Рваные валенки мадам Помпадур - Дарья Донцова

– А когда она переросла в страстную любовь? – прищурилась я. – Вас выдала кружка.

– Кружка? – с искренним изумлением спросила Файфман. – Не понимаю.

– Когда мы сели пить чай на вашей кухне, – продолжила я, – вы достали красивый темно-синий бокал с золотой надписью «Руфина». Имя у вас редкое, поэтому я акцентировала на ней свое внимание, а вы сказали, что кружка сделана на заказ.

– Подумаешь, – пожала плечами Файфман, – сейчас только плати деньги и получишь любой сувенир.

– Верно, – улыбнулась я. – Но, когда я привезла Ивана Сергеевича домой и решила напоить его чаем, нашла в шкафчике у Доброва однотипную чашку со словом «Ваня», она резко выделялась на фоне белых чашек с цветочным рисунком, которые, по-видимому, приобретала Люба. Бокал Ивана Сергеевича – явная пара с вашей кружкой. Я перевернула чашку Доброва вверх дном и обнаружила надпись: «Ich liebe dich». В переводе с немецкого это значит: «Я люблю тебя».

Спорю, на вашей такие же слова! Милый романтический жест. И снова я готова поспорить на крупную сумму, это ваша идея. Вы приобрели чашечки и преподнесли одну Ване со словами: «Будем пить чай и думать друг о друге».

– Глупости, – без особой уверенности возразила Руфа, – мы с Ваней друзья. И я не ходила к Олегу Евгеньевичу.

– Просила же вас, давайте не будем тянуть время, – вздохнула я, – у госпожи Файфман ногти украшены стразами. Один из камушков отвалился на кухне и остался на полу. По-нашему это называется уликой. Если вы положите руки на стол, я сразу увижу, где был стразик.

Файфман сжала пальцы в кулаки:

– Нет.

– Право, смешно, – горько сказала я, – есть такая штука, как экспертиза. Она докажет, что страз, найденный в квартире Олега Евгеньевича, идентичен тем, что продолжают украшать ваши руки. Камушки из одной партии. Совпадет и клей. Ну, Руфа, очень опрометчиво было бросаться к Медову. Хотя я вас понимаю! Случайно в запале вы обронили имя терапевта, а я уцепилась за вашу оплошность и давай задавать вопросы. Неужели я похожа на дуру, которую можно убедить, что я услышала «Олег», когда вы на самом деле сказали «Алик»? Вам следовало небрежно заметить: «Любочка в подростковом возрасте посещала психотерапевта, вроде его звали Олег Евгеньевич. Хороший специалист, он сделал из буки приятную девушку».

И все. Я бы не зациклилась на этом, но вы начали выкручиваться и вызвали у меня подозрение. Любой человек подумает: наверное, доктор важная фигура во всей этой истории, раз Файфман так старается его спрятать. Кстати, Иван тоже совершил ошибку. Придя к нам впервые, он весьма подробно рассказал о своей матери, Анне Егоровне, о том, как она и Мария Николаевна посватали детей, но ни словом не обмолвился о своей подруге детства Руфине. Когда я, услышав, что Доброва отказывается сдавать костный мозг, посоветовала Ивану Сергеевичу отвести супругу к психотерапевту, он воскликнул: «Все мозгоправы шарлатаны, дают тупые советы, а дурочки вроде Любы ведутся и давай их указания в жизнь воплощать». Я тогда не обратила внимания на его замечание, но сейчас трактую его как признание того, что Люба посещала доктора.

– Чушь! – фыркнула Руфина.

– Олег Евгеньевич успел рассказал мне о Любе, – продолжила я. – Она пришла к нему в испуге, не понимая, что происходит! Откуда у вас тетради Добровой?

Руфа вздернула подбородок:

– Я уже говорила, она мне их сама принесла! Задумала самоубийство и решила покаяться!

– Ладно, – кивнула я, – сейчас озвучу свою версию событий. Руфина всю жизнь любит Ивана, мечтает выйти за него замуж, но не судьба. Для Ванечки дочь Эсфири Мироновны – «свой парень», на таких не женятся, это все равно что лечь в постель с родной сестрой. Но Руфина не теряет надежды. И вдруг – бац! – Ваня влюбился в Любу, которая из хмурого подростка превратилась в очаровательную девушку.

Добров пытается ухаживать за дочкой Марии Николаевны, но та обожает Бутрова и отвергает любые попытки Ивана сблизиться с ней. На некоторое время ситуация замораживается, но потом Любочка беременеет и спешит прикрыть грех. Понимаю ваши чувства: заклятая подружка захватила того, кто должен был принадлежать вам. Руфина, почему вы поменяли работу?

– Нашла лучшую, – незамедлительно ответила Файфман.

