Взгляд на жизнь с другой стороны - Дан Борисов

Я несколько раз ездил в командировки. Один раз на машиностроительный завод в Кузнецк, действительно по делу. Но в основном это были поездки на дурачка в параллельные институты с целью шпионажа. Мне понравилась тогда поездка в Пензу. Понравился и сам город и понравилась обратная поездка. Мне не хотелось ночевать в гостинице – дела я успел сделать за один день. Я пришел на вокзал, с расчетом уехать сегодня же, и за полчаса до отхода поезда мне повезло, мне дали билет в прицепной вагон. Это был фирменный поезд «Сура».

Я стоял и курил возле своего вагона не торопясь садиться. Вагон был пуст. И вдруг, на перроне появилась толпа очень хорошо, даже излишне хорошо одетых молодых, в основном, людей и направились к моему вагону. Как чуть позже выяснилось, это был хор Пятницкого. Тогда их крутили по радио и телевиденью постоянно, они надоели всем со своими как бы народными песнями и плясками, да и не модно это было. Я посмеивался над ними в курилке. Они всё понимали и не обижались, но дали мне контрамарку на концерт в Москве. Это было что-то. Слушать их в живую, действительно было здорово. Но как они напились в вагоне! Утром они уже смеялись друг над другом, не то, что петь, они говорили-то с трудом. Особенно, когда длинный и тощий «бас», слезая с верхней полки, пропищал что-то, не смеяться было нельзя, тем более, что из трусов у него в этот момент вывалилось всё его хозяйство в присутствии дам.

Со скуки я начал активно заниматься общественной работой. Я был в совете молодых специалистов, был председателем ОСВОДа, народным дружинником и еще много кем, но главная радость была в художественной самодеятельности. Меня чуть ли не силой привела туда кадровичка, но потом я втянулся. У нас был очень приличный зал. Надо оговориться, что в нашем здании было три института. Актовый зал и столовая были общие.

Кстати столовая была вполне приличная, иногда там устраивались дни или даже недели национальных кухонь. Однажды, помню, приехали индусы – я ел у них «тхумдульму во фритюре», название понравилось. Но я об актовом зале. Тут иногда устраивались профессиональные концерты. Мы были членами КСП. От них к нам приезжали с концертами Никитин с женой, Визбор и кто-то еще. Высоцкий концерт сорвал, но, говорят, это с ним часто бывало.

В остальное время зал отдавался под местную художественную самодеятельность. Мы что-то там играли, пели, ставили драматические и комедийные миниатюры из жизни института. И нас смотрели, что удивительно, с удовольствием! Под бурные и продолжительные аплодисменты. Обсуждали потом долго.

На одном из концертов я вышел на сцену вместе со всеми. Я должен был играть на гитаре, но когда я её взял в руки, у неё отвалился струнодержатель. Ребята совершенно спокойно могли бы сыграть и без меня, но уходить со сцены мне было неприлично, и я уселся за рояль. Приняв позу профессионального клавишника, я принялся долбить по аккордам, которые должен был брать на гитаре. Я думал, что в зале меня не слышно, и к концу совсем раздухарился. Оказалось, я был не прав, очень даже было слышно, но некоторым даже понравилось.

Все эти художественные вечера обычно были приурочены к праздникам, и параллельно сопровождались всеобщей пьянкой. Народ был разгоряченный и возбужденный, часто излишне. Из-за этого я однажды попал в дважды глупое положение. Я по привычке фривольно пошутил с активной общественницей Мулей. Она восприняла шутку слишком буквально, закрыла на ключ дверь в кабинет и начала раздеваться. Мне это было совершенно не нужно, все женщины мира тогда делились для меня на мою жену и всех остальных, причем, эти остальные в сексуальном плане меня не интересовали.

Я открыл Муле на это глаза и, в результате, в её лице заработал себе смертельного врага. Это была первая глупость, мог бы придумать что-нибудь менее обидное для женщины. Вторую глупость я совершил дома – взял и рассказал всё это жене. Я думал, что подчеркнул свою любовь и преданность ей, а получилось наоборот. Она со мной потом неделю не разговаривала.

Прямо за нашим зданием, во дворе размещалась очень приличная ведомственная поликлиника. Так что, если надо было сачкануть и взять больничный, далеко ходить не надо было.

С поликлиникой у меня связаны воспоминания о донорстве. Моя мать была почетным донором, пока позволяло здоровье. В институте многие студенты сдавали кровь, но я никогда в этом не участвовал, денег давали мало, а прогулять занятия я и так мог, Угол бы меня не отмечал отсутствующим. Однако когда в ГПИ назначили день донора, я задумался – два отгула это было кое-что – и решился.

