Исторические портреты. 1762-1917. Екатерина II — Николай II - А. Сахаров (редактор)

Однако последующая история конституционных замыслов Н. И. Панина не прояснена и документальные следы работы над ним не прослеживаются до конца 1760-х гг. включительно. Но в начале 1770-х гг., в изменившейся политической ситуации, когда после десятилетнего царствования Екатерины II ее режим и ее положение на троне упрочились и все надежды на то, что Павел станет ее соправителем, рухнули, разработка конституционного проекта непременно должна была возобновиться и обрести новую, более радикальную направленность. Чрезвычайно актуальный смысл придавало этому, конечно, совершеннолетие Павла и его последующая женитьба. Думается вместе с тем, что к тому времени Н. И. Панин отошел от прежних мыслей о введении в России олигархических установлений по шведскому образцу и строил свои преобразовательские планы на основе более полного освоения европейского государственного опыта, углубленного постижения просветительского наследия и учета специфики государственного устройства и общественных отношений в России. На этом этапе, в начале 1770-х гг., Д. И. Фонвизин становится, видимо, уже полноправным участником разработки панинских конституционных замыслов. В той или иной форме привлекались к этой работе П. И. Панин и Н. В. Репнин. Свидетельством участия в ней Д. И. Фонвизина может служить его письмо к П. И. Панину 1778 г., с которым он переслал ему, как сказано здесь, «одну часть моих мнений, которые мною самим сделаны еще в 1774 г.».

При некотором внешнем сходстве преобразовательных планов Н. И. Панина и идеологических постулатов Екатерины II, нельзя упускать из виду, что по своему существу и целям эти планы приходили в противоречие с проводимой императрицей политикой «просвещенного абсолютизма», — даже с самыми прогрессивными реформами, осуществляемыми в ее рамках. Ибо, какие бы меры в духе этой политики ни проводились, субъективно они были ориентированы в конечном счете на укрепление и обновление абсолютизма. Панинские же замыслы предполагали не частные улучшения, не устранение отдельных крайностей абсолютистского режима, а конституционное, то есть опирающееся на право и «фундаментальные законы» ограничение самодержавия и всех возможных его деспотических проявлений. Речь шла об установлении в России строя конституционной монархии. Осенью 1774 г., после только что пережитых страной потрясений, Павел пишет трактат с широковещательным названием «Рассуждения о государстве вообще относительно числа войск, потребных для защиты оного и касательно обороны». Вопреки, однако, своей кажущейся узковоенной тематики, он явился, по словам Н. К. Шильдера, «не чем иным, как жестокой критикой царствования, начавшегося в 1762 г.». Исходная мысль трактата — России следует отказаться от поглощающих все ее силы войн и сосредоточиться на запущенных внутренних делах. Павел выступает здесь как принципиальный противник внешнеполитической экспансии Екатерины II и ее фаворитов. «Государство наше в таком положении, — продолжает он, — что необходимо надобен ему покой. Война (с Турцией. — А. Т.), продолжавшаяся пять лет, одиннадцатилетнее польское беспокойство да к тому же и оренбургские замешательства, кои начало имеют от неспокойствия Яицких казаков, уже несколько лет перед сим начавшегося, довольные суть причины к помышлению о мире, ибо все сие изнуряет государство людьми, а через то и уменьшает хлебопашество, опустошая земли». Обрисовав бедственное состояние страны, налоговый гнет, злоупотребления администрации, бесчеловечное обращение с нижними чинами, тяжесть рекрутчины, непомерно долгий срок солдатской службы, Павел предлагает приспособить военную систему исключительно к оборонительным целям и устроить армию наименее обременительным для страны образом. Для этого следовало выдвинуть 4 корпуса на границы для защиты государства, а остальные войска расположить по губерниям, поселив их на хозяйственно обрабатываемых землях, — с тем чтобы со временем они бы сами обеспечивали себя и войска комплектовались бы за счет солдатских детей, а рекрутчина была бы навсегда отменена. (Идея соединения армии с сельскохозяйственным трудом — Павлу, бесспорно, принадлежит приоритет в ее выдвижении — сама по себе, при исторически сложившихся тогда способах комплектования войск, ничего дурного не заключала и, будь осуществлена при определенных условиях, могла бы принести пользу и армии и государству в целом. Однако несколько десятилетий спустя, уже при Александре I и А. А. Аракчееве, она была начисто скомпрометирована, когда в извращенном виде легла в основу организации военных поселений).