– С таким же окладом в однотипном музее, – уточнила я, – по странному совпадению после вашего ухода начинается чертовщина. Умирает Галина, затем под Новый год лишается жизни Майя, в марте хоронят Каминского. Думается, вы каким-то образом обнаружили дневники Любы и поняли – вот он, шанс заполучить в свое распоряжение Ивана Сергеевича. Надо воплотить в жизнь фантазии Добровой, а потом объявить:

«Любовь убийца, она спала с Алексеем Николаевичем, родила от него Надю, а потом решила убить Галину, чтобы занять ее место. Майя и Владимир случайные жертвы, их она уничтожила, чтобы всех запутать».

В качестве доказательства вы могли указать на тайник, где хранятся записи Любы. Легко сделать генетическую экспертизу, и специалисты выяснят, кто биологический отец Наденьки. Ваши слова подтвердятся, и никого не удивит, когда Люба покончит жизнь самоубийством. Так и получилось! Я знаю, где вы раздобыли «предсмертную записку». Она часть дневника. Вы хотели остаться вне подозрений, поэтому и поменяли место работы до начала спектакля.

– Вам это могло сойти с рук, – подал голос Приходько. – Но вы не знали, до какой степени Иван любит детей и жену.

– Он ее не выносил, – покраснела Руфа.

– Обожал, – засмеялся босс, – до потери пульса.

– Нет! – повысила голос Файфман. – Ошибаетесь!

– Вы зря теряете время, – плеснула я масла в пожар ревности. – Иван просто сох по Любе!

Руфина улыбнулась:

– Нет.

– Почему же? – с подкупающей искренностью осведомился Коробок. – Мужу следует обожать супругу!

– Страстно обожать, – сгустил краски Приходько.

– Невероятно любить, – вкрадчиво произнесла я.

Глаза Руфы забегали из стороны в сторону.

– Но он не уйдет в монастырь от горя! – предположил босс.

– Точно, – закивала я, – мужчины быстро утешаются.

В сумке Файфман зазвонил телефон. Ну кто может побеспокоить вас после часа ночи? Только очень близкий человек. Та же мысль явно пришла в голову Приходько, поэтому он сказал:

– Ответьте, вдруг что-то экстраординарное случилось.

Руфина, чье лицо сейчас напоминало красную подушку, сцапала мобильный и поднесла его к уху.

– Нет, не сплю! Ну… а… да…

Димон, Приходько и я уставились на Руфу, а та лишь изредка выдавливала:

– Э… ага… да…

Она замолчала секунд на сорок, затем вновь промямлила:

– Ну… давай поговорим позднее, пожалуйста, умоляю, милый, дорогой, все только ради тебя… ты врешь… ты не можешь так со мной поступить, а… а… а…

Руфина изо всей силы отшвырнула сотовый, хотела разбить его о стену, но телефон не долетел, упал на диван. Файфман зарыдала горько и отчаянно. Мне, несмотря на все, что я знала об этой женщине, стало ее жаль. Димон встал, взял телефон и присвистнул.

– Вам звонил Иван Сергеевич. Чем это он вас так обрадовал?

Руфа стиснула кулаки, прижала их к груди и замерла.

– Он пользовался вашей любовью, – с удрученным видом произнес Приходько.

– Думаю, Иван сказал вам: «Давай останемся друзьями», – предположила я. – Вы ради него сделали все, а он оказался неблагодарным.

Коробок сел за стол и погладил ладонью ноутбук.

– Не хотел вам давать слушать запись, но сейчас вижу, какой стресс вы испытываете, поэтому включу.

Димон сделал движение указательным пальцем. По комнате полетел треск.

– Мы прослушивали телефонные разговоры Доброва, – грустно произнес Федор, – обычная практика, и наткнулись на эту беседу. Внимание.

Сквозь шум прорвался женский голос:

– Алло! Ваня, ты где?

– В машине, солнышко, – ответил Добров, – стою в пробке.

– Отвратительно слышно, – возмутилась собеседница.

– И не говори. Деньги за связь дерут, а о качестве не думают.

– Мы сегодня встретимся?

– Нет, не получится.

– Ваня!!! Я соскучилась!

– Леночка, я еду в больницу.

– Ну и что? Давай после поедем поужинать!

– Никак не выйдет!

– Ваня, зарулим в наш обожаемый «Мур», ты закажешь осетрину, а потом, о! Могу рассказать, что потом! Хочешь?

– Ленуся, не дразни. А то я поверну и поеду к тебе.

– Давай, дорогой, разворачивайся!

Иван издал то ли смешок, то ли кашель.

– Пожалей меня. Наде совсем плохо, Любка окончательно сошла с ума.

– Ваня! Она и до болезни девочки была психованной! Что ты нового узнал?

– Твоя правда, любимая, – вздохнул Добров. – Как она мне надоела!

– Так уходи, – сказала Леночка.

– Не могу ее бросить, – прозвучало в ответ, – Люба больна. Но скоро все прекратится.

– Скорей бы, – капризно протянула Лена, – а Руфина? Липучка для мух!

– Руфа со мной с детства, – устало ответил Иван. – Я многократно давал ей понять, что у нас ничего не получится, но она словно не слышит.