Демон в полдень (СИ) - Раш Грета

— Рояль? — переспросила я у Юстаса, вальяжно развалившегося в кресле и при моем появлении опустившего старую пожелтевшую газету.

— А что? — невинно взмахнул он длинными ресницами. — Иногда я играю. «Полет Валькирий», например.

Крышка музыкального инструмента, пережившего столкновение с моим бедром, с грохотом захлопнулась, подняв дополнительное облако пыли.

— Да, меня Вагнер тоже бодрит, — пробормотала я, замахав ладонью перед лицом. Не помогло, я начала чихать. На четвертый мой чих Юстас не выдержал, с видом оскорбленной добродетели поднялся с кресла, подошел ко мне и протянул платок.

Я не гордая, платок взяла, а потом с силой швырнула его в Юстаса.

— Развел бардак! — гаркнула я сквозь выступившие от усердного чихания слезы. И снова чихнула.

— Не знал, что суккубы страдают аллергией на пыль, — Юстас небрежно отбросил в сторону пойманный платок.

Я шумно втянула в себя воздух и зло посмотрела на бывшего.

— С чего ты взял, что у меня аллергия на пыль?

Густы брови Юстаса приняли максимально скептическую форму.

— А на что?

— На тебя, коллекционер фигов! — я стукнула кулаком по крышке старого рояля и снова громко чихнула.

— Ты меня заплевала, — сообщил Юстас и вытер лицо рукавом бежевой рубашки.

— Сам виноват, — злорадно зашипела я, а после еще и вытерла грязную от пыли руку о его брюки. И в ответ на опешивший взгляд с улыбкой сообщила: — Постираешь.

— Всегда знал, что от тебя одни неприятности, — покачал головой Юстас и направился обратно к креслу.

— А мне сесть не предложишь? — я оглянулась по сторонам в поисках хотя бы табуретки, но поняла, что если отправлюсь на её поиски, то могу заблудиться.

— Чувствуй себя как дома, — предложил бывший, на что я просто взяла и запрыгнула на рояль. — Но не настолько дома!

— Поздно, я уже настроилась, — не смутилась я и устроилась поудобнее. — Я смотрю, ты себе новое хобби завел. Что, охранный бизнес больше не приносит прежнего дохода?

Юстас был человеком, но не простым — бывший чемпион по смешанным боевым искусствам, который не нашел себе применения в обычной жизни. А потому отправился на её темную сторону. По сути, его работа была полностью противоположна тому, чем занимались мы. Если группу Хасана нанимали для осуществления самых радикальных действий, то Юстас получал ту же немалую прибыль за противодействие таким, как мы. Его работа заключалась не в устранении проблемы, а в сохранении жизни клиента. Он был охранником, да. Но охранником экстра-класса. И у Юстаса не было ни одного провала — все, кто его нанимал остались живы. В череде его клиентов значился наркобарон, несколько руководителей крупных мировых концернов, парочка президентов, нефтяной магнат и даже вождь африканского племени. Юстас не зря берет за свои услуги чеки с крупными суммами и своё дело знает. А его знают в определенных кругах — тех, где вертятся такие, как я и Сашка. И насколько мне было известно, некоторые наемники даже отказывались от заказа, узнав, что рядом с клиентом будет Юстас. Естественно, это вымышленное прозвище. Он у нас как Мадонна или Шер. Настоящие имя и фамилия его мне не известны. Оно и понятно, никто в здравом уме при такой работе не афишировать свои настоящие данные.

— Я потихоньку отхожу от дел, — Юстас вновь расслабленно развалился в кресле, но я прекрасно знала, что это расслабленность — показная. А за ней прячется настороженность, недоверие, быстрота реакции и «Глок» под брючным ремнем. Юстас у нас поклонник старой доброй классики.

— Угу, — одобрительно закивала я. — Настолько потихоньку, что даже у себя дома ходишь с пистолетом за поясом.

— Увидела? — спокойно спросил Юстас. В этом он часто напоминал мне Сашку. И тот, и другой настолько умели держать свои эмоции под контролем и не показывать больше, чем следует, что порой мне хотелось подойти и каждого из них потрясти — а живые ли?

