своими знаниями, увы, слишком часто запоздалыми.

И вот уже он видел, как появляются эти смутные блеклые тени, как они стекаются на поляну, обступают его, соединяются в древнем танце, щедро изливая на него свой опыт, свои советы. Под действием этого потока он все рос и рос, насколько позволяло ему сознание. В немом изумлении и благоговении он воспринимал эти еще не понятные знания, позволяя веренице призраков плести вокруг себя затейливые узоры и делиться подробностями своих жизней. Тени тянулись к нему, потому что он был способен впитывать их, распознавать и противопоставлять, уравновешивая раскаяние жгучей и неослабной жаждой мести, горькие сожаления по поводу непрощенных обид — покаянными воспоминаниями, умеряя радости печалями. Таким образом эти мятущиеся души обретали покой: некоторые — через сопоставление, многие — через противопоставление, но все, так или иначе, уходили с миром, по ходу дела наполняя Грегори своей силой. Сознание его переполнилось неслышными похвалами, слезами благодарности и невыраженным восхищением после того, как призраки стали растворяться, оставив Грегори с гигантским грузом жизненного опыта, воспоминаний и сил. Он понимал, что уцелел в тяжком испытании, пережил обряд перехода и стал взрослым мужчиной и сформировавшимся человеком, истинным чародеем во всех отношениях.