Лебеди остаются на Урале - Анвер Гадеевич Бикчентаев

чаша весов заколебалась, Хамзин счел нужным переметнуться в лагерь Белова. Но это следовало сделать осторожно.

При первом же удобном случае Хамзин заговорил с Беловым о том, как они вместе с Великорецким заблуждались, недооценивая бурение. Второй раз он ненавязчиво похвалил дальновидность Ивана Михайловича Губкина, учеником которого считал себя Белов.

И пока что этим ограничился. Пусть Белов поймет, что Хамзин не только лоялен, но и человек мыслящий. Этого достаточно.

Время будет работать на него.

Да, не баловала жизнь тебя, Сагит Гиззатович! Один всевышний знает, каким тернистым путем ты пробивался в люди. Тогда, когда ты влачил жалкое существование студента, нищенствовал и голодал, никто не пришел тебе на помощь. Ты был один против всего мира!

Великорецкого легко убрать с дороги. Более сложная борьба предстоит с Беловым, это ясно. Но Хамзин перестанет быть Хамзиным, если не одолеет этого молокососа!

Придя к этой мысли, Хамзин откинулся на спинку стула. Все часы показывают одинаковое время: половина десятого. Пройдет еще одна ночь, за ней наступит утро.

Экспедиция становилась большим коллективом. Надо думать не только о Белове, но и об Ага Мамеде, Буране Авельбаеве, бурильщике Птице, даже о старике Шаймурате. С каждым из них надо применять различную тактику.

Печь разгорелась, в комнате стало теплее. Поздняя осень давала о себе знать. Сняв телогрейку, Хамзин поставил на печку чайник. Он с наслаждением думал о той минуте, когда перед ним будет стоять стакан ароматного чая, привезенного из Индии.

Уединение в комнате со множеством тикающих часов и чай — единственная радость Хамзина. Он поднес стакан к губам. Спасибо тому, кто придумал этот напиток.

Предстоит тихая, незаметная работа со сложными ходами. Он верит в победу и улыбается.

7

Целый месяц уже прошел — так много! Несмотря на все свое старание, Камиля с трудом разбиралась в кернах, ежедневно поступающих с буровых. Каждый раз она обращалась за помощью к Людмиле Михайловне.

Особенно сложно оказалось с записями. С трепетом бралась она за ручку, чтобы записать результаты анализов в коллекторский журнал. Милованова была неумолима, строго требовала точности, будто Камиля всю свою жизнь была коллектором геологической экспедиции. Приходилось терпеть и учиться.

К счастью, контора находилась недалеко от дома. Камиля могла бегать домой, чтобы покормить сына, которого она оставляла у соседки.

Ага Мамед почти не бывал в своем кабинете, отгороженном от конторы колхоза фанерной перегородкой. С утра до вечера пропадал на буровых или надолго уезжал на станцию.

Все шло оттуда: машины, горючее, спецодежда, запасные части, продукты… В хорошую погоду машины безотказно проходили девяносто километров, отделявшие Карасяй от железной дороги. Но стоило покружить метелям, и связь со станцией прерывалась.

Постепенно Камиля привыкла к таким словам, как «элеватор», «лебедка», «долото», «шланг», «трос», «блок», «вертлюг», хотя, называя их, она все-таки не представляла, как они выглядят. Но, видно, эти механизмы имели огромное значение, из-за них Ага Мамед ездил в метель на станцию, посылал десятки сердитых телеграмм.

Геологи почти не бывают дома. Начиная с осени они все время разъезжают. Вызывают в Москву то одного, то другого. Казимир Павлович уже два раза побывал в Перми, в нефтяном тресте. Артем Алексеевич и Сагит Гиззатович только неделю тому назад вернулись из Уфы. В их отсутствие за работой буровых следила одна Людмила Михайловна.

Камиля с благоговением раскрывает коллекторский журнал. По нему можно проследить историю каждой скважины. Керны, рассказывающие о том, на какой глубине расположен тот или иной пласт, хранятся в специальных продолговатых ящиках. Они заменяют книги в «Каменной библиотеке».