День донора был назначен на понедельник, а в воскресенье мы с женой, Марком и его кузиной Майей гуляли на ВДНХ. День был промозглый, ветреный и, вместо гулянья по аллеям и павильонам, мы больше провели времени в кабаках. И ведь хоть пили бы что-нибудь одно, а то, как всегда водку с портвейном. Напоследок, между колоннами какого-то павильона допивали из горлышка шампанское, потому что к лошадям нас уже не допустили, катанья закончились.

Одним словом, я явился на День донора с жуткой головной болью и отвратительным настроением. В поликлинике всё было организовано по высшему разряду. Доноров принимали две симпатичные медсестры, мерили давление и выдавали чай с булочкой и стерильную спецодежду. Давление у меня, естественно, было выше нормы, да и запах не скроешь. Я был уже уверен, что меня выгонят с позором, но нет, сделали вид, что поверили в мою гипертонию, выдали чай с булочкой и тряпки с бахилами. Когда кровь начала выходить из моей вены, с каждой секундой мне становилось всё легче и легче настолько, что я даже пожалел об окончании сладостной процедуры. Я вышел на улицу свежий и бодрый, как заново родился. В столовой я съел приготовленный специально для доноров особый борщ с какими-то еще закусками, выпил стакан кагора и отправился на свое рабочее место, зарабатывать третий отгул, потому что донорам в этот день можно было и не работать.

Донорство мне настолько понравилось, что весной я записался опять. Но тут обстановка резко изменилась. В этот раз сдача крови происходила в городской поликлинике, я пришел туда с моим приятелем Яном, архитектором. Я был в совершенно нормальном состоянии, не могу же я специально напиваться ко Дню донора.

Здесь было много народу, в комнате ожидания было очень душно. Уже на первой сотне граммов вышедшей крови у меня начала кружиться голова. Я кое-как дотерпел до полных двухсот и вышел. Врач, дежуривший в коридоре, тут же взял меня под руку и повел к окну подышать. Я очень удивился, увидев за окном вместо улицы Королева зеленую поляну с противоестественно чистой изумрудной травой и пасущимися на ней белыми овечками. К тому же мы должны были быть на втором этаже, а трава начиналась прямо у моих ног. В полном диссонансе с этой картиной я услышал неприятный голос:

– Ноги, ноги!. – какие ноги мне было не понятно, – Ноги поднимайте выше!

И тут я увидел ноги. Это были мои ноги и лица медперсонала на фоне относительно белого потолка. Меня подняли и отнесли в комнату. На соседней кушетке лежал в такой же позе мой приятель Ян. Нам выдали с ним по медали «Почетный донор СССР» и посоветовали больше в таких мероприятиях не участвовать.

Отец в те поры скоропалительно купил машину. Он бы это сделал гораздо раньше, но ему не давали водительские права из-за дальтонизма. А тут новая родственница, работавшая врачом, заявила, что это вовсе не бином Ньютона и, действительно, быстренько сделала справку. Я тоже поступил в автошколу. Я уже говорил, что научился довольно прилично ездить еще в десять лет, но детские корочки не котировались. А с автошколами тогда была напряженка. Нужно было записаться и ждать очереди почти год. Школы, в основном, входили в систему ДОСААФ. Отец выправил мне рекомендательное письмо от самого председателя ДОСААФ СССР, маршала.

Я никогда не стучусь в кабинеты. Из принципа: ты пришел в кабинет работать – работай; человеку, занятому делом, нечего скрывать от посетителей. В кабинет начальника школы я зашел, когда этот начальник с пеной у рта распекал подчиненных. Он посмотрел на меня очень грозно и прокричал, не снижая тона:

– Подождите за дверью, я занят!

Чем меня нисколько не испугал. Я спокойно подошел и, молча, протянул ему письмо в раскрытом виде. Когда он увидел подпись, тон его сразу упал до самого ласкового.

– Что ж вы сразу-то не сказали, садитесь, пожалуйста, – Но это мне, а остальным рявкнул: – Вон отсюда!

Меня записали в группу уже месяц как начавшую занятия. Через два месяца у меня уже были права. Экзамены в ГАИ я сдавал совершенно честно, на общих основаниях.

Примерно тогда же я первый раз в жизни попал в автомобильную аварию. Началось всё вполне мирно – я с друзьями пошел в баню. С Марком и Углом мы замечательно отдохнули в высшем разряде Сандунов, вышли оттуда изрядно подогретые и собирались по домам. Но тут Марк каким-то способом узнал, что его другу Хоте срочно нужна помощь.