Во всех этих размышлениях Павел отправлялся от простой и мудрой максимы: «Человек — первое сокровище государства и труд — его богатство; его нет, труд пропал и земля пуста, а когда земля не в деле, то и богатства нет. Сбережение государства — сбережение людей» и т. д. Свои «Рассуждения» Павел подытожил примечательными словами: «А сему я был сам очевидцем и узнал сам собою вещи и, как верный сын отечества, молчать не мог».

Осознание Павлом моральной ответственности за дела в государстве, своего высокого призвания и личной независимости в противоборстве различных групповых интересов при дворе выразилось два года спустя в письме к одному из друзей — своего рода социально-нравственном кредо будущего обладателя российского престола: «Если бы мне надобно было образовать себе политическую партию, я мог бы молчать о беспорядках, чтобы пощадить известных лиц, но, будучи тем, что я есмь, — для меня не существует партий, кроме интересов государства, а при моем характере мне тяжело видеть, что дела идут вкривь и вкось и что причиною тому небрежность и личные виды. Я желаю лучше быть ненавидимым за правое дело, чем любимым за дело неправое».

В 1770— х гг. Павел ведет активную переписку с братьями Паниными, Н. В. Репниным, А. Б. Куракиным, обсуждая планы реформ в армии в тесной связи с упорядочением прав и обязанностей дворянства, полагая необходимым повысить престиж государственной службы, поднять промышленность, торговлю, создать ответственную перед твердыми законами администрацию, которая осуществляла бы власть «для всех одинаково добрую» монарха, а не господствующего сословия. Он шлет свои «мнения» о реформах в армии Петру Панину, главному авторитету в военных делах, Никите Панину — о политических преобразованиях.

В духе передовых воззрений эпохи Павел формулирует свой взгляд на соотношение таких значимых для просветительской мысли понятий, как свобода, воспитание, законность: «Как первое сокровище человека», свобода «не иным приобретается, как воспитанием, оное не может быть иным управляемо (чтоб служило к добру), как фундаментальными законами, но как сего последнего нет, следовательно, и воспитания порядочного быть не может». Ту же мысль, но в несколько ином плане Павел развивает в следующей сентенции из письма к П. И. Панину: «Спокойствие внутреннее зависит от спокойствия каждого человека, составляющего общество, чтобы каждый был спокоен, то должно, чтобы его собственные, так и других, подобных ему, страсти были обузданы; чем их обуздать иным, как не законами? Они общая узда, и так должно о сем фундаменте спокойствия общего подумать».

В 1778 г. Павел перерабатывает текст «Рассуждений», обогатив его новыми соображениями, почерпнутыми из общения со старшими друзьями. Пересылая П. И. Панину вторую редакцию трактата, он усматривает в нем обоснование и наброски своего будущего законодательства — плод совместного творчества «панинсксго» кружка: «Оное есть собранные от некоторого времени „…“ материалы, служащие основанием всем на тим рассуждениям». Во всяком случае, и Д. И. Фонвизин, и братья Панины имели основания воспринимать «Рассуждения» — первый опыт выступления Павла на политическом поприще — как и выражение собственных взглядов. В этом трактате, по верному определению Н. К. Шильдера, «отражались политическая и военная мудрость обоих Паниных — Никиты и Петра». В данной связи заслуживает пристального внимания мысль историка русской литературы XVIII в. Г. П. Макогоненко о том, что «именно в ряду с „Рассуждениями“ следует рассматривать составление в конце 1770-х гг. братьями Паниными и Фонвизиным проекта фундаментальных законов, которые должен был ввести Павел после прихода к власти».

Речь идет о замечательном памятнике русской политической мысли XVIII в., фигурирующем в литературе под самыми разными названиями, но чаще всего как: «Завещание Н. И. Панина», «Конституция Н. И. Панина — Д. И. Фонвизина». Итог их многолетних деяний, документ этот, составлявшийся, очевидно, с конца 1770-х гг. (после возвращения Фонвизина из-за границы в 1778 г., как полагают его биографы), но завершенный уже после смерти Н. И. Панина 31 марта 1783 г., действительно представлял собой тот самый конституционный проект, который предназначался для вручения Павлу I при вступлении его на престол.