Милованова застала свою помощницу за разбором кернов.

— Хорошо, что ты еще не ушла, — сказала она, развязывая пуховую шаль и грея руки у печки. — Со всех буровых доставили керны?

— Со всех, кроме четвертой, — доложила Камиля.

— Опять Птица медлит! — рассердилась Милованова. — Утром начальник экспедиции и главный геолог должны выехать в Москву. Им нужны самые последние сведения о ходе бурения. Попробуй дозвониться на четвертую. Если ничего не получится, придется сходить к ним.

Камиля знала, что это почти невозможно, но все-таки попыталась связаться с четвертой буровой по телефону.

— Не отвечают?

— Нет.

— Я так и думала. Собирайся в путь.

Сбор кернов входил в обязанности коллектора. Камиля натянула шубу, повязала платок.

— Смотри не задерживайся, — предупредила Милованова. — Поднимается ветер, как бы не завихрила метелица.

— Ничего, — успокоила Камиля. — Мне тут каждое дерево знакомо, каждый овражек.

В сенях она столкнулась с Хамзиным.

— Куда, красавица? — спросил он, стряхивая с валенок снег.

— На четвертую.

— Можете вернуться. Я захватил по пути их керны.

— Ой, выручили! — обрадовалась Камиля. — Какой вы добрый и хороший!

Войдя в лабораторию, Хамзин продолжал:

— Поднимается метель. К ночи разыграется вовсю, даю слово. Добрый вечер, Людмила Михайловна! Я совершил рыцарский поступок — доставил вам образцы с четвертой.

— Спасибо, Сагит Гиззатович. Вы слышали, что начальство вызывают в Москву? — в свою очередь спросила Милованова.

— Нет еще. Откуда же мне знать, я целый день пробыл на буровых. Когда выезжают?

— Завтра утром.

— Надо успеть к Казимиру Павловичу на чашку чая, — заторопился Хамзин. — Готовите отчет? Я вам не нужен?

— Нет, спасибо.

— Камиля, — приказала Людмила Михайловна. — Выпиши по журналу последние результаты по всем буровым, за исключением четвертой. До утра постараюсь закончить анализ кернов, которые принес Сагит Гиззатович.

Пришлось прервать работу, чтобы закрыть ставни, которые распахнул ветер. «Каково там Бурану?» — подумала Камиля, отогревая руки.

Пока Милованова возилась с кислотами, бензином, микроскопом, опробуя образцы, Камиля занялась своим делом.

«Глубина шестьдесят три метра, — писала она. — Глина с прослойками песка». Таков итог по первой скважине. Следующая запись относится ко второй буровой: «Глина мягкая, коричнево-красная. Прожилки светло-голубые и зеленые. С HCl вскипает. Кусочки доломита…» А вот и третья: «Глубина семьдесят шесть метров. Гипс серый, с прожилками глины, хорошо отмученный в начале колонки. Попадается порошкообразный белый гипс. Глина издает сильный запах сероводорода».

Телефонный аппарат, который требовательно звонил в соседней комнате, отвлек ее. Звонил Ага Мамед.

— Вода перестала поступать на четвертую! Наверно, где-то лопнула труба! — кричал он. — Доложите Великорецкому и Белову. Меры к устранению аварии принимаю.

8

В самом деле, на четвертой буровой дела сложились худо. Если растеряться, можно загубить скважину. Ага Мамед не выдержал, стал помогать бурильщику.

Метель разыгралась не на шутку, она захватывала дыхание, залепляла снегом глаза, сбивала с ног.

Бригада спешила поднять трубы, пока их не засосало в забое. Тяжелее всех было верховым. Там, на высоте десятиэтажного дома, метель разгулялась в полную силу. Мороз пронизывал тело, руки деревенели. Ага Мамед распорядился сменять верховых через каждые пятнадцать минут.

Бурану, как и всегда, пришлось работать