Жизнь пчел. Разум цветов - Морис Метерлинк

укрывающий в блистательном святилище воспроизводительные органы растения. Ему как будто ничего не остается делать, как дать совершиться в глубине этого святилища любви таинственному единению тычинок и пестика. И множество цветов дает свое согласие на этот союз. Но для многих других возникает чреватая ужасными угрозами и при нормальных условиях неразрешимая проблема оплодотворения через скрещивание. Вследствие каких бессчетных и повторяющихся с незапамятных времен опытов цветы узнали, что самооплодотворение, т. е. оплодотворение рыльца цветнем, упавшим с пыльников, окружающих его в том же самом венчике, быстро ведет к вырождению рода? Нам скажут, что цветы ничего не познали, никаким опытом не воспользовались. Сила вещей сама по себе мало-помалу устранила из жизни семена и растения, ослабленные самооплодотворением. Вскоре остались в живых только те, которым какая-нибудь аномалия, например чрезмерная длина пестика, недоступного для пыльников, помешала самооплодотворяться. Среди тысячи перипетий пережили только эти исключительные явления, затем наследственность окончательно закрепила дело случая, и нормальный тип исчез.

XII

Дальше мы увидим, насколько такие объяснения освещают вопрос. А пока выйдем еще раз в сад или в поле для того, чтобы ближе присмотреться к двум-трем любопытным открытиям, сделанным гением цветка. И вот, не удаляясь от дома, мы видим посещаемый пчелами ароматный пучок зелени, в которой живет искусный механик. Нет никого, даже среди наименее знакомых с деревней, кто бы не знал доброго шалфея. Это одно из губоцветных растений, лишенное всяких претензий. Оно увенчано скромным цветком, который энергически раскрывается, подобно голодному зеву, для того чтобы перехватить на пути солнечный луч. Встречается большое число разновидностей, которые – и я обращаю внимание на эту любопытную подробность – не все приняли или не все довели до того же совершенства систему оплодотворения, предстоящую нашему рассмотрению.

Но теперь меня занимает самый обыкновенный шалфей – тот, который в эту минуту, как бы прославляя шествие весны, покрывает фиолетовым ковром все стены на террасах моей оливковой рощи. Уверяю вас, что балконы великих мраморных дворцов, ожидавших прихода королей, никогда не были украшены так роскошно, так счастливо, так благоуханно. Кажется, как будто чувствуешь аромат солнечных лучей, когда они жгут с наибольшей силой, когда бьет полдень…

Переходя к деталям, скажем, что рыльце, или женский орган, заключается в верхней губе, образующей нечто вроде капюшона, в котором равным образом помещены две тычинки, или мужские органы. Для того чтобы они не могли оплодотворить рыльце, которое находится под тем же брачным балдахином, пестик вдвое длиннее их, так что у тычинок не остается никакой надежды достигнуть его. Впрочем, чтобы избежать всякой случайности, цветок сделался протерандрическим, т. е. таким, в котором тычинки созревают раньше пестика, так что когда самка становится способной зачать – самцы уже исчезли. Необходимо поэтому, чтобы вмешалась внешняя сила и перенесла отчужденную цветочную пыль на покинутый пестик для того, чтобы совершилось соединение. Одни из таких цветов, называемые анемофильными, предоставляют эту заботу ветру, но шалфей – и это случай наиболее часто встречающийся – принадлежит к цветам энтомофильным, т. е. любит насекомых и рассчитывает лишь на их содействие. Впрочем, ему небезызвестно – ибо он хорошо знает жизнь, – что он живет в мире, где нельзя положиться ни на чью симпатию, ни на чью бескорыстную помощь. Поэтому он не станет терять время, бесплодно взывая к благородству пчелы. Подобно всем существам, борющимся со смертью на нашей земле, пчела существует лишь для себя и для своего вида и нисколько не заботится о том, чтобы оказывать услуги цветам, которые ее питают. Как же заставить ее против воли, или по крайней мере неведомо для себя, исполнить эту брачную услугу? Вот какую шалфей придумал удивительную сеть любви: в глубине своего шатра, сотканного из фиолетового шелка, он выделяет несколько капель сладкого сока, служащего приманкой. Но, преграждая доступ к этому нектару, поднимаются два параллельных стебля, весьма похожих на вращающиеся балки подъемного голландского моста. Наверху каждого стебля находится большая сумка, до края выполненная цветнем; внизу две сумки поменьше служат противовесом. Когда пчела проникает в цветок, чтобы добраться до нектара, она должна толкнуть головкой маленькие сумки. Оба стебля, вращающиеся на оси, немедленно наклоняются, и верхние пыльники касаются боков насекомого, покрывая их оплодотворяющей пылью.

Как только пчела удаляется, шпили, образующие пружину, приводят механизм в первоначальное положение, и все готово действовать при новом визите.

Все это тем не менее представляет собою лишь первую половину драмы: остальная часть разыгрывается при других декорациях. В соседнем цветке, где тычинки уже завяли, на сцену выступает пестик, ожидающий цветня. Он медленно высовывается из капюшона, удлиняется, наклоняется, сгибается, раздваивается, чтобы, в свою очередь, загородить вход в беседку. Направляясь к нектару, голова пчелы свободно проходит под нависшей вилкой, но последняя касается ее спины и боков как раз в тех точках, к которым прикасались тычинки. Двураздельный пестик жадно проглатывает серебристую пыль, и оплодотворение совершается. Впрочем, нетрудно, вводя в цветок соломинку или конец спички, привести аппарат в движение и дать себе отчет в трогательной, поразительной точности всех ее движений.

Разновидности шалфея весьма многочисленны, их насчитывают около пятисот, и я не стану утомлять ваше внимание перечислением их научных названий, не всегда изящных: Salvia pratensis, officinalis (растущий на наших огородах), horminum, horminoides, glutinosa, sclarea, Roemeri, azurea, Pitcheri, splendens (великолепный красный шалфей наших цветочных корзин) и т. д. Между ними нет ни одной разновидности, которая не видоизменила бы какую-нибудь подробность в только что описанном нами снаряде. Одни из них, – и это усовершенствование кажется нам спорным, – удвоили, иногда утроили длину пестика, так что он не только выходит из капюшона, но пышным султаном висит перед входом в цветок. Они таким образом избегают опасности, в крайнем случае возможной, оплодотворения рыльца пыльниками, лежащими в том же капюшоне, но, с другой стороны, если протерандрия (т. е. более раннее созревание тычинок в сравнении с пестиком) не строго соблюдена, возможен случай, когда пчела при выходе из цветка покроет пестик цветнем тех пыльников, с которыми он вместе вырос. Другие разновидности, при движении коромысел, заставляют пыльники сильнее расходиться, так что они с большей точностью ударяют по бокам насекомого. Есть, наконец, и такие, которым не удалось установить и как следует приладить все части механизма. Так, например, поблизости от моего фиолетового шалфея, подле колодца, под зеленью олеандров, я нахожу семью белых цветов с бледно-лиловыми крапинками. В них нельзя отыскать ни следа весов. Тычинки и пестик вперемежку наполняют середину венчика. Все кажется в них неустроенным и рассчитанным на случай. Я уверен, что, объединив многочисленные разновидности этого губоцветного растения, можно восстановить всю историю, проследить