Профи крупного калибра - Михаил Нестеров

Она машинально полезла в сумку, но рука остановилась на полпути.

– Зачем тебе ключи?

– А просто так я не могу их взять?

– Это последняя наша ночь сделала тебя таким смелым?

– Еще чего-нибудь спроси. Даешь или нет?

– Бери. Только объясни – зачем тебе ключи от моей квартиры.

– Вот настырная! Хочу приготовить тебе сюрприз.

– И ты думаешь, что после этого я силком заставлю тебя принять ключи? Как бы не так. Наверное, все-таки это моя квартира.

Олег вздохнул. Он уже устал от короткого разговора. Подумал, что вот в таком духе они и прожили два года, пока не разошлись: он ей слово, она ему два. И оба не хотели уступать.

Он все же забрал ключи, наплетя, что вымоет пол и посуду, протрет пыль и выпустит погулять кошку. И... не спешил уходить. В голове промелькнула мысль: «А что, если Араб не примет помощь и кончит меня там же, у Людмилы?» Оснований для беспокойства было достаточно. Олег мог только предположить, что у Радзянского взрывной характер, что он на взводе, одно неверное слово, жест, и Олега не станет. Ошибкой ли это будет для Араба – вопрос второй, поскольку он мог совершить необдуманный шаг, находясь под впечатлением встречи с дочерью, видя хотя бы то, что один из сопровождающих, Леша Чистяков, обращается с пленницей показательно грубо. О подстраховке речь не шла – Людмила в этой ситуации ничем не поможет. Разве что будет знать, кому именно назначил он встречу в ее квартире. А для этого нужно хотя бы в общих чертах обрисовать ей положение дел, сказать, кто такой Араб, кто его нынешний гость, выдающий себя за московского писателя, упомянуть о пленнице (вскользь не получится), поведать о своей роли в этой истории...

«А почему, собственно, она ничем не поможет?» – Олег более чем пристально глядел на Людмилу, заинтригованную его поведением. И с его языка сорвался вопрос:

– Хочешь помочь нам?

– Нам? Себя и меня имеешь в виду, или у тебя раздвоение личности?

– Есть интересное дело. Если поможешь...

– Я согласна. Хотя бы потому, что не люблю недомолвок. Выкладывай.

Через двадцать минут Людмила поняла, что ее втягивают в очень нехорошее мероприятие. И чем больше она узнавала, тем больше убеждалась, что все это, включая и откровения Олега с просьбой предоставить на время ее квартиру, – тщательно продуманная операция. По мере того как ее вводили в курс дела и просили «посильной» помощи, ей казалось, что с ней говорит совершивший побег из психдома. С нетерпением выслушав Олега и поправляя вздыбившиеся на голове волосы, она схватила его за грудки.

– Ты думаешь, конец света наступит завтра? Пусть так. Но сегодня я еще хочу жить.

– Живи! Я тебя еще ни о чем не просил. Я даже не знаю, придет Араб или нет, а ты...

– Не перебивай меня! – Едва не сорвавшись на крик, она сунула кулаком в живот Олега. – Вы все ненормальные, у всех вас крыша просела! У всех: у престарелого злодея невидимого фронта, у непутевого отца и его обосранной дочери. И у тебя, экс-муж долбаный! И не говори, что ты меня ни о чем не просил. Все, все спланировал заранее, чтобы впутать меня в эту похабную историю. А я-то, дура, все думала, откуда у тебя такой небывалый ночной темперамент. Готовил меня, да? Распластал, набил специями, пожарил, перевернул, снова пожарил...

Она представила себе другой разговор, с участием нового, пока незнакомого лица. Скоро она увидит арабский анфас, за которым, отвратительно шмыгая носом, будет скрываться опухшая физиономия мужа. Но его она проигнорирует, а к Арабу обратится в такой вот форме: «Ах, так это вы, ваше прискорбие?» Слово за слово, разговор накалится. Катализатором будет не хозяйка квартиры, а эти двое с невеселыми взглядами. Их взоры вообще затуманятся, когда она обратится к ним с вопросом: «Ну и чего вы пригорюнились?» Если ее втягивают в это дерьмо, нужно быть по-пролетарски откровенной.

Разглядывая Олега как после долгой и невыносимой разлуки, она пренебрежительно сказала:

– Вы мужики или нет?.. Чего вы расплакались? Вообще, что такого случилось, чтобы вот так убиваться? Хотите, я поговорю... ей-богу, язык не поворачивается... с девочкой? Когда все закончится, хотите, я с ней поговорю? Поговорю так, как вы и представить себе не сможете.

– Интересно, как ты собралась с ней говорить. – Олег пожалел о своих откровениях, дело могло приобрести неожиданный поворот не в ту сторону.