— Нет, ты все-таки профи, — и широко улыбнулась. — Унюхала. Встав, ты спровоцировал движение потока воздуха, который донес до меня запах оружейного масла. Судя по интенсивности запаха, ты чистил оружие день-два назад.

— Вчера, — поправил меня Юстас и на его лице, наконец, проявились истинные эмоции. Он отзеркалил мою улыбку, позволив искоркам смеха и заинтересованности достигнуть глаз. — Я скучал по тебе.

— Я тоже, — и что удивительно, в моих словах не было лжи. Я действительно скучала. Вот только не была уверена — скучала я по нему или по той себе, которой я становилась рядом с ним.

С Юстасом всегда было легко.

Он никогда не давил, не требовал, не указывал, не пытался контролировать и доминировать. Он знал, что, если я с ним, значит, на это есть какие-то причины. А заключаются они в нем или в чем-то другом — ему было не интересно. Он никогда не пытался копаться в моем прошлом, редко задавал вопросы и предпочитал думать о настоящем. Его философия — наша жизнь заключается в том, что мы имеем здесь и сейчас. О завтрашних делах будем думать завтра. О делах прошедшего дня — думать бессмысленно. Мне нравилось это в нем, мне нравилось ни о чем не думать. В том числе и потому, что он никогда не создавал мне проблем. Более того, и о его проблемах я ничего не знала. Юстас никогда не жаловался, никогда не просил совета, никогда не приходил ко мне за помощью. Впрочем, и моими проблемами он не имел привычки интересоваться. И меня это устраивало, как устаивало и то, что он не считал меня больной и не пытался вылечить от трогательной привязанности к алкоголю.

Мы были как два спутника, случайно встретившихся на орбите и временно следующих в одном направлении. Я знала, что наши отношения — не навсегда. Знал это и он. И все же, застав его в койке с девицей я расстроилась. Вернее, сначала разозлилась и пошвыряла в голую блондинку огнем, а когда она выпрыгнула голышом из окна, разбив нос, успокоилась. И так же спокойно ушла из его жизни. Мне было больно, но с этой болью я могла жить дальше. Определенную связь мы продолжали поддерживать, но это была скорее дань общему прошлому, воспоминания о котором ощущались как нечто теплое и безмятежное.

— Неужели даже не прокляла ни разу? — светло рассмеялся Юстас.

— Брось, — игриво отмахнулась я. — Если бы я и проклинала, то не тебя, а ту блондинистую выдру, что пригрелась на твоих подушках.

— В наших подушках, ты хотела сказать, — заметил он и приложил палец к подбородку: — Хм, так вот, почему у неё выросли ослиные уши и хвост.

Я склонила голову набок.

— У тебя явные проблемы с зоологией. Я же сказала выдра, а не ослица.

— Знаешь, по уму она ближе ко второму, чем к первому, — Юстас потянулся к пачке сигарет. — Я, конечно, не имел близкого знакомства с выдрами, но что-то мне подсказывает, что с ослами у неё больше общего.

— И я даже знаю, что тебе подсказывает, — хмыкнула я. — Твоя ширинка.

— Нет, моя нога, — указал Юстас на свою правую конечность, — на которую она наступила.

— Надо же, — изобразила я удивление, — а все так хорошо начиналось.

— И не говори, — поддержал меня парень, закуривая. — Но закончилось в момент твоего появления.

— Не смогла пережить сломанную переносицу? — я брезгливо поморщилась.

— Скорее я не смог пережить, — серьезно ответил Юстас.

— Да, личико это ей подпортило, — согласилась я. — Но уверена, через две недели все прекрасно зажило.

— Я про твой уход, — оборвал меня Юстас и прикурив, поднял на меня свои светло-карие, как у олененка глаза. Мне стало грустно.

— Воспоминание, безусловно, очень душещипательное, — поводила я плечами, отгоняя непрошенные мысли, — но я сюда явилась не за тем, чтобы устраивать вечер памяти разбитых сердец.

Юстас затянулся и посмотрел на меня таким проницательным взглядом, что у меня тут же зачесалось все — от лопаток до кончика носа.

— А зачем ты здесь, Серафима?

— Слышал про взрывы в городе? — ответила я вопросом на вопрос.

Юстас выпустил длинную струю дыма.

— О них мог не слышать только тот, кто последний год не выходил из дома, не смотрел телевизор, не читал газет и не использовал Интернет.