– Как? – спросила следователь. – Как девочка с девочкой. Хотя о нашей невинности можно только вспоминать. С отвращением. Я найду для нее те слова, которых вы не знаете. – Людмила выдержала паузу и веско изрекла: – Беда в том, мужики, что в вашем бабском коллективе нет настоящей бабы. Если вы не возражаете, такой бабой буду я.

Что еще говорила Людмила, Олег воспринимал с трудом, понимая, что совершил ошибку, что стоит перед женой и рожа у него вытянута, как татуировка на груди древней старухи, сделанная в ранней молодости.

А Людмила разошлась, и ее было не остановить. Она откровенно насмехалась над Радзянским, повторяя его слова, переданные Олегом, слова о любви, чтобы девушка, как в романе, ждала и надеялась.

Она снова представила себе смуглолицего Араба, представила настолько четко, что могла поклясться, что Радзянский (по словам Олега, замкнутый и нелюдимый человек) поблагодарил ее глазами. Что-что, а такая мимика не устраивала ее – ни в мыслях, ни в действительности, – словно Араб действовал исподтишка. Что поделаешь, рассудила она, видно, жизнь разведчика нелегка. Вот говорят, вертолеты – это души погибших танков. А разведчики – души... Людмила так и не нашла подходящего определения, ей хотелось, чтобы это было что-то неподъемное и металлическое, как комбайн или трактор, исходящее конденсатом. «Вот, нашла хоть что-то, слава богу! Слезы разведчиков – это тракторный конденсат».

– Я с тобой, – Людмила решительно собрала со стола бумаги и распихала их по ящикам. – Я скажу этому Арабу, что именно им движет. Месть. Если бы не месть, он бы не лил слез на плече дочери, не признавался ей в любви. Тьфу, ети их мать!.. Посетовал бы на судьбу-злодейку – и хорэ.

– Ты никак обалдела от своего выступления! Вообще думаешь, что говоришь?

– Я-то говорю нормальные вещи, поскольку смотрю со стороны. А ты?

– Что я?

– Моя твоя не понимает? Сам-то ты что говоришь? Во-первых, в моей квартире ты собираешься...

– Слушай, мы так не договаривались, – перебил Олег.

– Мы вообще ни о чем не договаривались, – парировала Людмила.

Олег демонстративно встал у нее на пути:

– Ты никуда не пойдешь. В первую очередь меня волнует собственная безопасность. Не хватало только, чтобы я начал чесаться из-за тебя. Клянусь, я жалею, что затеял этот разговор.

– И все мне выболтал. Ха-ха. И еще раз ха. Что еще раз подтверждает, что ваша компания сплошь из баб. Берете меня директрисой?

– Мне не до шуток, Люда. И вообще, я не знаю, придет Араб или нет. Может, сейчас он взлетел на воздух, а приземлится только в Москве.

– Ладно. – Грязнова так же демонстративно пожала плечами и протянула руку: – Тогда отдай ключи.

«Вот ненормальная!»

Олегу стоило больших трудов отговорить Людмилу. Он нервно прохаживался по кабинету и жестикулировал, отчего время от времени под расстегнутым пиджаком обнажался край наплечной кобуры.

– Ладно, – еще раз повторила следователь. – Ради мужика с пистолетом я готова на все.

Уходя, Олег еще раз попросил:

– Если меня не будет до восьми, езжай ко мне.

– К старому разбойнику? Одна? Ну нет, лучше я подожду здесь.

Она проводила Олега взглядом, не подозревая, что не только пойдет к Олегу, но снова останется у него на ночь.

До вылета самолета оставалось около полутора часов. Принимая решение, Радзянский ставил на карту все. Он чувствовал, что необходимо поступить так, а не иначе, что это дело катилось, набирая обороты, к завершающей фазе.

«Я не знаю, как ты это сделаешь...» – прозвучали в голове слова оперативника.

Действительно, трудно, очень трудно остаться в аэропорту, когда за тобой неотступно следуют четыре пары глаз. Но Руслан допустил ошибку, поскольку на борт Радзянский поднимется один. А вот встречать его будет все тот же Николай Корзухин.

«Успею или нет? – думал Лев, прохаживаясь по залу аэропорта. – Должен успеть, если в числе первых пройти регистрацию. Можно и сейчас по сотовому набрать московский номер телефона, но охранники не отстают ни на шаг, услышат каждое слово весьма деликатного разговора. А вот за стойку терминала без билетов их, конечно же, не пропустят. Сколько времени останется до вылета? Час или чуть больше».

А вот и приглашение к регистрации пассажиров, вылетающих рейсом Сочи – Москва. Не мешкая, Радзянский шагнул к четвертой стойке.

Он не оглянулся на черноволосых соглядатаев, но чувствовал их взгляды спиной. Когда он в толпе пассажиров пойдет к самолету, они также будут наблюдать через зеркальные окна аэропорта, пока самолет не скроется в небе.